Грязный бизнес
Шрифт:
Снова звонок в дверь, и снова взрыв изумленных возгласов. Посмотрев на дверь, Тоцци сразу понял, кто пожаловал на этот раз. Даже слепой не спутал бы этого человека с кем-либо из родственников. Высоко поднятая голова, горделивая осанка, длинный тонкий нос, волевой подбородок, черный костюм из «Брукс бразерс» – одного из фешенебельных магазинов. Кто же еще, как не сам король истинных американцев – Том Огастин?
Тоцци поднялся навстречу Огастину. Этот сукин сын изрядный нахал. Это же он ведет против меня расследование, отстранил от работы, а я должен делать вид,
Огастин приветливо улыбнулся и протянул руку. Прежде чем пожать ее, Тоцци так на нее посмотрел, словно полагал, что в ней могло оказаться собачье дерьмо. Огастин предпочел этого не заметить.
– Майк, я зашел, только чтобы отдать дань уважения памяти покойного.
– Не стоило беспокоиться. – Тоцци даже не пытался быть вежливым.
Огастин приподнял брови.
– Я понимаю, на тебя сейчас столько всего обрушилось. Понимаю...
– Почему Мак-Клири висит у меня на хвосте двадцать четыре часа в сутки? Это что, так уж необходимо?
– Джимми Мак-Клири независимый следователь. Он не отчитывается передо мной.
– В самом деле?
– Я не понимаю твоего ко мне отношения, Майк. Ты ведешь себя так, будто считаешь, что я хочу подставить тебя.
– А что мне еще думать? По крайней мере, действуете вы так, словно в самом деле собираетесь меня подставить.
Огастин хотел было что-то ответить, но передумал. Вместо этого он обратил свой взор на Лесли.
– А что вас привело сюда, советник?
Ее большие синие глаза стали узкими, как лазерный луч.
– Я – друг семьи. Том.
Огастин задумчиво кивнул, смерив ее взглядом.
– Да... понимаю.
– Зачем вы пришли сюда, Огастин? Я имею в виду настоящую причину, – спросил Тоцци.
И так резко отвернулся, что растянул мышцу – между лопатками почувствовалась боль.
Огастин закинул голову и посмотрел на него сверху вниз.
– Я же сказал, Майк, что пришел отдать дань уважения.
– Благодарю.
Тоцци потягивал кофе и свирепо поглядывал на Огастина.
– Ты очень гостеприимен, Тоцци, – высокомерно заметил тот.
– Кажется, вы собирались куда-то идти, не так ли? Не стоит оставаться из-за меня.
Огастин хотел было что-то сказать, но сдержался и только мрачно улыбнулся. Затем он посмотрел на Патрицию.
– Иногда люди сердятся на других, хотя прежде всего им следовало бы сердиться на самих себя, – бросил он в пространство, ни к кому не адресуясь.
Патриция спряталась за мамины ноги. В ее глазах был страх. Тоцци встал между ним и Лесли с Патрицией.
– Вы напугали ее.
Огастин выпрямился в полный рост и опять посмотрел на него свысока.
– Твое раздражение можно понять, Майк, но ты изливаешь его не на того, на кого следует. На самом деле это я должен встать в позу. Мало того, что ты сделал это идиотское заявление насчет убийства всех обвиняемых с их адвокатами в присутствии репортера, но ты и мне об этом сказал. Я также могу быть обвиненным в убийстве. Ты это понимаешь?
– Тогда почему же расследование не ведется против вас?
У Огастина раздулись ноздри.
– Эй, Тоц, полегче.
Гиббонс взял Тоцци за локоть.
– Я просто задал вопрос. Гиб. – Он сделал шаг назад, не отрывая взгляда от Огастина.
Огастин поправил манжеты.
– Майк, ты сильно отличаешься от всех федеральных агентов, с которыми мне доводилось иметь дело. Большинство агентов – народ сдержанный, умеют скрывать свои эмоции. Ты же – весь как на ладони. Это очень необычно для фэбээровца.
Тоцци ухмыльнулся ему в лицо.
– Чего вы хотите? Я же итальянец.
Огастин кивнул.
– Конечно, конечно.
В разговор встрял Гиббонс:
– Ну и как продвигается независимое расследование? Дошло наконец до Мак-Клири, что Тоцци невиновен?
Огастин переводил взгляд с Гиббонса на Лесли и, обратно.
– Я не имею права обсуждать этот вопрос в присутствии советника защиты.
– Не стесняйтесь, – произнесла Лесли. – Пойдем, Патриция, в соседней комнате я, кажется, видела шоколадные пирожные.
Избегая взгляда Тоцци и обращаясь только к Гиббонсу, Огастин тихо сказал, убедившись перед этим, что их никто не слышит:
– Мы попросили полицию штата оказать содействие местной полиции. Похоже, они неплохо справляются. Сегодня утром я получил их предварительный отчет. Из того, что удалось восстановить, видно, что это была страшная бойня. Они пришли к выводу, что стреляли из двух пистолетов. Очевидно, убийц было двое – беспощадных, хладнокровных. – Он помолчал и, будто кто-нибудь этого не знал, начал перечислять: – Блюм, Джордано, Сантьяго, Куни... Ужасно. Я часто сталкиваюсь с подобными случаями, но так и не могу понять, что движет человеком, решившимся на такое зверство.
Гиббонс только пожал плечами – что на это скажешь?
– А как насчет мотива преступления? Нашли что-нибудь особенное?
Огастин покачал головой.
– Нет, Они придерживаются наиболее очевидной версии, и я не могу с ними не согласиться. Сицилийцы рассчитывали убить сразу двух зайцев: заставить замолчать Джордано, прежде чем он начнет давать показания, и одновременно создать удобную ситуацию для прекращения процесса, убив одного из адвокатов, участвующих в процессе. Такой тактики – запугивание судебных органов – итальянская мафия придерживается уже многие годы. Тебе просто не повезло, Майк, что твое злополучное высказывание появилось в печати в день совершения преступления. При ином стечении обстоятельств тебе, возможно, не пришлось бы подвергаться подобному испытанию. – Огастин глубоко вздохнул. – Теперь же потребуются огромные усилия, чтобы спасти этот процесс.
В голосе Огастина было что-то, что заставило Тоцци усомниться в его искренности. Этот его холодный официальный тон, каким он разговаривал всегда, так же он говорил и здесь, выражая свои соболезнования по поводу смерти человека, которого никогда не видел. Показушник проклятый!
Огастин величественным жестом отодвинул манжет и посмотрел на часы.
– Мне нужно бежать.
Он опять протянул Тоцци руку.
– Выше голову, Майк. Сейчас все довольно мрачно, но я уверен, скоро все изменится.