Группа первая, (rh +). Стабильное неравновесие (сборник)
Шрифт:
Водитель покосился на капитана-порученца и скупо обронил:
– Смеются.
– Над чем? – удивился Толмачев.
– А надо всем… Смеются, как дедовские виноградники бульдозерами корчуют, над собой смеются, над напастью этой – перестройкой, будь она неладна!
– Что, не рады они ей? – продолжил расспрос водителя Толмачев.
Водитель с усмешкой ответил:
– Как-то все через задницу, Сергей Иванович! Соседская девчонка, соплячка еще, на всю станичную улицу горланит: «Перестройка – мать родная, Горбачев – отец родной, на хрена родня такая, лучше быть мне сиротой!» Вот ведь до чего дошло: народ страх совсем потерял!
Капитан громко засмеялся. Генерал бросил на него хмурый взгляд, и тот умолк.
– Трофимыч, может, без страха-то лучше жить получится?
Водитель отрицательно покачал головой:
– Без страха браконьеры рыбу из Азова тащат, икру с рыбозавода тащат, из колхоза что ни попадя тащат. А верхушка районная и милиция совсем стыд потеряли: белым днем при всем честном народе не дома себе строят на ворованные деньги, а дворцы трехэтажные. Не умеет наш народ без страха-то, Сергей Иванович. Сталин, каким бы он ни был, а вот какую державу со страхом-то отгрохал!
– Вот как обыкновенный совок думает, товарищ генерал! – вставил капитан. – Ему кнут слаще пряника. Ну и страна!
– А ты что для нее сделал, чтобы вот так?.. – спросил Толмачев. – Твои однокашники в Афгане кровью умываются, а ты тут!.. Может, хочешь туда, к ним?!
– Я свое отпахал! – засмеялся капитан. – Рапорт на стол – и гуляй, Вася, в офицерах резерва!..
– Видал, Сергей Иванович! – кивнул на него водитель. – Как без страха-то!
– Со страхом ли, без страха – порвалась, видно, связь времен. Пришло время – и порвалась, – задумчиво обронил генерал и снял трубку зазуммерившего телефона: – Толмачев слушает. Чего у вас еще?!
От услышанного в трубке его лицо посерело, покрылось испариной. Положив трубку на рычаг, он отрешенно повторил:
– Порвалась связь времен…
– В семье что-то неладно, Сергей Иванович? – заглянул ему в лицо капитан.
– Только что за своим рабочим столом умер полковник Артамон Матвеевич Артамонов. Позаботься, капитан, чтобы похороны по высшему разряду, по-генеральскому!.. – помолчав, тихо ответил Толмачев.
– Есть по высшему разряду, – отчеканил капитан и невпопад добавил: – Я подумал еще, что-то он вчера вышел из вашего кабинета белее белого!
Толмачев ожег его тяжелым взглядом, и тот втянул голову в плечи.
– Вот ведь она, жизнь! Был человек и нету! – вздохнул водитель. – Святой человек был Артамон Матвеевич, и смертушку ему господь легкую дал, так сказать, на боевом посту.
Генерал согласно кивнул и отвернулся к окну.
Свернув с широкого проспекта в переулок, черная «Волга» прыгала на ухабах разбитого асфальта мимо обветшалых, десятки лет не ремонтировавшихся пятиэтажек. Клюнув носом, машина внезапно развернулась поперек проезжей полосы напротив захламленного сквера.
– Черт, одно к одному! – ругнулся водитель. – Колесо накрылось, товарищ генерал, сейчас запаску соображу! Уж извините, Сергей Иванович!..
Генерал кивнул в ответ и, открыв дверцу, вышел из машины. Его внимание привлекла сразу же просматривающаяся за чахлыми деревцами сквера очередь, тянущаяся змейкой от дверей магазина с надписью на фронтоне: «Вино – водка» – и скрывающаяся за углом. У самых дверей толклась толпа людей, стремящихся заполучить вожделенный спиртной напиток без очереди, но порядок регулировали два небрежно поигрывающих резиновыми дубинками бугая-милиционера. Несколько небритых, отечных мужиков в грязных строительных робах пытались пролезть к дверям без очереди. Однако группа стоящих в очереди молодых парней оттеснила наглецов от двери. В ответ те ответили заковыристым матом и кулаками, но номер не прошел: парни ответили тем же.
И тут брызнула первая кровь, раздался пронзительный женский визг… Уходящая за угол чинная очередь от этого крика сломалась и бросилась к дерущимся. В образовавшейся огромной толпе невозможно было понять, кто кого и за что бьет.
К Толмачеву, стоящему у «Волги», подошел адъютант и, понаблюдав за побоищем, разгоревшимся перед магазином, сказал:
– И это мой народ!.. Я должен им гордиться?.. Гордиться вот этими?.. Я должен подыхать за них, как майор Сарматов в Афгане?.. Нет уж, увольте, товарищ генерал, мимо денег!
– Я обдумаю этот вопрос, капитан! – ответил генерал голосом, в котором отчетливо слышались металлические нотки, и решительным шагом пошел к захлебывающейся мутной яростью толпе.
Бугаи-милиционеры, со спокойствием сфинксов наблюдавшие от дверей магазина за побоищем, увидев номера черной «Волги» и направляющегося от нее в их сторону представительного вида человека, спохватились и стали обрушивать направо и налево удары дубинок, что есть силы лупцуя людей по чему попало – по головам, спинам, лицам. Толпа моментально рассосалась, рассредоточилась. Люди стали расползаться по углам подсчитывать понесенные потери в виде выбитых зубов, разбитых, фонтанирующих кровью носов, выдранных волос и ссадин. Затем все снова заняли свои места в очереди, и она снова уползла гигантской змеей за угол магазина, растянувшись на многие десятки метров.
– Вот что значит власть! – заметил Толмачеву поменявший к этому времени колесо водитель. – А вы – без страха!.. Без страха на улицах средь бела дня друг дружку резать будут!
– Господи, до чего людей довели! – сквозь стиснутые зубы вырвалось у того. – Не кончится добром эта перестройка, Трофимыч! Помяни мое слово – не кончится!
– Ясное дело, ничего хорошего из этого не выйдет, – спокойно поддакнул Трофимыч. – Выпускают стадо из загона, оно куда бросается? Правильно, к реке… Кто-то напьется, кто-то на другой берег переплывет, а кто-то утонет, – рассудительно продолжил он.
Москва. Госпиталь имени Бурденко
3 июля 1988 года
«ЗИЛ», едко прозванный в народе «членовозом», и черная «Волга» к подъезду госпиталя подкатили почти одновременно.
– Рад встрече, Николай Степанович, рад! – поприветствовал генерал Толмачев вышедшего из «членовоза» пожилого человека с седыми волосами, постриженными ежиком, в очках, за золотой оправой которых прятались цепкие, не по возрасту молодые глаза. – Конечно, в Кремле при всем честном народе зачитать бы указ, ну уж служба наша не для огласки… – продолжил Толмачев.