Группа жертв
Шрифт:
– А! Всё-таки кто-то из полиции следит за порядком в этом вертепе! – облегчённо выдохнула она. – А то у меня, как у куратора главной выставки сезона, весь вечер душа не на месте. Вдруг кто-нибудь пролезет в выставочный зал и что-нибудь учудит. Знаете, если бы мы с вами проверили галерею, я бы окончательно успокоилась.
– Мне это совсем не трудно, – промолвил Райенвальд, вылезая из-за столика и галантно пропуская даму вперёд.
10
– Говорят, сейчас в моде интерактивные выставки – со светозвуковыми шоу, разными, там… голографическими экранами… – сказал Райенвальд, заходя в выставочный зал.
Его спутница, уже находящаяся внутри, обернулась и, нахмурившись, посмотрела на
– Подлинное искусство не нуждается в таких дешёвых фокусах!
– Совершенно согласен, – поддакнул следователь. Он с интересом осматривал помещение.
Было уже довольно поздно и, несмотря на отсутствие посетителей (в музее был выходной день), по пути сюда они изредка встречали задержавшихся на службе сотрудников. Здесь же, в отдельном отсеке, отведённом под выставку, царила почти полная тишина. Какие-то звуки все же присутствовали. Слух Райенвальда уловил потрескивание противопожарных датчиков, лёгкие вздохи климатической системы, нагнетающей воздух в вентиляцию, едва уловимое ритмическое тиканье сигнализации и те своеобразные, присутствующие в воздухе энергетические вибрации на грани инфразвука, неслышимые уху и присущие лишь старым домам, сплошь заставленным вещами с историей, и музеям, полным вековых, сотворенных руками человека, артефактов.
Дама, ведущая следователя сквозь анфилады музея, наконец остановилась у дубовой двери, вставила магнитную ключ-карточку в считывающее устройство и набрала код. Замок щёлкнул и двери впустили гостей в святая святых. В помещении пахло выдержанным деревом, металлической стружкой, картоном от упаковочных коробок в изобилии валявшихся на полу, и – стариной. Освещение включилось автоматически, но это был тусклый верхний свет, сродни аварийному. Развешенные на стенах классическим образом, картины тонули в полумраке. Почти все они были защищены пуленепробиваемыми стеклянными коробами. Галерея тянулась далеко вперёд и исчезала во тьме.
– Разве картины не должно быть… видно, – Райенвальд с недоумением обогнул упаковку на полу, на которой было надписано «лампа флюоресцентная».
– Конечно, – согласилась дама, – но выставка ещё не готова, откроется через несколько дней, а пока настраивают освещение для каждой картины индивидуально. Свет будет управляться компьютером с центрального пульта, сейчас же используется режим наибольшего сбережения шедевров. Когда галерея откроется для публики, всё будет идеально.
С этими словами она проследовала вглубь комнаты.
– Это всё – Босх? – спросил идущий за ней Райенвальд.
– Да! Это всё великий Босх, и, как я уже говорила, его картины не нуждаются в привлечении внимания с помощью блесток и мишуры. Достаточно выстроить экспозицию, грамотно создав систему акцентов, и успешно организовать освещение. Нам это в полной мере удалось!
– А что такого сложного – подсветить картину? – удивился следователь.
Дама развернулась на каблуках. Райенвальд отметил, что несмотря на почтенный возраст, она держится на них на удивление легко и изящно.
– Это, молодой человек… Максим, – припомнила она прочитанное в удостоверении имя, – очень нелегкая задача! Свет фактически определяет всё, что вы видите на картине! Слишком сильный или слишком слабый, он нарушит цветовой баланс изображения. Произведения искусства очень сильно меняются от освещения. Организовать превосходный галерейный многофункциональный свет – практически архитектурная задача, требующая высоких инженерных компетенций. Как минимум нужен набор из общих и точечных источников. И везде, везде таятся вызовы: светодиодный прожектор может исказить цветопередачу и сделать цвета блеклыми, галогеновые лампы способны нагреть воздух и вызвать тепловое расширение материала, что недопустимо! Глянцевые работы могут бликовать. Нормальный осмотр произведения обеспечивается бестеневым освещением. Правильное распределение световых потоков зачастую непосильная задача в некоторых музеях. Но не в нашем. Мы используем комбинацию из люминесцентной подсветки, светодиодных светильников,
Дама перевела дух и этим не преминул воспользоваться Райенвальд, прервавший возникшую паузу вопросом:
– А, кстати, почему все-все картины защищены бронированным стеклом? Они настолько ценные?
– Они бесценные! Вы, наверное, подумали, что это жикле, а это всё – оригиналы!
– Жикле?
– Так называют цифровые отпечатки копий шедевров на холсте, сделанные на высококачественном струйном принтере. Иногда, за неимением возможности выставить оригинал, галереи прибегают к экспонированию жикле. Здесь же вы видите исключительно картины руки самого Босха! Это мировые шедевры, которые мы собирали для этой выставки из разных стран много лет. Согласование шло не просто на уровне музеев или министерств культуры, а практически на уровне правительств! Юлия Владленовна Бальцевич, идейный вдохновитель этого проекта, профессор, ведущий российский специалист-искусствовед по Северному Возрождению, посвятила организации процесса несколько лет, – дама обвела рукой галерею. – Это уникальное собрание произведений из музеев Гента, Брюгге, Лондона, Мадрида, даже Вашингтона, Нью-Йорка и Филадельфии.
Поколебавшись долю секунды, Райенвальд переступил через протянутый по полу временный кабель и подошел к наиболее освещенной – хотя какое к черту освещение в этом сумраке! – картине, парящей на уровне глаз в своем хрустальном гробу. Если бы все экскурсоводы подавали информацию так доступно и интересно, как эта пожилая дама… Ему вспомнились напыщенные и занудные экскурсии школьных времен. А потом память услужливо подкинула перед внутренним взором улыбающееся лицо Нелли, симпатичного этрусколога и интересную рассказчицу, куратора раскопок, с которой он познакомился, расследуя убийство в отрытой в Подмосковье этрусской, будь она неладна, гробнице.
– Весьма эксцентричное полотно, – оценил следователь увиденное: на картине копошилась фееричная вакханалия самых невообразимых существ.
– Да, – подошла дама. – Вы верно подметили, эксцентричность одна из характерных особенностей творчества Босха. У вас талант замечать главное.
Райенвальд приосанился, довольный похвалой.
– Эти причудливые гротескные образы и составили славу художнику. Стиль работ Босха сложен и неоднозначен. – дама замолчала, прислушавшись. Несмотря на толстые стены и расстояние, до галереи изредка доносились особо громкие скрипичные запилы оркестра, сопровождавшего музыкальной игрой аукцион. Куратор поморщилась и продолжила: – Живописный мир Босха – это бесподобный хаос, тем не менее – цельный и единый, в котором адские существа подвергают грешников бесконечному в своем разнообразии ряду наказаний.
– Да уж, – следователь приник к стеклу, рассматривая изображенного в углу небольшого полотна живописного игрока в карты, приколотого к картежному столу, вокруг которого роились клыкастые демоны. – Пренебрег гипотезой, нарушил диспозицию – получи санкцию и последующее наказание, – перечислил он признаки правовой нормы и снова получил одобрение от собеседницы.
– Вы опять зрите в корень, – дама перешагнула кабель и встала с другой стороны от картины. – Картины, с одной стороны, предупреждение человечеству о том, что загробной жизни и возможного наказания за грехи не избежать никому, а с другой – они дарят надежду, что если вести себя праведно, вечных мук можно избежать, обретя в конце пути рай и вечность с богом.