Грязные деньги
Шрифт:
"Почти все деньги мы бросили в чемодан, — рассказывал Уоллес. — Помню еще, как уронил на пол две двадцатидолларовые бумажки и Уайт хотел было их поднять, но я сказал: "Брось! Надо поскорее сматываться".
По дороге Уайт прихватил два пистолета, лежавшие в ящике письменного стола Чагры, наручники и магнитофон. Эспер велел Уоллесу не трогать драгоценностей Чагры, потому что их слишком легко можно будет опознать.
Согласно плану, солдаты должны были встретиться с Эспером у него на квартире, но, побоявшись засады, решили остановиться в мотеле на Норт-Миза-стрит и позвонить Эсперу оттуда. По словам Уоллеса, Эспер не очень-то горевал, услышав, что в ходе операции Ли Чагра был убит. "Забудь о нем", — сказал Эспер. (Многие считали, что убийство Ли Чагры было частью задуманного им плана и что Эспер и не собирался оставлять своей жертве шанс для ответного удара).
Лу Эспер приехал в мотель чуть позже, и они принялись подсчитывать деньги. Эспер, видимо, делал это главным образом сам, потому что ни Уоллес, ни Уайт так и не узнали, сколько же денег было в
Дон Уайт признал себя виновным по менее тяжкому обвинению в убийстве, не караемом смертной казнью, и был приговорен к 60 годам тюремного заключения. Уоллес отказался признавать себя виновным и предстал перед судом по обвинению в совершении тяжкого убийства, караемого смертной казнью. Его адвокат Майк Гибсон пытался убедить присяжных в том, что Уайт и Уоллес вполне могли прийти к Ли Чагре с пятью килограммами кокаина и что убийство совершено в результате ссоры из-за наркотиков. А такое преступление смертной казнью не карается. Присяжные, однако, на это не клюнули, и Уоллеса приговорили к смертной казни, хотя впоследствии апелляционный суд штата заменил этот приговор на пожизненное заключение. Лу Эспер был признан виновным по обвинению в преступном сговоре с целью совершения ограбления при отягчающих обстоятельствах и приговорен к пятнадцати годам тюрьмы. Все трое в настоящее время отбывают наказание в исправительной тюрьме штата Техас.
Арест и признания убийц Ли, а также его собственный арест и предъявленное обвинение потрясли Джимми Чагру. Он был уверен, что все это сплошной обман, обыкновенная уловка, и по-прежнему считал, что в смерти его брата повинны федеральные агенты. По каким-то даже ему непонятным причинам Джимми был также убежден, что за всем этим стоит судья Вуд. Смерть Ли повергла его в шоковое состояние, которое лишь усугублялось переживаниями в связи с его собственными проблемами с властями.
В суде под председательством Вуда признание подсудимого виновным и приговор к длительному тюремному заключению были почти гарантированы. И Джимми знал это. Еще несколько месяцев назад, когда впервые поползли слухи о привлечении его к суду и когда владельцы "Сизарс-палас" распорядились, чтобы он освободил номер-люкс Фрэнка Синатры, заявив, что больше не желают иметь с ним дела, Джимми держался надменно и вызывающе. Ведь Ли заверил его тогда, что судья Вуд обязательно "наломает дров", и ему легко удастся добиться отмены приговора. Но теперь, когда Ли уже не было в живых, надменность Джимми как ветром сдуло. Он как-то сказал секретарше своей жены Синди Коут: "Я слышал, Вуд приговорил кого-то к семи годам только за то, что бедняга подстрелил орла. Представляешь, что он сделает со мной!"
После того как Джимми был освобожден под залог и вернулся к себе в новый дом в Лас-Вегас, к нему несколько раз приезжал Джо со своей женой Пэтти. Джо изо всех сил старался убедить себя, что Джимми начинает трезво смотреть на вещи и понимает всю серьезность своего положения, но ему это не всегда удавалось. Казалось, Джимми продолжал жить в другом измерении. Он соорудил себе огромный сейф, который, как правило, был до отказа набит деньгами. Теперь, когда из "Сизарс-палас" его вышвырнули, единственным казино, соглашавшимся принимать от него немыслимые ставки (а он мог играть только по-крупному), было "Бинионс хорс-шу" [49] . Джимми ходил туда каждый вечер, и на столе перед ним частенько лежала парочка миллионов.
49
Хорс-шу (horseshoe) — по-английски "подкова". — Прим. перев.
Судья Вуд перенес суд на 14 мая, и теперь настало время трудных решений. Адвокаты Джимми внесли ходатайство об отводе кандидатуры Вуда в качестве судьи на предстоящем процессе. Учитывая это обстоятельство, прокурор Джеми Бойд счел целесообразным окончательно отстранить от этого дела Джеймса Керра. Тот на это внешне никак не прореагировал, но Бойд знал, что его коллега вздохнул с облегчением. Через несколько недель Керр тайно поселился в другом городе, где прожил много месяцев, появляясь в Сан-Антонио лишь тогда, когда это было необходимо. Прокурору предстояло предъявить Джимми Чагре новое обвинение (на этот раз в Эль-Пасо), прибавив к старым пяти пунктам еще один, подпадающий под "закон о главаре банды". Кое у кого могли в этой связи возникнуть вопросы, по меньшей мере семантического характера. Если главарем банды был Ли, то как тогда можно считать таковым и Джимми? На это, конечно, можно было сказать, что в банде может быть и два главаря. Однако, учитывая, что в данном случае речь шла о братьях, которых обвиняли в одном и том же преступлении, концы, мягко говоря, не сходились. Гораздо логичнее было бы открыть дело на Генри Уоллеса, главного свидетеля Джеми Бойда, на том основании, что именно он был фактическим главарем банды. Ведь это он, Уоллес, а не Джимми Чагра продумывал все детали контрабандистских операций и в большинстве случаев договаривался с другими участниками преступного сговора.
Но все объяснялось одной причиной чисто практического свойства: Тенри Уоллес готов был пойти на сделку с властями. Джеми Бойду нужны были доказательства, и у Уоллеса они были. Бойд признавал, что за это придется платить слишком высокую цену: ведь Уоллес мог дать сто очков вперед любому контрабандисту, известному прокурору, и, получив свидетельский иммунитет от преследований со стороны властей и почувствовав себя в безопасности, он почти наверняка тут же займется своим старым ремеслом. "Но если говорить откровенно, — сказал Бойд, — Чагра и его легионы, на мой взгляд, стоили этого". Бойд, однако, не уточнил, что или кого он имел в виду под словом "легионы". Ведь за исключением пилота Джима Френча, который по неизвестным пока причинам не был назван участником преступного сговора, "легионеры" Джимми Чагры все до единого стали теперь свидетелями обвинения, а потому находились под защитой закона. Таким образом, выходило, что Бойд обменивал практически всех участников преступного сговора на одного человека, который (если верить результатам проводившегося все эти годы расследования) не был даже их боссом. Необходимо было внести во все это хоть какое-то рациональное зерно. Вот почему обвинение сначала предложило Джимми Чагре сделку, изъявив готовность снять с него обвинение на основании "закона о главаре банды", если он признает себя виновным по пункту о кокаине, что влекло за собой пятнадцатилетнее тюремное заключение. Тогда адвокаты Джимми предложили встречную сделку: их клиент признает себя виновным по двум пунктам о марихуане, которые предусматривали лишь пять лет тюрьмы. После этого обвинение почувствовало, что руки у него окончательно развязаны. "Наши клиенты, — сказал Бойд, — Управление по борьбе с наркотиками и общественность сочтут себя — и вполне справедливо — обманутыми, если один из главных контрабандистов наркотиками отделается пятью годами". И Бойд решил тогда применить "закон о главаре банды". Таким образом, в мае 1979 года для Джимми Чагры стала реальной перспектива предстать перед судьей Джоном Вудом и получить пожизненное заключение без права на условное освобождение.
За месяц до убийства судьи Вуда в центре Лас-Вегаса царило необычайное оживление, вызванное подготовкой к мировому чемпионату по покеру, который ежегодно проводится в казино "Бинионс хорс-шу". Толпы женщин в летних майках и мужчин в ковбойских шляпах до отказа заполнили всю Фримонт-стрит с ее многочисленными ломбардами, лавками с дешевой одеждой, сувенирами. Особенно много народу толпилось у казино "Минт" и "Голден-наггет", где обычно собирались местные жители и пенсионеры. Но теперь им пришлось потесниться. Весь этот людской поток упирался в гигантскую двухметровую подкову стоимостью в один миллион долларов, установленную у входа в казино "Бинионс хорс-шу". За пуленепробиваемым стеклом этого сооружения на всеобщее обозрение было выставлено сто настоящих купюр достоинством 10 000 долларов каждая. Толпа зевак, толкая друг друга, старалась протиснуться внутрь и хотя бы краешком глаза посмотреть на игроков, сидевших за специальным ограждением.
Среди всего этого неимовернейшего сплетения телевизионных кабелей и разношерстной толпы репортеров, служителей казино и зевак Джимми Чагра был довольно заметной фигурой.
Столь же заметными были и многочисленные представители уголовного мира, приехавшие сюда, чтобы повидаться с ним. Мировой чемпионат по покеру стал для завсегдатаев казино Лас-Вегаса чем-то вроде поездки на недельку в гости к родным. Но присутствие Чагры придавало всему этому особый смысл.
Однажды вечером, когда Джимми протискивался сквозь толпу к столику для игры в крепе, он вдруг увидел знакомое лицо. Это была Джо-Энн Старр, некогда служившая в одном из казино Лас-Вегаса подавальщицей карт играющим в блэк-джек. Несколько лет назад Джо-Энн и ее тогдашний дружок Пит Кей играли с Джимми в Эль-Пасо. Случилось так, что Пит Кей — представительный мужчина с седеющей бородкой — однажды выхватил пистолет и стал требовать, чтобы Чагра вернул ему карточный долг, иначе тому не поздоровится. После этого всякие отношения между ними прекратились. Джимми прекрасно понимал, с кем имел тогда дело: он лично присутствовал на процессе по делу Кея в Оклахоме. Тому тогда было предъявлено обвинение в убийстве, и Ли успешно защитил его. На сей раз Джо-Энн была с Роном Коллером, игроком и продавцом автомобилей, который лишь недавно доставил "линкольн", подаренный хозяевами казино Лиз Чагре. Вместе с ними был еще один незнакомый Джимми человек с рыжеватыми волосами, которого Джо-Энн представила как Чарлза Харрелсона, своего нового мужа. Харрелсон сказал, что давно уже не наведывался в Лас-Вегас, хотя иногда и сам не прочь поиграть. А произошло это потому, что все это время он был в отсидке в Ливенуортской тюрьме за убийство. Сказав это, он улыбнулся так, словно только что признался, что он капитан команды игроков в поло Принстонского университета. Несмотря на некоторую тюремную бледность, Харрелсон имел впечатляющую внешность крепкого и уверенного в себе человека и был похож на хорошего боксера среднего веса. Джо-Энн сказала, что страшно расстроилась, когда прочла в газетах сообщение об убийстве брата Джимми, а Харрелсон как-то неопределенно поинтересовался, что тот собирается делать по этому поводу. (Как раз в тот момент убийцы Ли — Уайт, Уоллес и Эспер — ожидали суда. Эспер уже вовсю торговался с властями по поводу предстоящего признания. То же собирался делать и Уайт.) Джимми сказал, что у него у самого проблемы с судом и что все дела, связанные с убийством брата, он забросил.