Грустная история Глаши Веселовой
Шрифт:
– Хорошо! – крикнул Вася.
Я слезла с подоконника. Села за стол. Взяла нож и вилку. Значит, его зовут Вася. Василий.
Глава 4
Выяснилось, что мамина командировка в Африку – это не путешествие по континенту, а поездка в кейптаунский университет. Приятно было обнаружить, что я сразу вспомнила про столицы: не только Претория там главная, но ещё два города – Блумфонтейн и Кейптаун. В общем, молодец я. На этом приятности заканчивались.
Вечером, когда я вернулась из бассейна, мама была
– Да, представляешь, так быстро всё закрутилось. Ответ надо дать через три недели, то есть вот уже прямо подписать контракт и готовить документы. Самое главное, организовать Глашу. Не знаю, можно считать это вариантом или нет, посмотрим. И не говори. Это мягко сказано, что в шоке.
Я бросила в угол прихожей рюкзак с мокрым купальником, полотенцем и резиновыми тапками. Никакой, даже малюсенькой надежды, что всё это как-то само собой исчезнет, не оставалось. Вернее, надежда даже не успела образоваться. Мама выглянула из своей спальни и кивнула в сторону кухни, имея в виду, что там меня ждёт горячий ужин. Может, я тоже могу поехать в Африку? Всё равно учусь дистанционно. Почему это даже не обсуждается? Пока я мыла руки, переодевалась и развешивала сушиться своё купальное барахло, мама договорила и пришла на кухню.
– Почему меня нельзя взять? – я решила сразу перейти к прояснению главного.
– Почему тебя нельзя взять? – повторила за мной мама и положила на тарелку кроличью котлету. – Можно. Но это сложно… и не рационально.
– А оставлять меня здесь не сложно?! – перебила я маму. – Я у кого жить буду?!
Мама добавила к котлете салат с киноа и помидорами, который я очень люблю, и поставила передо мной тарелку. Видно было, что она очень старалась с этим ужином.
– Понимаешь, я уеду на три месяца. Не на год.
Вот так, не успеешь глазом моргнуть, и мама исчезнет. Какая разница, три месяца или год, время всегда тянется непредсказуемо, и у меня было подозрение, что это тот случай, когда месяц пойдёт за год. Вот так знать о предстоящих мучениях и соглашаться на них. А если станет совсем невмоготу? Куда мне идти в железных башмаках искать маму – в Кейптаун? Кто придумал эту командировку? Валентин Валентинович? Наелся моих пирогов и кексов, нанюхался ароматизаторов от кондитерки, а потом такую свинью подложил. Я тут же представила пятнистую круглую свинью – милая. Тьфу!
– Тогда расскажи мне подробно, как я тут буду жить без тебя.
Я отломила кусочек котлеты.
– Конечно, расскажу. Мы всё продумаем за месяц.
– И ведь лето! У меня что, будут дебильные каникулы? – меня только сейчас осенило. Получается, что моря в этом году точно не будет. У меня не будет. У мамы-то целый океан.
– Мы всё решим, – повторила мама тихим голосом.
Я заплакала. Этим должно было кончиться. Сидела, капала слезами в салат, а мама гладила меня по спине. Мы молча доели ужин.
Зазвонил мамин телефон. Она посмотрела на экран и замешкалась.
– Возьмёшь? – я кивнула на телефон, который медленно катался по столешнице и жужжал.
Мама кивнула, вытерла полотенцем руки и наконец нажала на зелёный кружок на экране.
– Алло.
Разговор был странный: короткие «да», «хорошо», «конечно» и «спасибо», а чей-то бубнящий голос тараторил и тараторил в трубке.
– Всего доброго, – мама нажала на красный кружок и отложила телефон.
– Кто это? – я запрыгнула на подоконник поближе к синему вечеру.
– Столько всего за один раз!
– Чего всего? Ещё что-то есть, кроме Африки? Лучше не рассказывай!
Я правда не хотела больше ничего знать. Прямо уши хотела ладонями зажать и громко орать «ля-ля-ля», чтобы не слышать никаких новостей.
– Да уж тут вряд ли умолчишь, – вздохнула мама и выложила: – Во вторник пойдём дедушку встречать.
– Куда? – спросила я, не задумываясь.
– На вокзал, – пожала плечами мама. – В восемь тридцать поезд прибывает.
Я вытащила из мусорного ведра пакет, затянула верёвки и понесла к двери.
– Вынесу мусор!
Мне срочно нужно было куда-то деться. Это, наверное, инстинкт самосохранения или что-то в этом духе. Дедушка был для меня совсем размытой фигурой, такой же чужой, как инопланетянин, например. А с чужими людьми у меня всё просто – я их избегаю.
На лестнице было пусто и гулко, как у меня внутри в тот момент. Из почтовых ящиков торчали белые хвостики рекламных листовок: или аптечная реклама про лекарства от диареи или выгодный интернет за бешеные деньги.
У подъезда я неловко махнула мешком, чтобы потуже затянуть, а он зацепился за ветку сирени и порвался. Хлипкие делают пакеты, сказала бы бабушка. Стаканчики от йогурта, яичная скорлупа, чайные пакетики, попки от огурцов, мятые чеки из магазинов, кожура от бананов – целая жизнь. Пришлось сесть на корточки, чтобы собрать голыми руками всю эту гадость. Затирленькал домофон, и прямо на меня выскочил маламут.
– Ф-ф-фу! Чили! Фу!
Конечно, с собакой у них гуляет только сын. Не выпало мне счастливого случая, чтобы именно сегодня вечером мама вышла или папа.
– Не бойся! Он не к-кусается!
Василий намотал поводок на локоть и оттащил от меня зверя.
– Я не боюсь собак.
– Давай п-помогу?
Василий не отходил и смотрел, как я тут копошусь.
– Не надо! Лучше собаку держи.
– Ага.
Я засунула в пакет последний комок чеков, завязала узлом там, где была дырка, встала с корточек, отряхнула руки, подхватила мешок и дальше не знала, что делать. То есть логично было бы идти на помойку, но я спросила:
– Это маламут?
– Хаски. К-крупный.
Вот так поворот! И что теперь? Тут из подъезда вышла тётя Люся. Она, как обычно, держала завёрнутую в полотенце Авву, и Авва, конечно, завизжала и завырывалась, потому что рядом крутился целый маламут (ой! простите, хаски), которого Авве срочно нужно было сожрать, потому что нечего тут крутиться без разрешения.
Началась кутерьма: Чили оскалился и справедливо решил ответить на гостеприимство, Авва изо всех сил захрипела из полотенца, тётя Люся закричала: