Грозовой Сумрак
Шрифт:
– Да. И что ты хочешь за это знание? – спросил он, касаясь губами моей кожи. – Король Самайна вряд ли рассказывал тебе все это просто так…
– Он рассказывал только то, что сам хотел рассказать. – Я улыбнулась, вспоминая темные холодные вечера, проведенные у жарко горящего камина в охотничьем доме Габриэля. – От меня требовалось только слушать… только быть рядом… Сидеть по другую сторону жаркого костра или в плетеном кресле у камина и просто слушать его рассказы. Чувствовать прикосновения ветра. Как снежинки тают на губах, как капли дождя скользят по щекам. И принимать его руку, когда он провожал меня по тропинке в солнечную середину осени. Не больше –
А еще танцевать с ним на заметенной снегом и палой листвой поляне, бежать наперегонки с ветром в черном, оголенном Самайном лесу, протягивать к нему руки через снежный вихрь – только чтобы найти его в прозрачно-синем звездном небе, в последнем луче заходящего солнца, в зеленых волчьих глазах…
Габриэль…
Почему ты позволил мне вручить Кармайклу верную смерть под видом спасения?
– Он играет тобой, маленькая ши-дани, – ответил Рей, чуть отстраняясь. – Но в этом он не прав… – Не закончив фразы, он поцеловал меня в уголок губ. – Совсем.
Рейалл замолчал, взяв мое лицо в чашу ладоней, жестких, шершавых, и рассматривая меня, как будто впервые увидев. Серьезно. Сосредоточенно. Так смотрятся в зеркало, стремясь отыскать изъяны в собственном отражении, оценить изменившиеся за годы черты, поймать выражение глаз. Взглянуть на себя со стороны.
А потом он просто поцеловал меня. Крепко. По-настоящему.
Привкус крови на языке – соленый, металлический. Я словно пила его жизнь через этот поцелуй, жаркую, настоящую, молодую и порывистую, трепещущую от нетерпения в преддверии свободы, и это меня пугало и одновременно притягивало. Как некоторых людей тянет под открытое небо во время грозы или отправиться в море перед началом бури, несмотря на извечный страх перед молниями и штормом, так и я стремилась к этой неизведанной, непонятной жизни, по ошибке или недосмотру заключенной в тиски почти человеческого тела. Фаэриэ вздрогнул, по его спине пробежала легкая дрожь, кончики пальцев закололо крошечными иголочками, будто бы внутри тела Рея возникла небольшая молния, пока он испивал этот поцелуй до дна как чашу, наполненную хмельным вином.
– Видишь… – Голос его был неожиданно хриплым, чуть дрожащим и очень низким, с рокочущими нотками. – Ты всё можешь, моя маленькая ши-дани. Всё.
– Но я… больше ничего не буду делать… пока ты хотя бы не отмоешься от крови, – с трудом выдохнула я, чувствуя, как колотится сердце Рея под моей ладонью, будто бы едва удерживается от того, чтобы не выпрыгнуть из груди прямо мне в руки. – Мне не нравится вкус крови на губах.
– Как пожелает прекрасная госпожа. – Фаэриэ торопливо разжал руки, поднялся с земли, натягивая изгвазданные темными пятнами от земли, травы и холодной крови брухи штаны. – Надеюсь, ты дождешься моего возвращения?
– И куда ты собрался в таком виде? – поинтересовалась я, вытаскивая из сумки небольшой отрез тонкого белого полотна, которое с равным успехом можно было пустить как на бинты, так и на нижнее белье, кое-как откромсала небольшой кусок и направилась к шелестящему под корнями раскидистого дерева ручейку. Хотя бы умоюсь и промою порезы – всяко легче будет.
– За своими вещами. – Рей обулся, затянул широкий кожаный пояс, подхватил с земли узкую саблю и оброненный мною охотничий кинжал. – Не хочется оставлять их в качестве подарка жителям деревни.
– Мог бы хотя бы умыться, не так народ пугать будешь…
– Как сказать… – Фаэриэ сунул нож в ножны, наклонился и поднял отрубленную голову брухи за остатки пегих волос. Улыбнулся жутковатой кривой усмешкой. – Думаю, селяне будут
Рейалл подмигнул мне и направился по дорожке из примятой травы обратно к деревне, беспечно помахивая отрубленной головой сумеречной твари – как будто не голову нес, а узелок с припасами.
Кстати, о припасах…
Я наклонилась над прозрачным ручейком, ожесточенно растирая кожу холодной водой, счищая подсохшую кровяную корочку лоскутом ткани. Плохо будет, если Рей не догадается попросить что-нибудь из еды, – придется ловить зайцев в лесу или еще какую-нибудь некрупную живность, а сейчас только начало лета, и зверье по большому счету худое, неоткормленное. Хотя, может, удастся наловить рыбы в реке, что протекает где-то неподалеку, но чем ловить – непонятно. Вряд ли мой плащ подойдет в качестве сети, разве что удочку из подручных материалов смастерить…
Похоже, придется последовать за Реем в деревню и напомнить о том, что подвиги подвигами, а кушать хочется не только нежити и людям, но и волшебным существам вроде ши-дани или фаэриэ, особенно сейчас, когда один из нас ослаб от потери крови, а у другой упадок сил после запретного и выматывающего колдовства.
Я обтерла чистое лицо рукавом, наскоро набросила длинную нижнюю сорочку, и, собрав в охапку раскиданные по поляне вещи, побежала догонять своего спутника…
Берег реки был пустынным, мелкий речной песок вперемешку с галькой покрывал отмель, заросшую по краям густой осокой и камышовыми островками. Солнце отражалось на поверхности покрытой мелкой рябью воды так ярко, что глазам было больно смотреть на сверкающую летним золотом водную гладь, а нагретый воздух поднимался над узкой запыленной дорогой душным, жарким маревом.
Рей все-таки вошел в деревню именно в таком виде, в каком грозился – обнаженным по пояс, со свежим розовым шрамом на бледной, незагорелой груди, покрытый пятнами своей и чужой крови. Не скрываясь от испуганных людских взглядов, не пытаясь выдать себя за человека, фаэриэ молча, неторопливо прошел по главной улице к дому, где мы останавливались на ночлег, поднялся на высокий порог, держа в опущенной руке отсеченную голову брухи.
Дверь ему открыли с первого же стука.
О чем Рей говорил с бледным, исходящим холодным потом человеком, я не слышала, но потрепанная сумка и объемный узелок из беленого домотканого льна были выставлены на порог удивительно быстро. Что неудивительно, учитывая трофей в руках фаэриэ, который он, уходя, одним сильным движением насадил на тын перед домом старосты деревни. Не то в напоминание, не то в качестве предупреждения, но, скорей всего, Рейаллу просто захотелось освободить руки для более приятных и нужных вещей.
Когда мы покидали поселение, какая-то женщина, закутанная в слишком теплую для лета вязаную шаль, протянула мне завернутый в полотенце горячий еще, только вынутый из печи, каравай хлеба и деревянную коробочку с крупной желтоватой солью. Посмотрела на Рея выцветшими от старости, слезящимися не то от яркого света, не то от дорожной пыли, поднятой в воздух порывом ветра, глазами и молча скрылась за покосившимся, потемневшим от времени и непогоды хлипким забором.
Этот каравай с пригоревшими к нижней корочке капустными листьями сейчас мы и доедали по дороге к реке, и, по правде говоря, этот крестьянский хлеб из ржаной муки казался мне вкуснее любого из лакомств волшебного Холма.