Грязный свет. Браво Его Величества
Шрифт:
кровавую бойню. Арно ликовала и уже начинала думать о том, что лучшего помощника
она найти не могла. Потом её расположение приобрело совершенно новую окраску, когда
советник опять же случайно стал свидетелем претворения в жизнь её странных
склонностей и не смог сдержать свои. Вместе они разыграли извращенный спектакль, с
упоением кувыркаясь в окровавленных простынях, небрежно спихнув тело илотки на пол.
Его помощь оказалась неоценима, особенно по
повиновения. А замученные илотки были лишь малой платой за его верную службу, тем
более что они – безродные и привыкшие к насилию – не представляли никакой ценности.
И вот уже больше года он коротал вечера на этой софе возле запертой двери, за которой по
традиции было тихо, потому что илотка должна была молчать. Её необъяснимая реакция
на громкий голос всегда забавляла его, ему нравилась, когда она свирепела от
повышенных интонаций и без стеснения с изрядной долей фантазии выплескивала свои
эмоции. Он даже иногда мечтал о том, чтобы кто-нибудь сорвался на крик, чтобы иметь
возможность испробовать очередную задумку на несчастной жертве. Однако за дверью
было по-прежнему тихо.
Новенькая была не такая, как все остальные, она сразу породила в нем странные
сомнения. Одежда, настороженный взгляд, непонимание на милом остреньком личике –
вроде бы все как обычно, но все же держалась она не как невольница. Да в ней
присутствовал страх, какой-то обреченное одиночество, но вместе с этим было что-то еще,
чего советник так и не смог понять или увидеть, как ни старался. Вызвать её на доверие
также не получилось, что бы он ни делал, он всегда чувствовал внутреннее
сопротивление, ему до жути не нравилось смотреть ей в глаза, как будто она могла
прочитать в них его ложь и притворство. Медан удивился, когда после первого
предупреждения она перестала кричать, а после пытки огнем и вовсе предпочла не
открывать рот, пока с ней не заговорят. Но еще больше его впечатлила её выносливость, по
его расчетам она уже давно должна была лежать в кровати и не вставать, но она даже не
нуждалась в помощи, каждый раз выходя к завтраку самостоятельно и не хромая. В нем
даже проснулось нечто вроде уважения к этой хрупкой иностранке, которая смогла
продержаться так долго при ежедневных увечьях и не сломаться. Принцесса Арно также
видела в ней нечто, что не поддавалось объяснению, поэтому и продержала так долго
возле себя, пытаясь разобраться в её тайне. Но не найдя ответа, она списала все на
стойкость тела и духа и решила покончить с этим глупым расследованием. Голос сердца
она
подсказывали ей, что это все лишь отголоски её прошлого, банальный страх и ничего
больше.
Каждый раз, отправляя на тот свет очередную жертву своих застарелых комплексов,
Арно считала, что туда же вместе с ними уходят её страхи, не осознавая, впрочем, того,
что на самом деле они питаются её изощренными пытками. И после недельного мнимого
спокойствия её тревога возвращалась снова, росла, становилась невыносимой, требовала
новых пыток и жертв, которые неизменно получала. И за всем этим стоял он – советник
Медан, отбиравший самых податливых, самых психологически неустойчивых и при этом
самых желанных, способных в полной мере удовлетворить странные наклонности двух
тиранов. Но любая игрушка рано или поздно пресыщает. Темные волосы становятся
привычными, рассматривать страх в коричневых глазах уже неинтересно, да и смуглая
кожа очень плохо оттеняет цвет крови. Арно захотелось экзотики, причем именно из той
страны, где рабства нет. Девушку, которая окажет сопротивление, которую сложно будет
сломать, с нестандартной внешностью и характером. Медан нашел её и достаточно
быстро, наткнувшись на торговцев изысканным товаром. Она подходила под описание, как
никто другой, гордая и строптивая, интересная, с яркими зелеными глазами и
каштановыми кудряшками. С каким нескрываемым любопытством он наблюдал за ней,
как шла ей эта алая лента, как хотел он скорее, чтобы наступил тот день, когда Принцесса
Арно сочтет её готовой к самому главному представлению в её жизни.
И вот она за этой дверью, молчит и терпит, а Медан ждет и улыбается своим фантазиям,
отсчитывая минуты. Стройный ход его мыслей странным образом переплетался с
увлекательным повествованием о пиратах и кораблекрушениях, о соленых брызгах и
криках чаек, которые в его голове превращались в красные капли на лице и жалкие стоны.
Убаюкивающая мелодия сверчков из открытого окна, приглушенный свет лампы и легкое
покачивание прозрачного занавеса оказывали настолько умиротворяющее действие на
разомлевшего советника, что он и сам не заметил, как задремал. Очнувшись через
некоторое время, он с недоумением осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, сколько
времени он проспал и видел ли кто-нибудь его позорное поведение на посту. Медан
прислушался, но дверь по-прежнему не пропускала ни единого звука. Он осторожно