Грязный свет. Браво Его Величества

Ирам Анна

условия.

–Я сделаю ровно то, что ты мне велишь. Если они откажутся убивать Медана – в этом не

будет моей вины, и мы все равно будем свободны.

Аратим колебался несколько мгновений, но, взвесив все за и против, все же пожал руку

Масуна. Если мужчине удастся незаметно для Гирата подговорить других участников

данного мероприятия совершить весьма справедливое действие, Аратим будет очень

доволен. Если не удастся – он вмешается сам или попросит Джога.

В любом случае

наличие хоть какого-то шанса уйти из Беростана незапачканным пока еще грело душу

специального поверенного, а потому даже такая сомнительная сделка могла принести свои

плоды.

Глава 19.

Солнце палило нещадно.

В горячем воздухе плыли запахи гари и крови, рассеивалась пыль с мостовых, поднятая

галопирующими лошадьми, и развевались на ветру истерзанные красные ленты. На

дворцовой площади толпился народ – пронесся слух, что Принцесса Арно мертва. Никто,

однако, не торопился раскладывать по камешкам и бревнышкам эшафот, все ждали,

растерянно переглядывались и перешептывались. Люди свободно проходили через ворота

во дворец, толпа росла, стражники не препятствовали массовому скоплению и также

казались рассеянными.

Аратим стоял в стороне, как и в прошлый раз, укрывшись под сенью раскидистых

деревьев. Он наблюдал. Предпринимать что-либо было пока еще рано. Специальный

поверенный посмотрел вверх, на солнце – время перевалило за полдень. Он начинал

переживать.

В этот момент послышался невнятный гул толпы, который нарастал по мере

восхождения на трибуну советника Медана. Аратим присмотрелся: руки мужчины

оказались связаны, позади него шли двое из отряда Гирата в сопровождении Масуна.

Напряженное ожидание сменилось еще более стойким ощущением, что они не успеют или

не сумеют казнить советника, и Аратим начал судорожно просчитывать все возможные

варианты развития событий. Каждый раз он приходил к тому, что Медана либо спрячут,

либо увезут под охраной, и тогда он уж точно не сможет добраться до объекта, поэтому

нужно что-то предпринимать именно здесь и сейчас.

Тайнир и Абдул, приведшие советника на площадь, оказались под пристальным

вниманием специального поверенного. Заученным движением Таланта он распознал

эманации гнева и страха и начал очень аккуратно подпитывать их извне. Собирая по

крупицам состояние толпы, вычленяя нотки злорадства и торжества, вкупе с редкими

аккордами ненависти и желания мести, он плел новую песню, которая постепенно начала

звучать все громче в голове двух мужчин позади Медана. Он молился только о том, чтобы

что-нибудь задержало Гирата,

который в этот момент проводил в город Лиадэ с ребенком,

дабы доказать ликующей толпе возрождение прежней власти.

Совсем скоро с трибуны, оккупированной слугами, зазвучали призывные лозунги

совершить месть. На площадь вывели освобожденных илоток. К некоторым из них тут же

бросились родные и начали уводить их с улицы домой, чтобы отмыть и вылечить

израненные тела. Тайнир усмотрел среди них свою дочь, уведенную из Силая несколько

месяцев назад, и не поверил своему счастью. Это и стало катализатором момента: Тайнир

вытащил девушку из толпы, поднял на эшафот и, прижимая к телу вновь обретенное дитя,

произнес пламенную речь. Толпа подхватывала и повторяла практически каждое слово, из

разных уголков слышались одобрительные возгласы, женщины плакали, мужчины готовы

были идти в бой. И вот настал тот момент, когда народ не выдержал – первые ряды

кинулись вершить правосудие.

Медан не сопротивлялся. Ни когда его привязывали к лошадям за руки и ноги, ни когда

под восторженные крики толпы, животные погнали в разные стороны. Он смиренно

улыбался, представляя себе, как там, в пучинах новой жизни, встретится с ней и снова

будет её рабом. Гират увидел лишь жалкие останки своего сына, но в знак солидарности с

народом не стал ни скорбеть, ни наказывать виновных прилюдно. Вместо этого он

поднялся к своим соратникам и приказал вынести во двор тело Принцессы Арно. Мертвая,

но все равно прекрасная, она была штырями прибита к деревянной плите, перерезанное

горло чернело на фоне бледно-серого тела, белые кудри падали до земли, а окровавленное

лицо нисколько не потеряло своего великолепия. Её оставили гнить. И каждый желающий

имел право издеваться над этим телом, сколько угодно. Но никто к нему не прикоснулся –

слишком свежа была память, слишком отвратительным находили для себя люди

уподобляться такой мерзости.

Еще одна пламенна речь о восстановлении мира и былого величия закончилась

появлением маленького Асаха и Лиадэ, которых люди приняли с опаской, но весьма

благожелательно. Гират тем временем приглашал всех желающих вершить праведный суд

над приближенными и восстанавливать справедливость, не продолжая кровавую бойню,

гуманно, но строго. Народ, наконец, вздохнул с облегчением: праздника на костях и крови

не состоялось. Тела были убраны к вечеру, а мостовая очищена.

Вечером между Аратимом и Гиратом состоялся короткий диалог, в ходе которого была