Грязная магия
Шрифт:
В это верилось, поскольку для эльфов имидж важнее всего, даже жизни.
– Лучший способ похудеть, – мудрым голосом сказал Рыггантропов, – это в тюрьму попасть. Там быстро сбросишь лишний жир.
Спорить не стал никто. Рыггантропов был родом из Дыр, одного из районов Ква-Ква, где закон нарушают чаще, чем дышат. Процентов девяносто его родственников были знакомы с тюремными подвалами не понаслышке, а остальные избежали этого знакомства только по чистому недоразумению.
Так что Рыггантропов знал, о чем говорил.
– Или стать студентом, – добавил Арс,
Тили-Тили просвистел что-то одобрительное. Остальные дружно вздохнули.
Службы в храме Бевса-Патера, Отца Богов (звание номинальное), проходили торжественно и очень красиво. Звенели колокольчики, курились ароматические смолы, голос жреца-ведущего разносился по обширному залу, украшенному фресками, изображающими деяния божества.
Почти все они стыдливо прятались за большими занавесками.
Бевс-Патер считался отцом всех богов. Обитатели Влимпа, большей частью имеющие довольно смутные представления о собственном происхождении, по этому поводу яростно возражали. Не спорили лишь те, кому было все равно, кого называть папой, и те, родство с которыми решительно отрицал сам Бевс-Патер.
Препирательства, бывшие неплохим развлечением для богов, длились тысячелетиями.
Закончились они тем, что Бевсу-Патеру присвоили номинальное звание Отца Богов без каких-либо сыновних или дочерних обязанностей со стороны божеств, числящихся его отпрысками.
Фрески же в кваквакском храме были нарисованы за много столетий до этого решения, и изображенные на них сюжеты не отличались особым разнообразием: Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Шпулера, Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Турнепса, Бевс-Патер с пылом и жаром зачинает Буберу, и так далее.
Менялись только детали, размер пыла и жара оставался неизменным.
После принятия «Пакта об отцовстве» большую часть фресок пришлось завесить, дабы не оскорблять чувства других божеств. Изначально их предполагалось закрасить, но тогдашний главный жрец не посмел понять рук на красоту, и лишь спрятал ее за занавесями.
Нынешний главный жрец, Зубост Дерг, никоим образом не осуждал предшественника. Ему нравились фрески, они были красивые, впечатляющие и приносили немалый Доход.
За дополнительную плату занавешенную часть мог осмотреть любой желающий. И пользовались этой возможностью часто. Что-то в подвигах Бевса-Патера притягивало взор мужской части населения Ква-Ква настолько, что мужская часть готова была платить за их созерцание.
Зубосту Дергу также нравилась расположенная в главном зале статуя. Она изображала бога в высшей степени могучего и благостного, со всеми, даже самыми интимными, атрибутами отцовства. Созерцание ее вызывало душевный трепет и благоговение. Но сегодня с самого начала службы все пошло не так, и даже статуя казалась какой-то другой, чужой. Жрец-ведущий постоянно путал слова, подпевалы гудели нестройным ульем.
Зубост Дерг, наблюдавший за богослужением, весь из дергался. Он готов был сам выскочить к алтарю и взять дело свои руки, точнее – в язык, на котором сейчас вертелись неподобающие для главного
А потом факелы мигнули, все одновременно, и из недр земли раздался неприятный рокот, словно там икнул великан. Когда он затих, на смену пришел каменный скрежет.
Зубост Дерг вытаращил глаза: статуя двигалась. Сам того не замечая, главный жрец жевал собственную бороду. Бевс-Патер мигнул, голова его повернулась, а черты благородного лица исказились.
Да так и застыли.
Звон колокольчиков смолк. Прихожане и младшие служители с воплями кинулись к выходу. Жрец-ведущий, стоявший к статуе спиной, недоуменно вытаращился, потом обернулся и замер с раскрытым ртом, сам напоминая изваяние.
Вывела его из окаменелости только рука главного жреца, потрясшая за плечо.
– Иди и позови отца Шлепа, – приказал Зубост Дерг, со страхом глядя на перекошенное лицо статуи. – И побыстрее!
Отец Шлеп был самым старым из всех служителей Бевса-Патера. Сколько ему лет – не знал никто. Но сам Зубост Дерг, начавший карьеру в храме младшим зажигальщиком курительных палочек полвека назад, помнил отца Шлепа седобородым старцем.
В соответствии с возрастом он считался самым мудрым. Возможно, отец Шлеп таковым и был, но более молодые жрецы, боясь проявить невежество, не вступали с ним в богословские дискуссии. Чтобы избежать полемики, жрецы либо спасались бегством, либо, если уж были пойманы, соглашались со всем.
Зубосту Дергу пришлось ждать довольно долго. Никаких новых ужасных знамений за это время не произошло, и главный жрец, с одной стороны, слегка расслабился, а с другой – несколько заскучал.
А потом, предшествуемый звуком шаркающих шагов, появился отец Шлеп.
– Чего надо? – сварливо спросил он. – Вы оторвали меня от размышлений...
– Посмотри-ка туда.
– О!
– Ты видел когда-нибудь подобное?
– Нет, никогда, – в голосе старого жреца прозвучал откровенный страх.
– Как думаешь, чего бы это значило?
– Отец наш, Бевс-Патер, гневается...
– И так видно, что не радуется, – Зубост Дерг раздраженно нахмурился. – Но почему, можешь ты сказать?
– Гм... эээ... ну, в общем, нет.
Зубост Дерг ощутил сильное и острое беспокойство. Если бы он узнал, что в фундаменте статуи Одной Бабы, расположенной перед ее храмом на соседней улице, в этот же самый момент появилась трещина, то беспокойство главного жреца Отца Богов стало бы еще сильнее.
Перемещающееся по коридорам Магического Университета существо должно проявлять крайнюю внимательность и осторожность, а также готовность в любой момент прыгнуть в сторону.
Иначе оно рискует, что будет сбито с ног открывшейся дверью или бегущими студентами. Они, выйдя из аудитории, по не описанному, но безусловно существующему закону природы теряют черты интеллектуальной молодежи и превращаются в толпу остервенелых варваров, способных затоптать носорога.
Арс освоил искусство передвижения на первом курсе и не испытывал особых проблем. Прыгскокку, телосложением напоминающему покрытый жиром шкаф, приходилось несколько хуже.