Грязная жизнь
Шрифт:
Когда-то «бригада» Карабаса насчитывала четверть сотни «пехоты». А какие пацаны были, головорезы высшей пробы. Да только осталось не больше десятка. Всех шпана оборзевшая повыбила.
Беспредел полнейший, вакханалия. В конце прошлого года шпана подзаборная выкобениваться стала. «Отморозки» безусые из подвалов выбрались, в кучу собрались – и вперед, коммерсантов данью облагать. Как в самом начале девяностых. Но тогда-то «целина» непаханая была, а сейчас все засеяно – свободных мест нету. Треск живо молодняк на место поставил. А потом вдруг у шпаны этой стволы крутые появились, тачки хиповые, рации, бабки, прикид конкретный. И
Одна «разборка», вторая, третья. И оглянуться Треск не успел, как его криминальная «империя» затрещала по швам. Шпана наседала, отгребала одно «пастбище» за другим. И ничем не остановишь эту «вторую волну». Треск обратился за помощью к ворам. Ведь он всегда жил по «понятиям» и мог рассчитывать на их поддержку. На помощь ему пришли четыре «бригады» со стороны. Но и шпана получила подкрепление. Что тут началось, и вспомнить страшно. На улицу выходить средь бела дня стало опасно. Там стреляют, и там, и там. Настоящее Чикаго тридцатых годов.
Менты тут как тут. Но мести стали не шпану, а его, Треска, пацанов. По-черному в кутузках прессовали, яйца отбивали, ливер крошили. Чуть ли не инвалидами на волю выходили. Сам Треск на «кичу» чудом не загремел.
Уже два авторитета из его сообщества на том свете. Сегодня и ему мог писец присниться. Совсем обнаглел молодняк. Добраться бы до этих уродов – всех голыми руками передушил бы. Да только они не позволят. Он уже испытывал к этим «сверхновым» «отморозкам» чувство какого-то панического ужаса.
Прибыл Карабас с шестью «быками». Еще двое должны вот-вот появиться. Треск снял номер люкс, закрылся в нем с двумя девочками. Страх запивал водкой и снимал сексом. И «быки» со стволами за дверью номера вселяли уверенность.
Выставив на обозрение аппетитный зад, Рита вылизывала Ладу. Захватывающая сцена. Треск оторвал бы любому голову, кто посмел бы отвлечь его внимание от этих двух красоток.
Только он ничего не смог поделать, когда под грохот взрыва обрушилась часть потолка в его номере. Кусок железобетона напрочь снес голову Ладе. Рита завизжала, спрыгнула с постели и забилась в угол. Треск остолбенело смотрел вверх. И увидел, как в проломе показался человек с автоматом в руках. И тут же длинная очередь.
Когда в номер на шум сбежались его «быки», прошитый пулями Треск бился в предсмертной конвульсии.
В дверь позвонили в третьем часу ночи. Виталий Сергеевич пулей метнулся в коридор, припал к глазку, и тут же из его груди вырвался крик радости. Это пришел его сын, двенадцатилетний Шурик.
Первый раз Шурика похитили неделю назад. Виталий Сергеевич ждал, когда преступники потребуют выкуп или поставят другие условия. Он был далеко не последним человеком в Верховном суде, от него многое зависело. Но похитители так и не дали о себе знать. Зато отпустили Шурика на следующий день. А через день снова его похитили. И снова о них ни слуху ни духу. Шурика вернули спустя сутки. Виталий Сергеевич небезосновательно опасался третьего похищения. Он нанял для сына охрану, двух телохранителей. И отправил его к своей
– Сынок, дорогой! – обнимая Шурика, чуть не плакал отец.
– Папа, тебе тут передали...
Сын полез в карман куртки и достал бумажный сверток. В нем лежали пять тысяч долларов и записка. «Если хочешь, чтобы мы больше не трогали твоего сына, будешь работать на нас. Пять тысяч долларов – это твой аванс».
А утром ему позвонили. Нужно посодействовать в немедленном освобождении из-под стражи нескольких бандитов, задержанных при оружии и с наркотиками. Виталию Сергеевичу просто некуда было деваться. И деньги он уже взял, и за сына очень опасался.
Высокий седовласый господин в строгом деловом костюме с легким кейсом в руках в сопровождении водителя-телохранителя выходил из подъезда своего дома. Какой-то важный чиновник из Министерства внутренних дел. Независимый взгляд, волевое лицо – такие редко идут наперекор своей совести. Вот и этот, похоже, твердо стоит лицом к закону и спиной к уголовному миру. Наверняка перешел кому-то дорогу. Вот его и заказали.
Михей поймал голову мужчины в перекрестье оптического прицела, положил палец на спусковой крючок. Ему в плечо всего лишь легкая отдача, а менту пуля в лоб. Все, дело сделано. Пора уходить.
Он оставил на чердаке «СВД», снял первый слой нитяных перчаток, спустился по лестнице вниз. Снял еще одни перчатки, сунул их себе в карман и спокойно подошел к лифту, вызвал его. Через минуту он уже выходил из подъезда. А вот и машина. Сейчас он сядет в нее, приедет к заказчику и получит свои пятьдесят тысяч долларов – основную часть гонорара. Заграничный паспорт уже на руках, завтра он будет в Австрии.
За рулем «шестерки» сидел свой человек. Он должен предупредить его, если заметит опасность. Но опасности нет, поэтому водитель отвезет его сейчас к заказчику.
– Давай, поехали, – открывая дверцу машины, сказал Михей.
– Поезжай! – ухмыльнулся водитель.
Откуда-то в его руках появился ствол с глушителем. Пах, и пуля воткнулась Михею в сердце. Вторым выстрелом ему снесли половину черепа. Но он уже не чувствовал боли.
Хомяк вскрыл целлофановый пакетик, коснулся пальцем белого порошка. Попробовал на вкус. Кокаин высочайшего качества – с недавних пор он знал в этом толк.
Перед ним лежал кейс, полный товара. Все это удовольствие стоило миллион долларов. Толкнуть его в розницу можно в три-четыре раза дороже.
– Плуг! – щелкнул пальцами Хомяк.
Сзади выросла фигура рослого громилы с метровыми плечами. Клацнули замки кейса с деньгами.
– Считай, Пархат, – небрежно взглянул он на низкорослого таджика в придурковатой тюбетейке.
Тот засуетился. Схватил кейс, в сверхзвуковом режиме оценил на подлинность несколько купюр, пересчитал деньги по пачкам. Он явно нервничал. И было от чего. Прикрытия за ним почти никакого. Пять узкоглазых ублюдков в кожаных куртках не в счет. Если вдруг что, их в пять секунд смешает с дерьмом дюжина твердолобых качков за спиной Хомяка.