Грозовой август
Шрифт:
Когда Русанов подошел к Хайсандой-Нуру, в озере уже плескались танкисты и десантники головной походной заставы. Над водой двигались, поблескивая, белые плечи, смуглые шеи и лица. Тянуло прохладой, еле уловимым запахом озерной тины и прелого камыша.
Русанов вышел к песчаному откосу и увидел чем-то изумленного Волобоя.
— Батюшка ты мой! Сережка! Да ты ли это? — спрашивал комбриг стоявшего перед ним Иволгина. — Откуда тебя вынесло?
Иволгин смахнул стекающие с мокрого лица струйки воды, уставился
— Постойте, постойте...
В комбриге он с трудом узнал того самого капитана-танкиста, с которым выбирался когда-то из Брянских лесов. Те же черные цыганские глаза, тот же веселый прищур. Только шире, вроде, стал танкист в плечах, а вместо черного буйного чуба на голове серебрились поредевшие волосы. Иволгин вспомнил, как вытаскивали они из танка полуживого чубатого капитана и как перенесли его на плащ-палатке в санитарную повозку почти в безнадежном состоянии.
— Товарищ полковник, да как же вам удалось выжить?
— Удалось, дружище, удалось! Не будем вспоминать — будь оно проклято. — Волобой обнял Сережку сильными ручищами.
К ним подошел Русанов.
— Вы, никак, знакомы? — спросил он.
— Знакомы — не то слово! Воевали вместе в Брянских лесах. И был он при мне не кем-нибудь — адъютантом для особых поручений. — Волобой влажными глазами смотрел на Сережку. — Теперь его сразу и не признаешь. Вон какой вымахал! Усы пробиваются. Офицером стал!
— Чайке спасибо. Он определил меня в училище... А сам куда-то пропал. Не знаю, жив ли?
— Чайка? Он жив! Служит на Тихом океане. Оттуда пособлять нам будет, — радостно сказал Волобой. — Только постой, постой, — комбриг вновь оглядел бывшего адъютанта. — Почему же ты, бисов сын, не пошел в танкисты? Я что наказывал?
— Так получилось. Угодил в пехоту.
— Недоглядел, видно, Чайка. Придется с него после войны стружку снять...
— Не стоит, товарищ полковник. Все равно мы теперь вместе воевать будем.
— Что верно, то верно.
— А мы-то считали, что вас разбомбило. Ведь повозка тогда не вернулась.
— Значит, повозку разбомбило на обратном пути.
Иволгина окликнул Хлобыстов. Услышав его голос, Волобой спросил:
— С Хлобыстовым спаялся? Хороший он парень. А его брат Степан командовал нашим полком. Остатки полка мне пришлось выводить. Хлебнули мы горюшка. Кроме нас еще две роты вышли из окружения. И снова полк сформировали, знамя-то мы сберегли.
Танки Андрея Хлобыстова подошли к берегу озера. Из лозняка вынырнула головная машина. У башни сидел капитан Ветров и рукой указывал вдаль, должно быть говорил бойцам о халхингольских боях.
— В том танке — знамя нашей бригады, — сказал Волобой. — Там и шашка твоего отца. Мы его не забываем. Партизаны спасли наш отряд и Знамя...
— Спасибо за память, — тихо сказал Иволгин.
— Вырос ты, Сережка, с тех пор. Впрочем, все мы выросли. И сил у нас с тобой теперь — не то что в Брянском лесу. Здесь война, дружище, начнется не так, как на Западе. Хватит. — Волобой подумал о предстоящем рывке к Хинганским перевалам.
— У нас в училище дирижером был Илья Алексеевич Шатров, тот, который вальс написал про маньчжурские сопки. Так он называл победу на Востоке венцом Отечественной войны.
— Венец? Хорошо сказал! — заметил Волобой.
Они переглянулись, помолчали. Издали донесся глухой гул моторов. К озеру подходили новые танковые батальоны, самоходные артиллерийские дивизионы.
В узком Тамцак-Булакском выступе и на прилегавших к нему монгольских землях сосредоточивались главные силы Забайкальского фронта: танковая армия, три общевойсковые армии, а за ними стояли на аэродромах готовые к вылету самолеты-бомбардировщики воздушной армии.
Здесь — направление главного удара.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
I
Военные действия на Востоке начались в ночь на 9 августа, ровно через три месяца после окончания войны на Западе. Наступление развернулось по всему фронту — в пять тысяч километров — от Посьета до сыпучих песков Чохарской пустыни.
По Квантунской армии, укрывшейся за горными хребтами, водными преградами и железобетоном приграничных укрепрайонов, ударили одновременно войска трех наших фронтов.
Армии 1-го Дальневосточного фронта наносили главный удар из района Гродеково в направлениях Муданьцзян, Харбин и Гирин, Чанчунь. В ту ночь в Приморье бушевал сильный ливень. Грозовые раскаты в темном, иссеченном молниями небе слились с мощным грохотом снарядов над Хутоуским укрепрайоном. Сплошной гул на земле и в небе можно было принять за протяжное эхо, долетевшее сюда от последних артиллерийских канонад, потрясавших спасенную Европу.
В час ночи по хабаровскому времени пошли в наступление войска 2-го Дальневосточного фронта, взаимодействовавшие с Амурской флотилией. Корабли вошли в Сунгари и двинулись вверх по течению, содействуя войскам 15-й армии, наступавшим на Харбин вдоль реки.
Необычайно тихо, почти бесшумно началась война на главном направлении Забайкальского фронта.
Танковая бригада Волобоя после недолгой стоянки в выжидательном районе совершила стокилометровый марш и ночью вышла на исходный рубеж — к приграничной сопке Ара-Бурды, напоминавшей чем-то Бутугур. Вышла и замерла в ожидании.
Тишина. На монгольскую степь спустилась темная душная ночь. Разогретые за день травы источали густой, терпкий запах. Из-за крутой горбины Ара-Бурды выплыла на минуту луна и тут же исчезла, запутавшись в дымчатых тучах.