— А какой вывод мы можем сделать? — переспрашивает Допплер. — Понятия не имею.
— Ничего страшного, — отвечает фон Борринг. — Придет время, и ты поймешь. Зря я спросил, поторопился.
— Нет, — не унимается Допплер, — скажи, какой вывод мы должны сделать?
— По-моему, вывод напрашивается такой: размер — это еще не самое главное. Величина сама по себе не важна. Малые создания способны многое нам дать. И не факт, что более крупные существа дадут нам больше. Способность отдавать не определяется размерами дающего.
— Но не факт и то, что большие существа дают нам меньше, — говорит Допплер.
— Этого я не утверждаю, — возражает фон Борринг.
— Но практически ведешь к этому, — говорит Допплер.
— Разве? — изумляется фон Борринг.
— Ты не должен пренебрегать большими только потому, что маленькие не хуже больших, — продолжает Допплер. — Возьмем, например, дружбу с лосем. Он огромный. И теплый. Он размером с тысячу птиц. Но он любит тебя так же сильно, как могла бы любить птица. И его любовь ничуть не холоднее из-за того, что этот зверь гораздо более крупный, голенастый и странный на вид, чем, к примеру, синичка. Ты не можешь утверждать, что птицы обыкновенно дают нам больше, чем лоси.
— Ты не совсем правильно понял меня, — отвечает фон Борринг. — Я пытался объяснить,
что вещи, кажущиеся мелкими, могут оказаться большими вопреки своему малому размеру. В этом есть, по-моему, красота и символичность. То, что большое велико, понятно и так, но чтобы увидеть великое в малом, надо обладать парадоксальностью мышления.
— По-моему, ты запутался в определениях, — комментирует Допплер.
— Ни в чем я не запутался, — отвечает фон Борринг. — Просто мы не совсем поняли друг друга. Такое случается сплошь и рядом. Ничего страшного.
— Конечно, не поняли, — подхватывает Допплер, — потому что ты напутал с определениями.
— Оставим это, — распоряжается фон Борринг. — А как у тебя дело с узлами? Ты в них разбираешься?
— Нет, — отвечает Допплер.
— Отлично, — говорит фон Борринг. — Завтра займемся узлами.
День завершен.
* насчет поданного фон Боррингом томатного супа.
Я (автор именно этого текста) хотел бы сразу уточнить, что, когда фон Борринг готовит томатный суп (а несколькими днями ранее вообще дроздов в пиве), он просто кормит всем этим Допплера, а сам даже не пробует. Он такого в рот не берет. Он, как мы уже говорили, ест странную пищу и на завтрак, и на обед, и на ужин. Я хочу внести в этот вопрос полную ясность, потому что мне не улыбается объясняться потом, когда меня поднимут на смех и начнут уличать в том, что я сперва насочинял фон Боррингу какую-то птичью диету, а потом благополучно все забыл, и теперь он ест чуть не из одной тарелки с Допплером, так что все мои прежние разглагольствования о том, что он питается не по-людски, оказались, конечно же, ерундой на постном масле. Ничего подобного. Фон Борринг действительно питается не как все. То есть если перед тобой, читатель, стоят две тарелки — с нормальной едой и с чем-то непонятным — и ты раздумываешь, какое из двух блюд выбрал бы фон Борринг, знай, что он наверняка съест вот это вот не пойми что.
Когда Допплер на следующее утро спускается вниз, фон Борринг уже сидит за своим огромным столом и ждет его. На столе лежат куски веревки метровой примерно длины, несколько ржаных сухариков и стоит стакан воды.
— Ты проспал, — говорит фон Борринг. — И за это тебе придется сегодня выучить не десять узлов, а четырнадцать.
— Четырнадцать узлов, — повторяет за ним Допплер, садится рядом с сухариками и протягивает к ним руку.
— Не спеши, — останавливает его фон Борринг, — еда после занятий.
— Я голодный, — возражает Допплер.
— Сухарик никуда не денется, — объясняет фон Борринг. — А по опыту я знаю, что учеба идет легче на пустой желудок. Вот воды можешь выпить. Я ж не какой-нибудь там цербер, который стакана воды человеку не даст. Еще не хватало!
Допплер пьет.
— Итак, — продолжает фон Борринг, — сегодня у нас узлы. До вечера тебе предстоит освоить четырнадцать узлов. Я выбрал самые основные, без которых настоящему скауту не обойтись *. В твоем распоряжении целый день, но я не советую откладывать учебу на после обеда, рассчитывая одолеть все кавалерийским наскоком. Не выйдет. Учти: выбрав эту тактику, ты рискуешь не пройти испытание, которое я предложу тебе вечером, а если ты не сдашь зачет по узлам, то ляжешь спать голодным и в мокрых шерстяных носках. И знаешь — начни день с пробежки. Отлично прочищает мозги после ночного сна, как раз то, что надо для работы над узлами. Я рекомендовал бы кружочек вокруг усадьбы, а потом по лесу, — продолжает фон Борринг. — Не надо бежать быстро. Вполне достаточно легкой трусцой. Сам понимаешь, без хорошей физической формы скауту не справиться с тем, к чему он должен быть всегда готов. Но тренироваться всегда надо с удовольствием, в противном случае человек довольно быстро принимается хитрить сам с собою, а в результате бросает тренировки и превращается, как говорил Баден-Пауэлл, в «салонного скаута». Они быстро теряют форму, полнеют, и им остается один путь — в скаутское руководство: это они готовят джембори и лагеря и ведут переписку с членами движения. Работают они хорошо, ничего не могу сказать, но какой скаут добровольно согласится стать начальником, когда можно вволю носиться по полям и лесам, вязать узлы и изучать народные приметы? Или ты хочешь осесть в руководстве скаутов?
— Я вообще ничего не хочу, — отвечает Допплер.
— Меня не проведешь, — говорит фон Борринг. — Ты метишь высоко. Просто сам пока об этом не догадываешься. А чтобы тебе бегалось с удовольствием, наблюдай за птицами. Это всегда радость. Ну, беги.
И Допплер бежит. Хотя чего он действительно терпеть не может, так это бегать. Сразу вспоминается, как он, четырнадцатилетний примерный ученик, на физкультуре старался прийти к финишу первым, чтобы напомнить учителю о том, что Андреас Допплер одарен не только умом, но и превосходными физическими данными. «Становиться взрослым имеет смысл хотя бы для того, чтобы не бегать, когда не хочется», — думает Допплер. Но сам покорно бежит. И не переходит на шаг даже там, где фон Борринг не сможет его увидеть. Почему? Он и сам этого не знает, как, впрочем, и я (автор, если вы помните). Причем если в безотчетности действий Допплера нет ничего шокирующего, поскольку мы — в большинстве своем — постоянно делаем те или иные общепринятые вещи, не вникая в «зачем» и «почему», то мое (автора то есть) неведение может обеспокоить читателя. Если даже он не в курсе, то кто ж тогда знает? — вероятно, думаете вы. Тут пахнет тем, что автор (я то есть) потеряет контроль над текстом. Увы, о такой удаче я могу только мечтать. Дело в том, что мне почти никогда не удается потерять контроль над чем бы то ни было. Так что давайте сойдемся на такой формулировке: я надеюсь, что я начинаю терять контроль над своим текстом, но утверждать этого пока не решаюсь. Итак, мы (то есть я, автор, и вы, читатель) дошли до места, где так называемый главный герой повествования совершает пробежку, хотя все указывает на то, что бегать он не любит. Пожелай я разобраться в тайных причинах этого, я бы, возможно, обнаружил, что Допплеру нравится подчиняться кому-то, кто производит впечатление сильного, опытного и уверенного в себе человека. Вероятно, это как-то связано со смертью его отца. Как узнаешь? Психологические механизмы, заставляющие Допплера бегать по вермландскому
лесу, так же непостижимы, как и все механизмы подобного рода. Иногда нам кажется, что мы нащупали ключик к ним. И вот-вот ухватим. Но в последнюю секунду он выскальзывает из рук. Поэтому со всей ответственностью мы можем утверждать только одно — Допплер бежит.
И не трусцой, едва переставляя ноги.
Он чешет через лес черт знает на какой скорости *.
* насчет четырнадцати узлов.
Список любимых узлов фон Борринга выглядит так:
Рифовый
Беседочный
Тройной булинь
Скользящая петля
Двойной штык
Рыбацкий
Коровий
Узел с чекой
Лэшинг диагональный
Воровской
Восьмерка
Скаутский
Прусик
Ленточный, встречный
Тех, кому хочется узнать, как именно вяжется восьмерка или воровской узел, я отсылаю к Интернету: там в изобилии встречаются сайты, посвященные технике вязания узлов, с картинками и видеороликами. Если же читатель живет где-нибудь в Валдресе и подключается к Сети через модем по старым телефонным линиям, так что в Интернет или вовсе не выйдешь, или связь рвется каждые две минуты, то такому бедолаге я могу посоветовать книги-альбомы. Их тоже тьма. Хотя, как правило, жители Валдреса в узлах разбираются. В таких безлюдных местах умение связывать предметы воедино жизненно необходимо. Дети усваивают его с молоком матери. И если подросток из Валдреса терпит бедствие и ему позарез нужно немедленно завязать диагональный (не квадратный) лэшинг, а он забыл пару движений, то этот самый подросток всегда может постучаться к взрослому соседу (или соседке) из Валдреса же и получить нужные разъяснения вкупе с кружкой кофе и порцией занимательных рассказов из жизни старших поколений, а если я (автор то есть) позвоню к соседям и задам тот же вопрос, то не получу ничего, кроме брошюрки, разъясняющей, почему я должен голосовать за партию «Хёйре» [17] на грядущих парламентских выборах. Валдрес я назвал так просто, для примера.
17
«Правые» (норв.) — норвежская политическая партия.
* насчет того, что Допплер чешет через лес черт знает на какой скорости.
Строгого читателя, может статься, покоробило, что Допплер, который десяток страниц назад не мог наступить на ногу (и фон Боррингу пришлось помогать ему подняться по ступеням), теперь носится как угорелый. Как же так? У меня (автора то есть) нет ответа на этот вопрос; по правде говоря, я совсем забыл о его ноге, а сейчас перечитал текст и понял, что подобная непоследовательность выйдет мне боком и что я подставляю себя под нападки: мол, напридумывал невесть что, а потом забыл половину, увлекшись новыми идеями. Согласен и принимаю эту критику к сведению. Но в свою защиту могу сказать, однако, что вывихнутая нога приходит в норму довольно быстро. Взять хотя бы футболиста (например, из сборной Англии, у них сейчас тяжелые времена), которому дали во время матча по ногам, и пока он валяется на траве, зрителям успевают несколько раз показать в записи, как ему бьют по ноге, и все уже настроены на то, что с ним можно проститься до конца сезона, как вдруг — опс! — он поднимается и идет играть. Конечно, преодолевая боль, но кто сказал, что у Допплера ничего не болит? Я, пожалуй, припишу, что ему больно. Таким образом, текст станет выглядеть так: «Допплер чешет через лес черт знает на какой скорости, нога болит, но он через силу бежит дальше». Хорошо. В общем-то, у меня есть пара-тройка врачей, которые могут подтвердить (даже по телефону), что вывихнутая нога проходит дня за три-четыре, но я принципиально не стану им звонить. Зачем? Я заранее знаю, что они мне скажут. И потом, я сам однажды подвернул ногу и поправился всего за несколько дней. То есть я пишу о том, что знаю не понаслышке. Давайте считать, что читателю, в принципе, можно когда-то угодить, так вот единственный способ сделать это — писать о том, что испытано на собственной шкуре. Все моментики в тексте, хоть как-то связанные с реальной жизнью писателя, тщательно отцеживаются, полируются, раздуваются до судьбоносных супермоментов, и на них строится репутация книги. Кстати, в качестве лично пережитых необязательно использовать всамделишные события. Отлично сойдет и удачная имитация. Главное, чтобы читатель верил — все это реальные воспоминания автора. Хотя ногу я подворачивал на самом деле. Это произошло в самом начале девяностых, во время спортивной пробежки, посреди моста Ставнебрюа в Тронхейме. Оттуда я дохромал до дому — я снимал тогда с приятелями старый дом на Ила — и целый день лежал на диване и, помнится, смотрел по телевизору «Возвращение в Брайдсхед». Это отличный фильм, в котором есть все, что я люблю в английском кино. Прошлый век. Кастовость. Аристократизм. Кембридж *. Породистость, гомосексуализм и невозможная любовь. Роман, действие которого разворачивается в Первую мировую и где полк некоего солдата (его играет Джереми Айронс) оказывается расквартирован неподалеку от Брайдсхеда, что вызывает у героя воспоминания о юности и годах учебы, написан Ивлином Во, которого я (автор то есть) не могу не воспринимать иначе, как женщину. Десять с лишним лет я был твердо уверен, что Evelyn— это Эвелина, женщина, а оказалось — мужчина. Меня это открытие сразило наповал, хотя оно всего лишь подтверждает, что в очень многих областях нам, остальным, британцев еще догонять и догонять (я приведу два самых ярких примера: имена и строительство империй). Следующий после злополучной пробежки день я тоже провел в покое, а еще через сутки я чувствовал себя уже совершенно нормально. Доехал на велосипеде до университета в Драггволл и пошел, не хромая и не приволакивая ногу, учиться.