Грубая обработка (сборник)
Шрифт:
Какое-то время Гарольд Рой слышал запах ладана, видел раскачивание кадила, размытый затемненный профиль в глубине исповедальни.
Резник сидел спокойно, не двигаясь. Просто смотрел и ждал.
– Обо всем этом, – начал Гарольд, слова его выскакивали, кувыркаясь, – что было там сейчас? И в тот день, когда я… когда я ударил его… вы хотите, чтобы я рассказал об этом?
Резник не спеша выпрямился на стуле. Путаное вступление режиссера осталось без ответа. На лбу Гарольда Роя, вокруг бровей и на крыльях носа выступили
– Не об этом?
Резник покачал головой.
– О чем же?
– Вы знаете, Гарольд.
– О Боже! – Он опустил голову и зажал ее руками, как бы прячась от надвигающейся опасности. «Натяни себе на голову одеяло, и все страшные вещи исчезнут». Он не помнил, когда его пульс был таким частым и мощным.
– Ограбление, – спокойно подсказал Резник. – Почему бы вам не начать с этого? Затем вы постепенно можете перейти но всему остальному.
– Хорошо, – согласился Гарольд чуть ли не с признательностью. – Хорошо, я начну с этого.
Когда телефон зазвонил в первый раз, Мария принимала душ и ничего не слышала. Второй звонок застал ее на диване. Она лежала, вытянув ноги, и читала статью в «Гуд хаускипинг» о том, как следить за своим весом. Вот это здорово! Пока она дошла до конца предложения, засунула ноги в тапочки, телефон замолчал. Всего десять звонков! Кто, черт побери, бросает трубку после десяти гудков? Конечно, это не Грабянский. У него больше терпения.
Безобразие! Все эти стоящие там бутылки ждут, когда их кто-нибудь откроет. Ее рука затряслась в самый неподходящий момент, и джин полился через край стакана на халат, руки, на пол.
«Черт бы тебя побрал, Мария! – выругалась она про себя. – Ты становишься мерзкой пьянчужкой».
Она знала, что ей следует вызвать такси и отправиться в город – в кино, например. Должен же где-нибудь идти приличный фильм с хорошей старомодной супружеской изменой. Например, Кирк Дуглас бросает свои архитектурные разработки и отправляется вслед за Ким Новак, которая оставляет навсегда на остановке школьного автобуса своего ребенка и уходит в красном платье с открытой спиной и без бюстгальтера. Как называлась эта картина?
Гарольд сразу назвал бы ее. Надо будет не забыть спросить об этом у него. Он знает все фильмы между 1932 или 1933 годом и вплоть до конца шестидесятых. Гарольд может назвать актеров, режиссеров, название студии, дату выхода на экран, иногда даже название кинотеатра. Единственный, кого он не мог назвать сразу, – это сценарист. Все равно очень впечатляюще. Тип ума, для которого была создана телеигра «Счастливый случай».
До смешного тривиален этот Гарольд. Она опустила кончик языка в свой стакан. Если пить так, то стакана ей хватит на целый час, а может быть, и дольше. Нет, она была несправедлива к этому ублюдку. Он вел себя хорошо, когда ворвался в дом и обнаружил их в ванной.
Когда телефон зазвонил снова, она заторопилась, споткнулась и чуть не упала.
– Где ты был? Я сижу одна целый день, страшно беспокоюсь, жду, когда ты позвонишь. Что случилось?
– Я звонил, – заявил Грабянский, – дважды.
– Значит, это был ты?
– Если ты была дома, то почему не подошла к телефону?
– Я не успела.
– С тобой был кто-нибудь?
– Никого. Я сходила с ума весь день.
– Ты пила?
– Ты хочешь сказать, что я уже и выпить не могу?
– Я ничего не говорю.
– Ты пила – вот что ты сказал.
– Я просто констатировал факт, вот и все. Ты была…
– Я знаю, знаю, я пила. А что я, по-твоему, должна еще делать? Болтаюсь здесь с утра, жду звонка. Ведь ты сказал мне, что позвонишь!
– Я звонил.
– Но это уже после обеда.
– Прости. Я был занят.
– Планировал новое ограбление?
Грабянский не ответил.
– Джерри, послушай, не делай этого. Я беспокоюсь за тебя.
– Очень приятно.
– Нет, это неприятно. Я не привыкла сидеть дома и беспокоиться.
– Тогда успокойся.
– Не могу.
Снова молчание. Мария пыталась представить его. Чем он занимается? Звонит из автомата или нет? Теперь, с этими современными телефонными аппаратами, невозможно определить разницу.
– Здесь была полиция, – сообщила она.
– Что им было нужно? – Он пытался говорить спокойным голосом и тем же тоном, но это ему не вполне удавалось.
– Они знают, что я лгала.
– Откуда они могут это знать?
– Знают, и все.
– У них нет возможности узнать это.
– Он сказал мне: «Мы знаем, что, когда вы делали свое заявление, вы лгали».
– Именно так он и сказал? Этими словами?
– «У нас есть основания считать, что заявление, которое вы сделали, особенно в отношении описания тех двух людей, является ложным».
– А что ты ответила?
– Ничего.
– Совсем ничего?
– Я спросила его, почему он думает, что знает это.
– И?..
– Он как-то искоса посмотрел на меня…
– Черт!
– Вот именно.
– Он не говорил, что ты должна пойти в участок и сделать новое заявление?
– Нет еще.
– Почему еще?
– При данном положении вещей…
– Он так и сказал? Положении вещей?
– Может быть, он сказал «в данном случае».
– Ты не пошла на это? Я говорю, ты не согласилась изменять свои показания?
– Не совсем.
– Значит, ты согласилась.
– Я сказала, что, возможно, оглядываясь сегодня на то, что случилось, я допускаю, что могла ошибиться.