Грязные деньги
Шрифт:
Джимми все это время мечтал лишь о том, чтобы показать свой сказочный дом Ли, но этой мечте так и не суждено было сбыться: Ли убили до того, как он смог увидеть дом младшего брата.
После убийства Ли Чагры полиция опечатала его адвокатскую контору и в течение пяти суток подробнейшим образом знакомилась с содержимым его папок с конфиденциальными документами. Представители городской полиции Эль-Пасо, окружной прокуратуры, ФБР, Управление по борьбе с наркотиками и Налоговое управление в процессе "непрерывного расследования", длившегося 119 часов, перерыли все его бумаги. Папки Ли Чагры оказались настоящей "золотой жилой секретной информации", как выразился потом один полицейский чиновник. Адвокаты, конечно, стали громко протестовать, но федеральные агенты уже давно привыкли к таким крикам. С некоторых строго конфиденциальных документов, подпавших под закон о неразглашении сведений, полученных адвокатом от своего клиента, были сняты копии на личной ксерокопировальной машине Ли. Другие документы были попросту изъяты, и куда они потом делись, никто не знал. Исчезли все записи Ли о его выигрышах и проигрышах в казино, а также кассеты с магнитофонными записями бесед с клиентами
Полиция утверждала, что каждый документ в папках Ли был потенциальной уликой по делу об убийстве. Но не многие верили, что полиция действительно хочет разыскать преступника. Убийца, судя по всему, снял с Ли сапоги, полагая, что там спрятаны деньги. Но полиция не удосужилась даже снять с сапог отпечатки пальцев. Правда, были использованы специально обученные собаки, с помощью которых полиция надеялась найти наркотики, но те ничего не нашли.
Через два месяца после убийства Ли полиция Эль-Пасо призналась, что у нее нет ни единой зацепки. "Когда имеешь дело с таким человеком, как Ли Чагра, который был замешан в стольких делах, можно выдвигать бесконечное множество версий, — сказал лейтенант Джон Лэнехен. — Возможно, это была месть со стороны обманутого клиента, которому не понравилось, как велось его дело. Не исключено, что на него случайно наткнулся обыкновенный вор. Но то, что контора перевернута вверх дном, еще ничего не доказывает. Возможно, кто-то постарался обставить дело так, чтобы другие поверили, будто там действительно побывал взломщик". Сотни людей звонили в полицию, а также родственникам Чагры (им, видно, очень хотелось получить назначенное вознаграждение в 25 000 долларов). Но все эти звонки не привели ни к одной сколько-нибудь правдоподобной версии. Федеральные агенты потратили тысячи часов на расследование мельчайших подробностей жизни Ли Чагры, но и после этого они понятия не имели, кто его убил и зачем. То обстоятельство, что убийца не снял с Ли золотые драгоценности стоимостью в несколько тысяч долларов, по-прежнему оставалось загадкой, которая существенно подрывала версию об ограблении. Конечно, многие поговаривали о сумке с деньгами, однако достоверно об этом знали лишь родственники Ли да сам убийца. Ходили также слухи о том, будто полиция обнаружила стопки стодолларовых купюр около конвертов с адресами людей, от которых Ли Чагра по неизвестным причинам "откупался". По другим слухам, в конторе было найдено более двух миллионов долларов наличными. При этом намекалось, что деньги принадлежали всей банде. При вскрытии тела было обнаружено незначительное количество кокаина в крови, что породило новую версию, будто убийство было совершено из-за сорвавшейся сделки с торговцем наркотиками.
Но полицию и федеральных агентов больше все же интересовали не поиски убийцы Ли Чагры, а кое-что другое, более существенное. Во-первых, они до сих пор не выяснили, кто пытался убить прокурора Джеймса Керра. Во-вторых, операции контрабандистов приобрели уже такой размах, что нужно было принимать срочные меры. В-третьих, ознакомление с содержимым папок Ли выявило множество совершенно новых объектов расследования.
Жителям Сан-Антонио трудно было не заметить, что зимой 1978 и весной 1979 годов акты насилия приобрели особенно широкий размах. Было убито несколько полицейских, а торговцы наркотиками открыто расправлялись друг с другом, словно вернулись времена "сухого закона". В апреле, когда во время традиционной фиесты в городе устраивалось множество балов и парадов, какой-то человек открыл пальбу по толпе людей, наблюдавших за парадом цветов близ Аламо-плаза. В этом живописном, чуть ленивом городе с множеством старинных зданий, испанских церквушек и красивых набережных, по которым до сих пор разгуливали бродячие музыканты, разрасталась злокачественная опухоль падения нравов. Никто пока еще не осознавал этого до конца, и ни о каких профилактических мерах речи не было. Сан-Антонио — один из самых быстрорастущих городов в Америке. По темпам роста он опережает даже Хьюстон. Менее чем за десять лет численность его населения возросла на 20 процентов, и он перепрыгнул с пятнадцатого на десятое место среди самых больших городов в США. Но Сан-Антонио и один из самых бедных городов в стране: каждый шестой его житель находится за чертой бедности, и каждый четвертый нуждается в жилье. В то время в Сан-Антонио насчитывалось почти полмиллиона американцев мексиканского происхождения. Такой концентрации этой категории населения не было больше нигде, кроме Мехико и Лос-Анджелеса. Несмотря на то что они составляли большинство среди жителей города, эти люди до недавнего времени не имели почти никакой политической власти. По числу наркоманов город занимал седьмое место в стране, однако официальные данные об уровне преступности были настолько занижены, что это не могло не вызвать подозрений (согласно одному документу, Сан-Антонио якобы стоял на восемнадцатом месте в штате по этому показателю). Заниженный уровень преступности отражал нежелание властей считаться с жизненными реальностями, хотя те, казалось, все громче заявляли о себе. Это отражало также и некоторое смещение приоритетов (по крайней мере в позиции федеральной прокуратуры). Несмотря на то что федеральные власти развернули широкое наступление на западную окраину округа Эль-Пасо, лишь немногие прокуроры изъявили желание "ворошить грязь" в родном городе. Один федеральный прокурор заметил, что в Эль-Пасо в том году рассматривалось в три раза больше уголовных дел, чем в Сан-Антонио — городе несравненно большем. "Прокуратура в Сан-Антонио, — сказал он. — это просто смех". Причину столь необычного внимания к такой окраине, как Эль-Пасо, можно было объяснить одним словом — Чагра.
Местные средства массовой информации в Сан-Антонио уже давно славились безудержной тягой к сенсациям, поэтому смещение акцента на контрабанду было бы весьма необычным, если вообще возможным. Тамошние газеты обычно пестрели такими заголовками: "ДЕВУШКА СЪЕЛА ОТЦА, ЧТОБЫ ВЫЖИТЬ" или "В МУСОРНОЙ КУЧЕ НАЙДЕН ЖИВОЙ НОВОРОЖДЕННЫЙ!" Причем зачастую они набирались аршинными красными буквами. В телевизионных новостях, как правило, крупным планом показывались лужи крови или пожарные, выносившие из разрушенных жилых домов обуглившиеся, безжизненные тела детей. На фоне таких жутких репортажей сообщения о какой-то контрабанде наркотиков или организованной преступности приобретали ту же социальную значимость, что и, скажем, реклама собачьих консервов или кроссворды в газетах. Однако зимой 1978 года и весной следующего года все изменилось.
В ноябре, после неудавшегося покушения на прокурора Джеймса Керра, федеральный прокурор Джеми Бойд лично возглавил проводившееся большим жюри расследование рэкета, игорного бизнеса, контрабанды наркотиков и, конечно, убийств по найму. Теперь уже не одно, а целых три жюри (два в Эль-Пасо и одно в Сан-Антонио) действовали одновременно. За ходом расследования пристально наблюдали оперативная группа из министерства юстиции США, обосновавшаяся в Лас-Вегасе, и федеральная прокуратура в Сиэтле. После неудавшегося покушения на его жизнь Керр был переведен с уголовных дел на гражданские. Несмотря на это, он все же продолжал заниматься старыми делами, и в этом ему помогали помощники федерального прокурора и целая армия федеральных агентов.
Джимми, разумеется, уже несколько лет интересовал агентов из Управления по борьбе с наркотиками, но конкретные доказательства его преступной деятельности стали поступать к ним лишь в течение последних нескольких месяцев. Начало было положено арестом Генри Уоллеса год назад в Новом Орлеане. Судя по всему, документы, обнаруженные при обыске конторы Ли, ничего нового к имевшимся у властей материалам о контрабандистской деятельности Джимми (да и самого Ли) не добавили. Убийство, однако, приковало теперь внимание федеральных властей к Джимми. Они почувствовали, что наступило время действовать.
В конце февраля, через два дня после того, как судья Вуд приговорил Джо Рентерию к тридцати годам тюремного заключения, федеральное большое жюри Мидленда — одного из центров нефтедобычи в Западном Техасе — предъявило Джимми Чагре официальное обвинение из пяти пунктов в сговоре с целью приобретения и распространения наркотиков. Хотя Чагра и заявил, что добровольно сдастся властям, Джеми Бойд предпочел иной, более драматичный способ его ареста. В день вынесения приговора Рентерии на первой полосе "Эль-Пасо таймс" появилась фотография растрепанного Джимми Чагры в наручниках, которого уводили в окружную тюрьму Эль-Пасо в сопровождении целого отряда вооруженных полицейских. Каких-то явных причин, заставлявших федеральные власти предъявлять ему обвинение именно в Мидлендс, не было, за исключением одного немаловажного обстоятельства: все уголовные дела в Мидлендс находились под исключительной юрисдикцией судьи Джона Вуда. Если бы Чагра был привлечен к суду в Эль-Пасо, вероятность рассмотрения его дела Вудом равнялась бы одному шансу из четырех. Судья объявил залог в один миллион долларов, и родственники Джимми оказались не в состоянии внести эту сумму.
За несколько недель до ареста Джимми нанял известного в Лас-Вегасе адвоката по уголовным делам Оскара Гудмена. Сразу же после ареста Гудмен и Джо Чагра внесли ходатайство, требуя сократить сумму залога. Рассмотрение этого ходатайства в суде должно было состояться через несколько дней в Мидлендс. В тот момент ни один из адвокатов Джимми не имел ни малейшего представления о характере и объеме доказательств, которыми располагали власти. Тогда они еще не знали, что Генри Уоллес превратился в главного свидетеля Джеми Бонда.
Вечером накануне рассмотрения ходатайства о снижении суммы залога Бойд, его жена Сузи и три агента из Управления по борьбе с наркотиками ехали в стареньком "шеви" прокурора, весьма довольные развитием событий. Генри Уоллес сидел на заднем сиденье буквально на коленях у одного из агентов. Бойд лично "натаскивал" Уоллеса, готовя его к перипетиям судебного процесса, и Толстяк оказался весьма прилежным учеником. Все шутили и смеялись. Уоллес сказал: "Только подумайте, всего год назад я был жалким контрабандистом и продавал "марафет". А сейчас вот разъезжаю с федеральными агентами и прокурором и пью их виски". Джеми Бойд не скрывал: старина Генри очень ему нравился.
На другое утро состоялось судебное заседание, на котором федеральный прокурор решил больше не намекать, что может и не ограничиться лишь этим обвинением из пяти пунктов. Он решил пока не применять своего самого грозного оружия — "закона о главаре банды". Это, однако, не означало, что он вовсе от него отказался. Бойд готов был предложить сначала сделку: пятнадцать лет тюрьмы за признание себя виновным. Если Джимми откажется от этого предложения (а прокурор полагал, что именно так тот и поступит), власти всегда смогут предъявить ему новое обвинение на основании этого более строгого закона. А тем временем власти намеревались показать, что действительно считают Джимми "птицей высокого полета". В ходе слушаний по ходатайству защиты обвинение утверждало, что Джимми связан с Сальваторе Микаэлом Каруаной, который, как известно, действовал вкупе с Реймондом Патриаркой — главарем организованной преступности в Новой Англии. Вопреки протестам адвокатов Джо Чагры и Оскара Гудмена в протокол были занесены имена нескольких лиц, подозревавшихся в связях с организованной преступностью. И хотя обвинение не предъявило никаких доказательств, которые свидетельствовали бы о прямых связях Джимми Чагры с мафией, высказанные в этой связи подозрения стали достоянием гласности, а это значительно снизило его шансы на справедливое судебное разбирательство. Рассмотрение ходатайства защиты закончилось тем, что Джеймс Керр заявил о своем согласии с адвокатами в том, что сумма залога в один миллион долларов действительно не соответствует характеру рассматриваемого дела, а посему он просит суд увеличить ее до полутора миллионов долларов. Но судья Ли Хадспет предложил все же снизить сумму залога до четырехсот тысяч долларов при условии, что Джимми Чагра сдаст заграничный паспорт и будет каждую неделю отмечаться у соответствующего должностного лица. 12 марта Джимми был освобожден под залог. Суд был назначен на 2 апреля.