Грозное лето
Шрифт:
– Как это ни при чем? Старшина тебе дает хорошие продукты, да ты, Миша, не умеешь ими пользоваться. Ты сам на перловке жевательную мощность потерял и теперь хочешь, чтобы и мы остались без зубов. А разведчику крепкие зубы нужны... Так ведь, Аким?
Аким не ответил.
– Впрочем, наш Аким и с зубами - беззубый. Немцев по головке гладит. Знала бы об этом Наташа, она бы на него и смотреть перестала. Девушки не любят слабонервных нюнь... Им настоящие парни больше нравятся, вроде вот меня. А что толку от тебя, Аким? Вот раскусит хорошенько Наташа, сразу...
Сенька
– Ты!.. Когда ты перестанешь...
– захрипел он, весь содрогаясь.
– Если ни черта не понимаешь, так учись! Заладил одно и то же! Глупо все, неумно!..
– губы Акима тряслись.
– Дальше своего носа ничего видеть не хочешь!.. Парторг, видимо, совершенно напрасно хорошие слова на тебя тратит!.. И вообще мне надоели твои остроты, Ванин! Поищи для них кого-нибудь другого!.. А я больше не хочу ни говорить с тобой, ни слушать твоих неумных шуток!..
Сенька опешил и не знал, как защищаться.
– Ты, ты... Аким! Что взорвался-то?..
– наконец пробормотал он, пытаясь все обратить в шутку.
– Или тебя собака бешеная...
– Что мне с тобой говорить?
– все еще взволнованный, но уже более спокойно продолжал Аким.
– Тебе кажется - только ты один по-настоящему воюешь, а другие - так себе!.. Впрочем - довольно!.. И прошу тебя об одном - не подходи больше ко мне!..
Сенька остолбенел: этого он мог ожидать от кого угодно, но только не от Акима!.. Растерянный и жалкий, Сенька пытался оправдываться, но Аким уже не слушал его. Он вскочил из-за стола и, ссутулившись, метнулся прочь. Округлившимися глазами Ванин смотрел ему вслед, мигая светлыми, опаленными ресницами. Казалось, он готов был зареветь.
Аким выскочил в огород. С размаху сел на кучу обмолоченной соломы. Раздувая ноздри, втягивал в себя знакомый с детства горячий, душный запах полыни и сухой березки. Мальчонкой он любил зарываться в соломе, проделывать в ней норы, устраивать с товарищами кучу-малу, прыгать с высоких копен. В этих ребячьих играх всегда принимала участие и Наташа. Она больше находилась среди ребят, а не с девочками: за это подруги сердились на нее.
Запах полыни, мысли о Наташе успокоили Акима, но тут же в сердце возникла безотчетная тревога. Не оттого ли, что лейтенант зашел к Наташе? Аким задумался. Ревность?..
Аким лег на солому, стал задумчиво смотреть на небо, редкими белесыми облаками сбегающее за синеющий горизонт.
"А этот... ну чего ему от меня нужно?
– подумал Аким, вспомнив Сеньку.
– Пристал и пристал!.."
Когда офицер вошел в хату, Наташа быстро одернула на себе гимнастерку, отбросила на спину густые светлые кудри и, смущаясь, доложила:
– Товарищ лейтенант, санинструктор Голубева! Занимаюсь перевязкой раненых!
– Вольно!
– шутливо-громко скомандовал Марченко.
– Почему не представились раньше?
– изогнув брови, с напускной строгостью спросил он.
– Простите, товарищ лейтенант. Но вас не было.
– Ладно. Пустяки это, - уже серьезно заговорил он.
– Как устроились?
– Спасибо. Очень даже хорошо.
– Так
– удивился Марченко, не спуская с разрумянившегося лица Наташи своих цепких глаз.
– У вас чудесные ребята. Это они мне все устроили.
– Ребята, конечно, молодцы. А командир?
– он засмеялся одними глазами.
– Каков командир - таковы и его подчиненные. Так ведь говорят, товарищ лейтенант?
– нашлась она и тоже засмеялись. На ее щеках и полном подбородке горели алые ямочки.
– Вы, кажется, знаете нашего Ерофеенко? Он говорил мне о вас.
– Да, он мой друг.
– Вот как? Даже друг.
– Друг, - подтвердила она с гордостью и даже, как показалось лейтенанту, с некоторым вызовом.
– Так вы спешите с ним увидеться. Через два часа рота уходит на серьезное задание.
Марченко заметил, как девушка сразу немного побледнела.
– Не волнуйтесь, - успокоил он ее.
– Все будет и порядке. Аким вернется. Мы ведь разведчики, и такие разлуки будут у вас часто.
– Марченко ласково глядел на девушку. Ему очень хотелось ей понравиться.
– Не бойтесь... Наташа!
Она с благодарностью посмотрела на его худое красивое лицо. Потом вышла вслед за командиром роты во двор. Поискала глазами Акима среди расположившихся на бревнах и чистивших автоматы разведчиков и не нашла его. Лачуга, коловший дрова, указал ей на огород.
Аким лежал на соломе, заложив руки за голову, и задумчиво глядел на небо. Услышав скрип калитки и увидев в ней Наташу, он стремительно вскочил на ноги, стряхивая с себя прицепившиеся соломинки.
– Наташа! Здравствуй, родная моя!..
– Здравствуй, Аким!..
Ерофеенко обнял ее и тихо, как ребенка, поцеловал. На ее тонкой, почему-то не тронутой загаром шее, как в ту памятную ночь их первой встречи, билась крохотная жилка. Светлые волосы наполнились воздухом и пылали.
– Ну... желаю тебе счастья, Аким!.. Ведь ты тоже идешь?
– Конечно!
– А меня не возьмете?
– Нет, Наташа, лейтенант не разрешит...
– Ты... побереги себя, Аким!.. Прошу тебя!..
Он улыбнулся.
– Да разве мы впервые уходим на такое? Не беспокойся, Наташа, все будет в порядке!
– Ну, я жду тебя, родной!
Они вышли во двор.
Там их встретил Ванин, очевидно давно ожидавший Ерофеенко.
– Давай... автомат твой почищу, - услужливо предложил Сенька.
Но Аким молча прошел мимо.
– Ты почему ему не ответил?
– спросила Наташа Акима.
Ей было очень приятно, что об Акиме заботятся другие разведчики. Она не знала, что Аким только что рассорился с Сенькой.
5
Дивизия Сизова залегла в трех километрах от Краснограда, перед небольшим селением. Противник яростно отстреливался. По показаниям пленных офицеров, немцы стремились во что бы то ни стало удержаться на этом рубеже и сосредоточили для контратаки около двух десятков тяжелых и средних танков, а также восемь бронетранспортеров. Однако сведения, полученные от пленных, требовали подтверждения.