Группа специального назначения
Шрифт:
Человек выкатился из кустарника, набросился сзади на опешившего оперативника. Крик застрял в горле, сильная рука сдавила шею. Перехватило дыхание, револьвер выскользнул из ослабевшей руки на землю. Он ударил локтем назад – тоже оружие. Но локоть пробил пустоту, а в следующий миг неизвестный провел ножом по горлу Фомина. Тело обвисло, забилось в судорогах. Фомин еще мог хрипеть.
– Тихо, товарищ, тихо, – вкрадчиво урчал убийца. – Все хорошо…
Следующий удар пробил трахею – брызнула кровь. Фомин повалился под капот, продолжая подрагивать. Убийца схватил его за воротник, отволок подальше от проезжей
Группа капитана рассредоточилась во дворе. Он был фактически замкнутый – большой пустырь, поросший сорняками и заваленный мусором, пара сараюшек в глубине двора, просевший амбар. Дровяная поленница перед ветхим сараем. Вход в дом находился здесь – крыльцо провалилось, торчали доски. Справа от крыльца лежала пара заржавевших бочек, непригодных для хозяйства, развалившаяся телега. Позади строений чернел лес.
– Растянуться, не маячить… – сипло командовал капитан. – Романчук, Гуревич – внутрь… – Он присел, напряженно всматривался в очертания сараев. Снова кольнуло в сердце – какое-то дурацкое чувство беззащитности… – Эй, Мищенко, а ну, присел…
Две тени скользнули к крыльцу. Романчук споткнулся, ругнулся сквозь зубы.
– Товарищ капитан, вы слышите, чтобы Фомин машину уводил? – выдохнул Мищенко. – Вроде должен уже. Ключи, что ли, потерял?
Предчувствие опасности сдавило грудь. Да это же засада, ядреный корень! Поздно ты все понял, старый дурак!
Романчук и Гуревич уже подбегали к крыльцу.
– Мужики, назад! – ахнул капитан. Все подстроено, их заманили в ловушку! А Мищенко, пока тот шарил по хутору, трогать не стали – больно мелковата мишень.
И в этот момент разразилась суматошная автоматная пальба! Стреляли как минимум с трех точек. Оперативники попали под перекрестный огонь. Люди метались, кричали. Гуревича сразило наповал – он покатился с крыльца, зарылся носом в землю. Романчук присел от неожиданности, метнулся в дом. Пули раскрошили косяк рядом с ухом. Он прыгнул через порог. Из дома грянула другая очередь – плохо Мищенко его осматривал! Там тоже кто-то прятался. Романчук далеко не ушел, пули прошили ему грудь. Верхняя часть туловища вывалилась на крыльцо, ноги остались за порогом.
Мищенко нырнул за бочку, пуля попала в голень, уже на излете. Он возился в груде железа, стонал от боли, полз за бочку, отталкиваясь здоровой ногой.
Капитан метался по двору, рыча от бессилия. Прыжок – он покатился за остов телеги, демонстрируя неплохую для своего возраста прыть. Пистолет он не выронил, но повредил левую руку – от боли в плече глаза полезли из орбит. Капитан выматерился, скорчился в три погибели, пришлось опереться на пострадавшую конечность – и чуть сознание не потерял от ослепляющей боли.
В мозгах сумятица. Запорол дело, допустил грубейшую ошибку, погубил людей, да и себя, похоже… Автоматчики перезарядили оружие, снова открыли огонь из укрытий. Режим тишины их больше не волновал – местечко отдаленное, если и услышат, то среагируют не сразу. Пули крошили землю, выбивали щепки из остова телеги. Долго так не выдержать – телега насквозь дырявая и не железная!
Капитана трясло, он не думал о себе. По-любому конец. Он попытался высунуться, хоть что-то разглядеть, сориентироваться по вспышкам. Пуля свистнула рядом, оторвала мочку уха. Кровь полилась за воротник, но капитан
Пальба прервалась. Послышались щелчки – бандиты меняли опустевшие магазины. Стрельбу вели из советских «ППШ» – совсем недавно поступивших на вооружение. Двор озарялся лунным мерцанием.
Из полумрака появились стрелки. Зашевелился силуэт в районе амбара, выступил вперед. Обрисовалась голова за поленницей с дровами. Из-за угла, со стороны дороги, возник третий – тот, что зарезал Фомина. Заскрипела половица в доме, четвертый отодвинул ногой перегородившего проход Романчука, но выйти не успел, отпрянул к косяку. Снова грянули выстрелы! Раненый Мищенко нашел в себе силы приподняться и теперь выпускал пулю за пулей в ближайшую мишень. Стонал раненый за поленницей, его отбросило к сараю, он сползал по стене. Остальные запоздало среагировали, но снова открыли огонь. Пистолет загремел в пустую бочку, Мищенко осел на землю, затих.
Злоумышленники глухо ругались по-русски, подходили ближе. Тот, что прятался за углом, побежал к раненому. Высунулась голова из дома, выбрался приземистый тип в длинной овчинной безрукавке. Он поднял автомат, прошил очередью тело под ногами – Романчук еще подавал признаки жизни.
Бандит спрыгнул с крыльца, бросил пару слов идущему от амбара сообщнику – рослому, подтянутому. Тот односложно ответил, ткнул ногой мертвого Гуревича, убедился, что с Мищенко все кончено. Схватил за шиворот висящего на оглобле капитана, опрокинул на землю. Пнул в сердцах:
– Спокойной ночи, товарищ капитан, в следующий раз умнее будете…
Они побрели за поленницу, где третий сообщник возился с раненым. Вспыхнул фонарь. Это был еще молодой худощавый мужчина с глубокими залысинами. Лицо посерело, сморщилось от боли. Пуля пробила левый бок. Сочилась кровь. Раненый тяжело, со свистом дышал, блуждали мутные глаза.
– Леонтий, ты как? – рослый мужик опустился на корточки, уставился на раненого.
– Все нормально, Архип, это не смертельно… – с хрипом выдавил пострадавший. – Перевяжите чем-нибудь… вот черт, столько крови потерял…
Он начал материться слабеющим голосом, откинул голову. Кровь сочилась сквозь пальцы, пропитывала рубашку, брюки. Сообщники переглянулись. Перевязывать рану было нечем. Пошарить в машине оперативников? Но сколько времени это займет?
– Терпи, Леонтий, все нормально будет, – пообещал рослый. – Берите его, тащите к лесу, там что-нибудь придумаем. Да живее давайте, не всю же ночь тут торчать.
Подельники взяли раненого за руки и за ноги. Обогнули сарай, понесли в поле. Приземистый тип постоянно спотыкался и выражался «по матери». Рослый досадливо поморщился – мелочь, а все же неприятно. Он встал с корточек, осветил фонарем землю. Снова поморщился, свалил с поленницы верхний слой заплесневелых осиновых чурок, разбросал ногами. Подумал – еще навалил. Хоть как-то эту лужу прикрыть. Посмотрел по сторонам – все тихо. Есть же в летних белорусских ночах свое особенное очарование…