Гуд бай, Арктика!..
Шрифт:
Стало быть, и то, и это — фата-моргана.
— Первый день плавания — у нее уже глюки, — угрюмо сказал Тишков. — Хороша ты будешь недели через три!
Ударом колокола в адмиральский час нас всех призвали в кают-компанию. Прямо под колоколом, на котором почему-то было написано «Фрам», а не «Ноордерлихт», у карты Свальбарда ждал свою морскую дружину вождь экспедиции Дэвид Баклэнд.
С той минуты колокол и Баклэнд навеки соединены во мне: я говорю «колокол» — подразумеваю Баклэнд, а говорю «Баклэнд» — подразумеваю колокол. Ибо смысл существования этого пилигрима — рыцаря ледовой державы — сзывать под свое ледяное знамя тех, кому дороги белоснежные шапки Земли.
Дай ему волю, он бы странствовал вечно среди просторов Арктики, служил тут божественную мессу в честь голубых обетованных Ледников, причащал неофитов, обращал неверных. А не будь «Ноордерлихта», Дэвид, как святой Албей, расстелил бы по водной глади плащ и пустился в плавание по Северному Ледовитому океану.
Только тот мог с полным правом называться морским конунгом, кто никогда не спал под закопченной крышей и никогда не пировал у очага… [1]1
Перевод М. Стеблина-Каменского. — Здесь и далее прим. автора.
Слова этой древней исландской баллады как нельзя лучше подходили Дэвиду, живущему на яхте даже в родном Лондоне — на Темзе. Стоя возле карты с зеленым фломастером в руке, отец наш собрался поведать о предстоящем плавании и тысяче других туманных вещей, что он предуготовил своим овцам.
— Я хочу показать вам места, которые и так существовали в вашем воображении, — начал Дэвид, — но ожидали того момента, когда вы откроете их для себя. Откроете и полюбите.
Белая голова Дэвида рифмовалась с белизной нарисованного на карте Свальбарда, глаза слились с ультрамарином океана, его бодрствующий дух звал нас в самые отдаленные уголки просторного мира.
— Идем на Север по Гренландскому морю, — Дэвид повел вверх зеленую линию, — по левому борту оставляем Землю Принца Карла, по правому — Землю Принца Альберта, здесь ученые возьмут пробы воды. Достигнув северо-запада острова Западный Шпицберген, берем право на борт и движемся на восток, насколько позволит ледовая обстановка. Однако плохие новости. — На ясное чело Дэвида упала тень. — Оперативные ледовые карты показывают, что северо-западный Шпицберген блокирован льдами. Сплоченность льдов постоянно колеблется — вместе с нашей надеждой пройти по намеченному маршруту. Будем пробиваться на Север — пока не упремся в лед. Если путь открыт, — продолжал он, — по Ледовитому океану обогнем северную оконечность Шпицбергена и проследуем вдоль Северо-Восточной Земли. В районе острова Белый ученые мужи снова проведут свои изыскания. — Дэвид почтительно устремил фломастер на Саймона и доктора Иглесиас-Родригес, желая подчеркнуть невероятную важность присутствия этих персон на борту корабля.
Они-то определенно знали, чем заняться. Доктор Иглесиас-Родригес пустилась в Арктику на поиски редкого вида зоопланктона, птероподов — водяных бабочек или крылоногих улиток. В связи с изменением климата для них наступают не лучшие времена, птероподы стремительно мельчают, у них заметно падает рождаемость, куда ни посмотри — кругом одни неприятности.
Океанограф Саймон Боксол собирался вплотную приблизиться к Гольфстриму, войти в его воды и черпануть ведро-другое, чтобы увидеть, что с ним творится.
Зато у нашего брата гуманитария на лицах была исключительная решимость хоть как-то выдержать спартанские условия обитания, не дрогнуть перед лицом испытаний, не опозориться в качку, избежать злой кручины, не впасть в запой, дословно понять, что говорит Баклэнд, а уж потом, была не была, прорвемся, лишь бы не потонуть.
— Далее проливом Ольги между островами Баренца и Эдж попадаем в пролив Стур-Фьорд, огибаем остров Баренца и бороздим пролив Хинлопен. Таким образом, при благоприятной ледовой обстановке мы снова оказываемся в Ледовитом океане, — сообщал он с достоинством английского пэра, выступающего в Палате лордов. — После чего с заходом в Баренцбург возвращаемся в Лонгьир. Да! На обратном пути нам предстоит существенно углубиться в открытое Гренландское море для исследования вод течения Гольфстрим.
Тут он всех обвел ясным взором и, если я правильно поняла, произнес вообще нечто невообразимое:
— Если ученые замыслят еще куда-то — поплывем туда. Художники также вольны вносить предложения. Пускай выкладывают свои резоны. Может, Леонид с Луной хочет высадиться на какие-нибудь особенно дикие берега?
Все взгляды устремились к Лене, он жутко разволновался, вскочил, щеки с ушами красные:
— Мы с Луной хотим туда… — воскликнул он, — не знаю куда!
Просторные шлюзы, ведущие в мир чудес, раскрылись настежь. Мы наконец без расспросов поняли, что очутились там, где надо. И, будто в подтверждение, из уст проводника Андрея Волкова, «позитивного мужика с ружьем», как его охарактеризовал Миша, изошли два слова — zodiac и landing, которые не оставляли сомнений, что мы в космосе и будем высаживаться на Землю. Или на Марс: буро-красные утесы, погруженные в туман, кусок земной тверди вдали, куда мы вознамерились сойти, живо напоминали фантастические миры Казанцева.
Несмотря на то что Ренске заклинала нас облачаться в спасательный жилет только на корме, особенно в случае тревоги, многие набросили его в каюте, поэтому на выходе образовалась давка. Словно средневековые крестоносцы в доспехах, попавшие в западню, мы тщетно пытались протиснуться на палубу, чтобы продолжить славный поход.
— Можете считать, на сегодняшний день вы уже затонули, — заметила Ренске, наблюдая это позорное столпотворение.
— А если я упаду в Ледовитый океан, — озабоченно спросил Пол Миллер (он же DJ Спуки), — как мне сохранить температуру тела? Физкультура может помочь?
В нашей толпе крестоносцев Пол выгодно отличался ослепительной канареечной курткой, ударно сочетавшейся с оранжевым спасжилетом, а его побритую шоколадную голову, открытую всем ветрам и полярной стуже, венчал элегантный антрацитовый берет. На протяжении трехнедельного арктического плавания из всей дружины он один задал Ренске этот насущный тактический вопрос. Остальные, видимо, и думать не смели о подобной перспективе, всецело полагаясь на блаженного Баклэнда, который — не прямо, конечно, косвенно — всякий день давал нам понять, что наше мореплавание затеяно во славу Божью.
Я посоветовала Полу в этом случае распевать псалом «Услышь нас, Боже, Спаситель наш, упование всех концов земли и находящихся в море далеко!».
Однако он все-таки потребовал от Ренске чисто практическую рекомендацию. И та ему ответила благожелательно, что да, с физкультурой можно продержаться десять минут, без физкультуры — семь. А лучше всего сжаться в комочек — беречь тепло. И тогда уже распевать псалмы.
Мы выстроились перед открытой дверкой в фальшборте. Внизу покачивался на волне «зодиак» — большая резиновая моторка, в ней Афка принимала пассажиров. Я первой спустилась по трапу и, сделав два шага по тонкой мембране дна, уселась на круглый борт.