Грузовики «Вольво»

Лу Эрленд

— А сам ты что, лучше? — угрюмо спрашивает Май Бритт.

— Назови мне наркомана, который сделал бы в жизни хоть что-то хорошее? — отвечает вопросом же фон Борринг.

— Я спросила, разве сам ты лучше? — повторяет Май Бритт.

— Возможно, я чуточку получше все-таки, — говорит фон Борринг.

* * *

В тот самый момент, когда «Globetrotter» разворачивается перед кассами фестиваля в Хультфреде, на пейджер фон Борринга поступает сообщение с опровержением утренней информации. Амурский сокол не показывался на Эланде со вчерашнего дня, но некий амурский сокол замечен в Умео — спокойный и довольный, он сидит на заборном столбе.

— Эта колымага доедет до Умео? — спрашивает фон Борринг.

— Она доедет хоть на край света, если хозяйка отпустит, — отвечает

Допплер.

Май Бритт, однако, заартачилась, но вдруг широкая дьявольская улыбка расползается по ее лицу, и она заявляет, что готова разрешить им ехать в Умео в том — и только в том — случае, если пообещают купить в конечном пункте самый дорогой торт, сделать на нем надпись: «С горячей благодарностью от Май Бритт и Биргера Мубергов. Спасибо за все, „Volvo Trucks!“» и лично, из рук в руки, вручить его начальнику филиала концерна в Умео.

— Не вопрос, — говорит фон Борринг. — Считай, договорились.

— А зачем? — спрашивает Допплер.

— У меня есть свои соображения *, — объясняет Май Бритт.

Фестиваль в самом разгаре. Выступление «Svenska Akademin» ожидается через несколько часов.

У Май Бритт с собой сумочка с деньгами, заработанными на Бонго и Грегусе, и трава. Май Бритт вылезает из кабины, напоследок (они прощаются навек) машет фон Боррингу и Допплеру и исчезает в толпе людей лет на шестьдесят-семьдесят моложе Май Бритт.

* насчет соображений Май Бритт.

Сказать по секрету, за этой просьбой Май Бритт — вручить начальнику филиала «Volvo Trucks» в Умео роскошный и дорогущий торт — стоит дьявольски изощренный расчет. Сперва начальник, естественно, обрадуется, а потом все же задумается, по какому случаю подарок. И наверняка попросит секретаршу выяснить, кто такие эти Муберги. Порывшись в архиве, она через некоторое время доложит, что на Май Бритт у нее ничего нет, а Биргер Муберг проработал на «Volvo Trucks» сорок лет. Начальник на этом не успокоится, а станет названивать заводским пенсионерам, знавшим Биргера, и постепенно ему откроется вся правда. Что гениальная идея создания «Globetrotter» принадлежала Биргеру, но слава досталась не ему. Биргер оказался не у дел и умер с горьким чувством, сраженный несправедливостью. Тут торт застрянет у начальника в горле, и если он не полная размазня, то вынужден будет признать, что лично в ответе за случившееся, и тогда, думает Май Бритт, начальник схватит со стола нож для разрезания бумаг и — выколет себе глаза или даже сделает себе харакири, потому что у шведов и японцев очень много общего, гораздо больше, чем принято считать. Моральный кодекс обеих стран предъявляет неумолимо высокие требования к личной ответственности человека, гораздо более высокие, чем в большинстве нормальных стран. В Швеции тон задает протестантизм в его самом чистом, самом жестком и несгибаемом варианте, в Японии та же картина, только уже на почве буддизма. Человек в ответе за каждый совершаемый поступок. Сделал ошибку — все, дорогой, ты спекся. Никто тебе не поможет, не спасет. Тут нет обходных путей в виде покаяния и прощения грехов, как у католиков или менее суровых протестантов. В Швеции раз согрешил — все, пропал навеки. И та же судьба ждет тех, кто отвечает за грехи предшественников. Во всяком случае, Май Бритт надеется, что чувство ответственности простирается настолько далеко. Надеется и верит.

Как только Май Бритт скрывается в толпе, Допплер выруливает с парковки, и огромная фура на всех парах мчит на север в сторону Нурчёппинга, где сворачивает на шоссе Е4, которое как полноводная река несет себя до Умео и дальше. Они гонят как заведенные. Останавливаются только пописать, заправиться и купить сухофрукты, продукт настолько странный, что фон Борринг в сложившейся безвыходной ситуации согласен есть его в пути вместо всех этих шоколадок и чипсов. К ночи они добираются до Умео, где фон Борринг заскакивает в первую же телефонную будку и звонит, чтобы получить точные координаты столба с амурским соколом. Допплер доставляет наставника на пляж, примерно двадцать энтузиастов, в походных куртках, уже выстроились в шеренгу перед биноклями на треногах. Светлая июньская ночь. Атмосфера

священнодействия. Сокол (амурский) для них как откровение. Они, все как один, чувствуют себя участниками таинства, к которому мало кому из смертных дано приобщиться. Они сердечно приветствуют фон Борринга — он здесь патриарх, можно сказать, предводитель, а сокол картинно сидит на заборном столбе и милостиво дозволяет любоваться собой, восторгаться и фотографировать. У Допплера закрадывается подозрение, что этот красавец забрался сюда с одной целью: привлечь внимание к своей персоне. Наверно, с ним плохо обходились в Омане, ему захотелось лучшей доли. Он пролетел полземли, но теперь ему отплатят сполна за его мучения.

Допплер здоровается с энтузиастами, его угощают кофе и сосиской. За сим он раскланивается, и фон Борринг провожает его к машине.

— Куда ты теперь? — спрашивает фон Борринг.

— Домой, — отвечает Допплер. — Я соскучился по своим. Мне не хватает моего велосипеда. И обезжиренного молока. И жетончика, чтобы отомкнуть тележку, в которую я ставлю в магазине картонки с молоком, жетончик приделан к моему брелоку с ключами. Иногда я скучаю даже по работе. Мне потребовалось известное время, чтобы понять, как все это мне нужно. Но теперь я понял — и хочу домой.

— Береги себя, — наставляет фон Борринг.

— И ты себя, — отвечает Допплер.

— Всегда готов, да?

— Ну, — отвечает Допплер, — там видно будет.

* * *

А дальше было так: на следующем повороте Допплера останавливает полиция.

У шведских офицеров (с пистолетами на поясе) есть несколько претензий к Допплеру. Им не нравится, что машина угнана и что у водителя нет прав, а позже, ночью, выясняется вдобавок, что у него в крови наркотики.

Допплера ведут в камеру, и в тот момент, когда захлопывается дверь, начинает звучать музыка. Это композиция «Killing in the Name» [21] группы под названием «Rage Against the Machine» [22] . Музыка предвосхищают сцену, которая разыграется чуть позже и подготавливается, начиная с этого кадра, но не будем опережать события, поскольку тебе (читателю то есть) пока надо свыкнуться с мыслью, что я (автор то есть) решил закончить это повествование, начинавшееся как нормальный роман, в жанре сценария. Но так уж вышло, и лучше бы тебе быстренько поставить названный диск на полную громкость и под его аккомпанемент прослушать окончание нашей истории:

21

Убийство во имя (англ.).

22

Ярость против машины (англ.).

Допплер в отчаянии мечется взад-вперед по своей клетке. Он из тех, кого удручает лишение свободы.

Фон Борринг рассматривает амурского сокола в бинокль, потом опускает его и медленно идет в сторону птицы. Остальные птицелюбы не понимают, чего он хочет, и один молодой энтузиаст даже пытается остановить фон Борринга, но более опытный коллега не позволяет. Он хочет увидеть то, что сейчас произойдет.

Допплер пытается выдрать приделанную к бетонной стене мойку, она не поддается.

Фон Борринг подходит к соколу. Вы, наверно, думали, что птица давно улетела, но нет, по какой-то необъяснимой причине она продолжает сидеть на столбе.

Допплер вцепляется в решетку двумя руками и испускает крик в ночной мрак, призывая на помощь.

Фон Борринг стоит перед амурским соколом. Они смотрят друг на друга. Этот волнующий момент не описать словами. Человек и Птица, птица и человек.

Из лесу выбегает Бонго. Допплер смотрит на него из-за решетки, и в книге он вынужден был бы просить у друга прощения и прочее, но в фильме слова не нужны. Мы понимаем, что они скучали в разлуке и что Бонго простил Допплера.