Грустный радостный праздник
Шрифт:
Вот теперь Мишка меня ЗАМЕТИЛ. Он стал красный и затрясся – прямо как желе на ботинке!
– Ты что, обалдела?! – заорал он.
«Так, развернуться и гордо уйти», – подумала я.
Но вместо этого задала вопрос, который вертелся в моей голове все эти дни:
– Мишка, ты мне друг или нет?
– Я?.. – растерялся Мишка.
Он покраснел ещё больше. Сжал кулаки, уставился на свои ботинки. Вернее, на это несчастное желе. И вдруг… заржал. Ну просто как лошадь в цирке.
– Друг… Конечно, друг. Не видно что ли?!
Маты в спортзале были ужасно
– Понимаешь, я не с тобой… Апчхи. Я вообще ни с кем не хотел разговаривать.
А сам говорил, уже полчаса, не переставая. Мы разобрали стопку матов. Я плюхнулась на один, а Мишка забрался на остальные – и получилось, что мы одного роста.
– Я думал, в больнице дедушку вылечат. А он уже месяц дома и всё равно не встаёт. И есть не хочет. На той неделе тётя Оля пришла, дедушка обрадовался – вот, всех дочек собрал… А пироги даже не попробовал…
– А с чем пироги были?
– С мясом. И ещё с вареньем.
– С ума сойти! – В животе у меня забурчало. Всё-таки надо было не жадничать и купить себе второе желе.
– Дедушка уснул, а мама с тётей Олей курить пошли. Они на кухне форточку открывают и на табуретки становятся перед окном, чтоб дым на улицу летел.
– Зачем? – удивилась я.
– А то дедушка ругается. Ну вот… Они с тётей Олей даже свет не включали… Курили и разговаривали. А я просто хотел посмотреть, будет привидение из киндера в темноте светиться или нет. Я же не специально подслушивал. Просто… услышал.
Мишка отвернулся и замолчал. Я долго смотрела, как он старается, выковыривая нитки из мата… Но мы же не для этого сюда пришли! Я подёргала его за рукав:
– Миш, я ничего не поняла. Что услышал?
– Что дедушка до Нового года не доживёт. Вот что.
Бух. Моё сердце провалилось куда-то в живот.
– Как это?!
– У него этот… рак. Я знаю, от него умирают.
Такое короткое злое слово, с острыми клешнями. Рак. Вцепился в Мишкиного дедушку и не отпускает.
– Что же теперь делать? – спросила я.
– Откуда я знаю! – заорал Мишка. – Ничего не делать! Ни-че-го.
Мишка лежал, уткнувшись лицом в пыльный мат.
А я сидела – и ничего не делала. Даже не шевелилась. Мне хотелось дотронуться до него. Или что-то сказать. Но я боялась, что ляпну какую-нибудь глупость. Я ведь не знаю, как нужно… поэтому я просто пыхтела рядом.
В дверь заглянул Королёв. Мишку он не заметил. Зато сразу увидел меня и захихикал:
– О, инопланетянка! Ты чего тут торчишь?
– НИЧЕГО! – мы с Мишкой рявкнули это одновременно. Можно подумать, что сговорились.
– Я Маргарите Романовне скажу, – заныл Королёв.
Мы с Мишкой переглянулись.
Хорошо, что у нас в школе продают вишнёвое желе.
А то как бы я выяснила, что Мишка мне настоящий друг?
Дома было пусто. Аня ещё в школе, папа вернётся вечером. Я бродила по квартире.
Накрасила губы Анькиной помадой – и сразу же стёрла. Поковыряла тюбик с клеем. Заглянула в кастрюлю на плите. Ну вот, опять курица…
Тут я вспомнила, что обещала папе закончить уроки до ужина. Я вытряхнула из рюкзака тетрадки. Задача не решалась, буква «Ы» в прописи получилась какой-то кривой… Ничего не хочу!
И тут я поняла, ЧТО мне надо делать.
Когда идёшь к больному, нужно принести ему что-нибудь вкусное.
Я сунула в пакетик три мандаринки, яблоко и солёный огурец. Как-то маловато… Может, заглянуть в жестянку с кофейными леденцами, которая лежит у Ани в шкафу? Думаю, она бы ТОЧНО разрешила взять две штучки для дедушки. А себе я не стала брать – чтобы всё было честно!
В дедушкиной комнате пахло чем-то новым. Какой-то сухой и горькой травой.
– Вот, это вам.
Я села. Старое кресло оказалось для меня слишком низким, но я была рада спрятаться за коленками.
Дедушка лежал на диване. Он стал совсем худым… даже каким-то плоским. Таким, как цветы, которые Анька сушила всю осень между страницами энциклопедии. Его почти не было видно под тёплым оранжевым одеялом.
– Спасибо, – дедушка улыбнулся и достал из пакетика мандарин. Отковырнул шкурку, растёр между пальцами, понюхал. Потом вытащил кофейный леденец – и даже зажмурился от удовольствия.
– Вы попробуйте! Мама говорит, если его не грызть, а сосать, получается как настоящий кофе.
– Не хочу, – дедушка помотал головой, прямо как детсадовец перед ложкой супа. – Я теперь не ем, а нюхаю. Кофе, мандарин… Даже у снега свой запах, ты знаешь? А мы его в детстве ели, да… Вместо мороженого. Я его сахаром пробовал посыпать… – Дедушка подозрительно покосился на Мишку и добавил: – Но это раньше было. Сейчас так делать нельзя!
– А ещё книжки новые вкусно пахнут, – задумчиво сказал Мишка.
– И новые ботинки! – быстро ответила я.
– И жареный лук!
– Лук? Фу-у-у! Лучше корзинка для грибов!
– Дождь!
– Ёлка! В прошлом году дедушка привозил – прям до потолка. Она, когда согрелась, даже смолой чуть-чуть пахла. И шишками. Помнишь? – Улыбающийся Мишка повернулся к дедушке и замолчал. Улыбка выключилась, как свет: раз – и нету.
Я так и не поняла, что случилось. Мишка просто встал и вышел из комнаты. Я чуть-чуть посидела и сказала: