Грустная Снегурочка
Шрифт:
И сообразил, что они запросто могут мне память стереть, в книжках это у них отлично получается.
– Все знаешь? Все?
– переспросил Иванов и грустно так усмехнулся. Аоза, не держи гостя в коридоре.
Повернулся и исчез в розовом тумане.
– Саша, давай пальто.
Аоза стояла как ни в чем не бывало в своей школьной форме, словно и впрямь была обыкновенной школьницей, и ничего такого сногсшибательного делать не умела. Ну тут уж я пожал плечами и ответил:
– Пожалуйста!
Снял пальто, шапку, протянул ей, а она мгновенно закинула мои вещички в розовый туман.
– Проходи, Саша.
Туман напротив меня крутанулся колесом, расступился, и я увидел темный
Попробую, конечно, описать их комнату, только у меня, наверное, не получится. Это ведь даже и не комната была, а словно я находился внутри большого розового шара, и стоял словно ни на чем, и все было таким зыбким, переливчатым, какие-то голубые тени порхали... Почувствовал, что меня мягко обняли за плечи и усадили прямо в пустоту - хотя никто вроде и не сажал; рядом сидела Аоза, а напротив - ее отец, только уже не в боксерском халате, а в нормальном костюме, правда, без галстука. Кружились какие-то черно-белые шары, наподобие футбольных мячей, тонули в розовом, а навстречу ползли длинные зеленые стебли. Красиво все это было, но как-то неопределенно... Нет, не могу их комнату описать. Ее видеть надо, а не описывать. Вот если бы в мою голову забраться и посмотреть оттуда моими глазами... Возможно, и стало бы тогда понятней, а так - не могу. И дышалось как-то особенно, словно воздух другой, какие-то странные запахи, необычные, но очень приятные. Даже голова закружилась, так что ни за что ручаться не буду - хотя и помню, о чем мы тогда говорили. Вернее, говорил Иванов, а я слушал, слушал... В общем, я еще в коридоре понял, к т о они, но только всего, конечно, не знал, вот он мне и рассказал, и показал.
Весь его рассказ я, конечно, не могу передать. Он долго рассказывал, а Аоза еще и угощала меня каким-то странным вкусным напитком. Я могу только общую, что ли, картину нарисовать, осветить вопрос в основных чертах, как выражается наша Кефира. Так вот, Аоза с отцом жили за сотней галактик, куда обычным путем и за миллион лет не добраться. Мир их был чем-то похож на нашу Землю и в то же время совсем-совсем не похож. Иванов показывал мне всякие картины, они возникали прямо в глубине розового тумана, приближались, окружали со всех сторон, и я словно стоял, вернее, сидел на зеленом лугу, а вокруг росли большие цветы с ярко-красными круглыми лепестками. Рядом тек ручей и сквозь прозрачную воду видно было голубое песчаное дно, и копошились там, на дне, какие-то смешные существа, а за ручьем возвышался холм, утыканный желтыми кустами, суетились возле них птицы, похожие на черные шайбы, и на вершине холма плотной желтой стеной стояли деревья, и стволы их смахивали на вопросительные знаки. Голубое небо над деревьями казалось совсем земным и даже облака были нашими, пушистыми, похожими на клочья ваты. Только вот трава на лугу закручивалась жесткими на вид спиралями и ярко-красные лепестки цветов медленно сжимались в плотный бутон, затем внезапно распахивались, открывая плоский золотистый диск, и снова сжимались... И три больших гладких камня у ручья были какого-то ненормального фиолетового цвета, и поверхность их начинала время от времени ходить волнами.
Потом я очутился в каком-то другом месте. Вокруг мчались в разные стороны большие радужные шары, проваливались под землю и улепетывали в голубые небеса, а за широкой серой полосой, похожей на асфальт, покачивались под ароматным ветерком желто-зеленые полутени повыше, пожалуй, нашей девятиэтажки, с шорохом валились на один бок, упруго распрямлялись и падали в другую сторону, и снова распрямлялись, так что кружилась голова... Дома это были, что ли, только уж очень странные дома, хотя хорошо, конечно, что есть всякие
А потом я как будто оказался в вышине и глядел сверху на бескрайнее поле, где качались тени-дома и сновали радужные шары. И вдруг снова возник знакомый вой, над серой землей взлетели тени, заметались в воздухе, пытаясь соединиться (или так мне казалось?), а потом медленно упали вниз, превращаясь в коричневый туман, и туман пополз в голубое небо, и откуда-то вдруг появились люди и побежали врассыпную по серой земле, падая и застывая, как сухие ветки на льду. Все это было очень непонятно, но мне почему-то стало неуютно, и я обернулся к грустной Аозе, теребившей свой школьный фартук, а отец ее смотрел сквозь меня огромными застывшими глазами и улыбался так, словно вот-вот заплачет...
И еще я побывал в прохладной желтоватой прозрачной массе, похожей на холодец, то есть я просто чувствовал, как эта масса обволокла меня, не давая пошевелить руками, повернуть голову. Вокруг, выше и ниже меня, застыли в холодце какие-то ребята и девчонки в одинаковых оранжевых костюмах, похожих на гимнастические трико. Все они висели с закрытыми глазами и шевелили губами. Жуткая была картина!
– Школа, - сказала Аоза.
– Да, школа, - подтвердил ее отец.
"Хорошенькие у вас школы", - подумал я, представил наших в такой
вот школе: себя, Володьку Большакова, Витальку Мухина - и аж поежился, до того мне опять стало не по себе.
Иванов, наверное, это заметил, потому что картины исчезли и я вновь оказался внутри зыбкого и переливчатого. В жилище пришельцев. До меня, наконец, дошло, что я нахожусь именно у пришельцев, и меня затрясло. Правда, я быстро пришел в себя, как только Аоза и ее папаша понимающе закивали головами и папаша сказал что-то о "естественной реакции". Чего это ради я должен перед ними трястись?
Так вот, наш мир, нашу Вселенную пронизывают, оказывается, какие-то невидимые тропинки. Их не так уж много, как объяснил Иванов, но кто умеет может по ним пройти и попасть в совсем-совсем другое место. Иванов и открыл такие вот тропинки и долго бродил по ним, все подыскивал мир по вкусу. И наконец попал к нам, присмотрелся, потом как-то перетащил сюда свое жилье и забрал с собой Аозу.
Все было очень просто. Все равно что забросить шайбу с буллита.
Просто, как в фантастических историях, которые сочиняли мы с Володькой Большаковым. Только не в фантастическом рассказе это все происходило, а на нашей Земле, в нашем микрорайоне, на самой окраинной окраине нашего города.
Иванов был, конечно, не Ивановым, и Аоза была не Ивановой, просто он дал ей такую фамилию, чтобы она могла ходить в нашу школу.
Он хотел, чтобы Аоза узнала все-все о Земле, потому что возвращаться домой они не собирались.
Почему? И почему они вообще покинули родину и очутились у нас?
Это был, наверное, самый главный вопрос, и я так и спросил Иванова:
– А почему вы сюда перебрались? Чем у вас-то плохо?
Вместо ответа он напустил на меня голубое небо, и я опять висел
в этом небе, а вокруг расползались зеленые пятна, уродливые какие-то
пятна, их бока тускло светились, отражая солнечные лучи, и еще они
противно выли, а потом вдруг полетело мне в лицо серое бескрайнее поле и
я вновь увидел застывших на серой земле людей, похожих на сухие ветки.
– Мы подошли к самому краю. Мы качаемся и вот-вот сорвемся, - грустно сказал Иванов и, помолчав, добавил, как-то осторожно взглянув на приунывшую Аозу: - Война неизбежна и там больше ничего не останется.