Грузовики «Вольво»
Шрифт:
Фон Борринг протягивает к амурскому соколу руку. Энтузиасты-птицелюбы прильнули к биноклям и затаили дыхание. У некоторых слезы на глазах.
Бонго отрывает цепочку, к которой в дневное время привязывают сторожевого полицейского пса, и кидает Допплеру. Тот прикручивает ее к решетке.
Амурский сокол меряет фон Борринга долгим взглядом. Он поднимает крылья, и мы думаем, что он сейчас улетит.
Бонго изо всех сил тянет за
Амурский сокол не улетает. Но настроен он скептически. И тогда фон Борринг снимает с себя одежду. Теперь он гол. Как сокол. И снова протягивает к нему руку.
Допплер наваливается на решетку изнутри; по глазам Бонго мы понимаем, что его лосиные силы на исходе. Он позволяет себе минутный отдых, напружинивается и дергает. Решетка поддается. Она вываливается наружу.
Сокол садится на руку фон Борринга. Они любуются друг другом. Птица улыбается. Фон Борринг тоже.
На странный шум сбегаются полицейские. Допплер протискивается в узкий проем.
Фон Борринг разворачивается и медленно идет в сторону орнитологов-любителей, неся на руке амурского сокола. Они не верят собственным глазам. Молодой коллега-энтузиаст, пытавшийся остановить Борринга, рыдает, не в силах совладать с собой.
Полицейские врываются в камеру и видят, как Допплер запрыгивает на спину лося, и прежде чем полицейские успевают выхватить из-за пояса пистолеты, лось и его всадник скрываются под пологом леса. А он для Допплера и Бонго как дом родной.
Фон Борринг подходит к коллегам-наблюдателям, но не останавливается, а проходит мимо. С соколом на руке он удаляется вдоль кромки воды в сторону юга. Птицелюбы таращатся друг на друга. Ничего более грандиозного они в жизни не видели. Фон Борринг скрывается из виду. Куда держит он путь? Мы не знаем. Больше мы его не увидим.
И только теперь в кадре появляется фестиваль в Хультфреде. Раннее утро. Мы видим, что неумолчно звучавшая за кадром музыка доносилась из динамика у палатки. Май Бритт, Бембу и толпа молодых людей пили и танцевали всю ночь напролет. Песня нашла отклик, она пульсирует в висках каждого из собравшихся на поляне, мощь ее нарастает, люди заворожены ее агрессивным напором, и развязка приближается. Май Бритт невозможно, невероятно счастлива, жизнь не улыбалась ей так много-много-много лет, она встретила своего Бембу, и они вместе слушали «Svenska Akademin», а потом и другие группы, они пили пиво, курили, и наконец все встало на свои места, наконец они увидели мир в его истинном
23
Отвали, я не хочу плясать под твою дудку (англ.).
Когда заканчиваются титры и в зале остаются только истинные ценители, начинается эпилог. Мы видим, как Допплер выходит из лесу, покупает торт, делает на нем надлежащую надпись и вручает его нынешнему начальнику филиала «Volvo Trucks» в Умео. Тот успевает проглотить пару кусочков, прежде чем поручает секретарше выяснить, кто такие эти Май Бритт и Биргер Муберги. Она докладывает, что на Май Бритт у нее ничего нет, а вот Биргер Муберг проработал в концерне 40 лет, и начальник звонит нескольким заводским пенсионерам и замирает в оцепенении, тупо уставившись на торт. У него дрожат нижняя губа и рука, в которой он сжимает нож для разрезания бумаг. Но в конце концов начальник кладет нож назад в ящик. «Всему есть границы, — говорит он в камеру. — Мы же все-таки не в Японии».
Так что остался один я (автор то есть).
И что же со мной?
Вообще я чувствую, что с радостью писал бы дальше. Допплер еще должен добраться до Осло, и путь его не будет гладким. Это я готов сказать вам заранее. Но строчить и строчить, забыв обо всем, я тоже не могу. У меня много других обязанностей. Пока я дописывал предыдущую главу, проснулся мой младший сын, а жена — в душе, так что пришлось мне укачивать его, пока он не заснул, а между тем прошло уже много времени с тех пор, как я получил эсэмэску от мамы. Они с папой едут к нам из Тронхейма и уже миновали аэропорт Гардемуен; значит, пора бежать в магазин за едой к столу, может, куплю копченостей каких-нибудь, наверно в универмаге «Стуру», где, кстати, продается игрушечный винчестер, о котором мечтает мой старший сын, и надо бы порадовать парня: у него день рождения на следующей неделе. Это непростой вопрос — как быть с военизированными игрушками, в смысле — дарить ли их детям? Но я не против. Пусть стреляют, говорю я.
Да, но тут я слышу, что у дома остановилась родительская машина. Я выбегаю на улицу и целуюсь со своими стариками.