Грязная работа
Шрифт:
У него был план — и проездной на автобус, действительный еще четыре дня, — поэтому сукин сын не тому смерти пожелал.
— У меня нет намерений вас убивать, Чарли, — произнес дылда, держа безопасную дистанцию.
— Простите, что пришлось вас стукнуть кассой. Но вы не оставили мне выбора.
— Вы могли бы отведать фатального укуса моего клинка! — Чарли пошарил вокруг глазами: вдруг мужик бросил трость со шпагой где-то под рукой.
— Можно и так, только я предпочел не оставлять пятен и обойтись без похорон.
Чарли напряг мускулы, стараясь разорвать узы, кои, как он теперь осознал, представляли собой пластиковые магазинные пакеты.
— Вы связались со Смертью, вам это известно? Я — Смерть.
— Ага, я знаю.
— Да?
— Конечно. — Дылда развернул спинкой вперед еще один деревянный стул и уселся на него верхом.
Колени у дылды теперь оказались на уровне локтей, и он стал похож на огромную древесную лягушку, готовую прыгнуть на свою насекомую добычу. Чарли впервые разглядел, что у мужчины золотистые глаза, яркие и заметные: с темной кожей они как-то не сочетались.
— Я тоже, — добавил зловещий мятно-зеленый лягух.
— Вы? Вы — Смерть?
— Одна из, не единственная. Не уверен, что единственная Смерть вообще существует. По крайней мере, в наши дни.
Чарли не мог такого постичь, поэтому снова принялся бороться с узами и качаться, пока черный дылда не протянул руку и не утвердил его стул на ножках, чтобы Чарли не опрокинулся.
— Вы убили Рэчел.
— Нет, не убивал.
— Я вас там видел.
— Это правда. В этом-то и проблема. Будьте добры, перестаньте уже дрыгаться? — Он потряс Чарли за стул.
— Но смерти Рэчел я не причинял. Мы так не работаем — по крайней мере, в наши дни. Вы что, в книгу не заглядывали?
— В какую книгу? Вы что-то говорили про книгу по телефону.
— В «Великую большую книгу Смерти». Я послал ее вам в лавку. И женщине сказал, что посылаю, и извещение о доставке получил, поэтому я знаю, что она у вас.
— Какая еще женщина? Лили? Она не женщина, она ребенок.
— Нет, там была женщина где-то вашего возраста, с прической под «новую волну».
— Джейн? Нет. Она ничего не говорила, и никакой книги я не получил.
— Ох, блин. Так вот почему они лезут. Вы не в курсе.
— Кто? Что? Они? Мятно-Зеленый Жнец тяжко вздохнул:
— Нам, видимо, придется тут еще посидеть. Пойду кофе сварю. Вы будете?
— Ну еще бы — сначала вызовете у меня ложное ощущение безопасности, а потом напрыгнете.
— Да вы же весь связаны, мудила, на хера мне у вас чего-то вызывать? Пытался ткань человеческого бытия выеть — так надо ж было кому-то вашу сраку прищучить.
— Ой, ну конечно — давайте со мной теперь по-черному ботать. Расовую карту разыгрываете, а как же.
Мятно-Зеленый поднялся на ноги и двинулся в лавку.
— Сливок надо?
— И два сахара, пожалуйста, — ответил Чарли.
— Такая отпадная, зачем ты ее возвращаешь? — сказала Эбби Нормал.
Она была у Лили лучшей подругой, и они обе теперь сидели на полу склада «Ашеровского старья» и листали «Великую большую книгу Смерти».
На самом деле Эбби звали Элисон, только она не желала больше претерпевать мучения от бесславья своего, как она его называла, «имени рабыни дневного света». Окружающие лучше реагировали на ее избранный псевдоним, чем на имя Лили — Мглива Эльфокусс, которое диктовать нужно было по буквам.
— Оказалось, она Ашеру, не мне, — ответила Лили.
— Он разозлится, если узнает, что я ее присвоила. А поскольку он сейчас, наверно, Смерть, у меня могут быть неприятности.
— И ты ему скажешь, что книжка все это время была у тебя? — Эбби почесала бровь — вернее, штифт с серебряным паучком: пирсинг был свежим, еще не зажил, и не ковырять его было трудно.
Подобно Лили, Эбби вся была в черном — от сапог до прически, с одной лишь разницей: на переде ее черной футболки изображались красные песочные часы «черной вдовы», она была тощее и в своей нарочитой жути больше походила на беспризорника.
— Не, просто скажу, что не туда засунула. Тут такое часто.
— И сколько ты думала, что ты Смерть?
— Типа месяц.
— А как же сны, имена и прочее, про что там говорится? У тебя же такого не было, да?
— Я думала — просто сил набираюсь. Много списков составила — тех, кого лучше б не было.
— Ага, я тоже так делаю. И что это Ашер, ты дорубила только вчера?
— Ну, — сказала Лили.
— Фигово, — сказала Эбби.
— Жить вообще фигово, — сказала Лили.
— И теперь что? — спросила Эбби.
— На два года в колледж?
Обе кивнули — скорбно — и воззрились в глубины своих лаков для ногтей, дабы не делиться унижением от того, что одна из них во мгновение ока низверглась с высот полубогини мрака до местной недотепы. Всю жизнь обе надеялись на что-то величественное, темное и сверхъестественное, поэтому когда такое наконец случилось, они к нему отнеслись, вероятно, равнодушней, нежели полезно для здоровья. Страх, в конце концов, — механизм выживания.
— Так все эти штуки — «душевные предметы»? — спросила Эбби с той бодростью, какую в тот миг допускала цельность ее натуры.
Она обвела рукой горы барахла, которое Чарли пометил знаками «Не продавать».
— В них, типа, душа хранится?
— Так в книжке, — ответила Лили.
— Ашер утверждает, будто они светятся.
— Мне нравятся «конверсы».
— Забирай, твои, — сказала Лили.
— Честно?
— Ну. — Она сняла кроссовки с полки и протянула подруге.
— Он их никогда не хватится.
— Крутняк — У меня как раз к ним есть идеальные красные сеточки.
— В них, наверно, душа какого-нибудь потного школьного чемпиона, — сказала Лили.