Гуд бай, Арктика!..
Шрифт:
Например, она искупалась в Ледовитом океане. Разделась, вошла в воду и поплыла. С наслаждением…
Леня мне потом говорил, что на гребне горы рядом с этой женщиной он ощутил странное погружение в одиночество — но одиночество с бескрайним горизонтом и широко рассеянным светом. Это была огромность в чистом виде, лишенная примет какого-либо пейзажа. Ничего, кроме Истока.
Постепенно внизу стали вырисовываться следы фантастической, никому не нужной жизни среди отрешенных остроконечных заснеженных гор. Слева, у самого берега, как игрушки, разбросанные каким-то небесным ребенком, сыном богов, лежали тут и там домики Ню-Олесунна. Справа в голубом зеркале залива ясно и неподвижно отразились три короны, три короля — три пирамидальные вершины.
Леня достал фотоаппарат и хотел снять бездонную голограмму — солнце, небо, горы, залив, его полутона и переливы и маленькие белые кораблики айсбергов, но потом махнул рукой на свою бессмысленную затею. Все это был если не мираж, то божественный спектакль, разыгранный Рут Литтл специально для Лени, сумевшего взобраться на гребень гор. Фантазия Творения разворачивалась в сознании смотрящих, а никак не в объективной реальности, поэтому не запечатлелась даже на матрице камеры «Кэнон 5D, Марк II».
А на фоне трех корон, трех вершин, высилась четвертой короной треугольная металлическая мачта, три опоры внизу, вверху — площадка для зачаливания дирижаблей. Давно уж нет этих легендарных летательных аппаратов, а мачта все еще стоит, ожидая возвращения последнего дирижабля «Италия», улетевшего отсюда на Северный полюс летом 1928 года. Он пропал в огромном белом пространстве, унося с собой пятерых участников экспедиции Нобиле.
Двумя годами раньше на эту мачту карабкались Руаль Амундсен, Линкольн Элсуорт и полковник Нобиле с собачкой Титиной за пазухой, чтобы забраться в гондолу «Норвегии» и совершить небывалый перелет от западных берегов Шпицбергена — пересечь Северный полюс, сбросив на него флаги Италии, США и Норвегии, и приземлиться на Аляске.
Хотя русский летчик Ян Нагурский за месяц до Первой мировой уверенно сказал: «Только авиация как колоссально быстрый способ передвижения есть единственная возможность пролететь над Северным полюсом».
Такие вот гордые слова произнес отважный Ян Иосифович — не знаю, имел ли он в виду свой крошечный гидросамолетик, который в разобранном и упакованном виде приплыл с ним к берегам Новой Земли для поиска пропавших экспедиций Брусилова и Седова, на борту судна «Печора» в метелях и штормах несколько раз собран, разобран, собран, разобран, мотор у него барахлил, шатун третьего цилиндра сломан, погнулся главный вал, ничего, двигателем в пятьдесят лошадиных сил он распугал всех полярных медведей и, ориентируясь по шлюпочному компасу, полтора месяца парил над забитыми льдом проливами, в сплошных облаках, порой лишь на одной воле пилота.
…Чем страшно воодушевил Амундсена!
Глава 16
Три Амундсена
Рассказывать об Амундсене в прозе не получится, житие этого паломника к святым полюсам нужно петь как песню, или Мише сочинить про него пьесу. Он был не ученым-полярником, но гениальным художником, актером театра мира.
Главное для него — оказаться на Северном полюсе или на Южном. Он вился вокруг Земли, как неприкаянный спутник, ожидая великого мига, который обессмертит его имя.
Собираться на Северный полюс, годами идти к нему, а потом развернуть в одночасье «Фрам» и двинуться в Антарктиду, опередить капитана Скотта и водрузить норвежский флаг на Южном полюсе.
Все запечатлеть, снять фильм, собрать видимые и невидимые свидетельства, а потом выходить к публике в меховой куртке, надвинув капюшон на лоб, и, улыбаясь в усы, рассказывать о приключениях, жмурясь от магниевых вспышек фотокамер.
О, как мечтал покоритель Южного полюса оказаться и на Северном тоже. Но время шло, Руаль старел, силы были уже не те, многолетние зимовки и недостаток витаминов подкосили его здоровье. Несколько лет подряд он вдоль и поперек бороздил Полярное море, побывал на всех мыслимых архипелагах и островах, но полюс ускользал от него. Дрейфуя со льдами на шхуне «Мод», когда они с Харальдом Свердрупом, Оскаром Вистингом и русским телеграфистом Олонкиным год обретались в пути, а все еще не достигли острова, откуда их экспедиция предполагала начаться, Амундсен решил во что бы то ни стало раздобыть самолет. И пролететь над полюсом — хоть на «Фармане», хоть на «Юнкерсе», хоть на «Дорнье-Вале». А лучше на метле или на ковре-самолете. Было бы куда надежней.
За время войны авиация, конечно, расправила крылья. Но еще в октябре 1925 года на Северном Кавказе море беленьких косынок и казачьих папах восторженно, духовым оркестром встречали самолет «Моссовет», на котором совершал агитоблет по станицам секретарь окружкома — мой дед Степан Степанович Захаров.
Народу было — хоть по головам ступай! Его приветствовали пылающими кострами, алыми полотнищами, с земли раздавалось раскатистое «ура». Митинг за митингом открывал Степан Захаров — в ликующей обстановке среди туго закрученных станичных усов. Словами возвышенными оповещал о неминуемо наступающей эре воздушного флота, а также громадной роли авиации в сельском хозяйстве.
В глухом селе Александровском, где отродясь не слыхивали ни гудка паровоза, ни треска пропеллера, на глазах у небольшой толпы со знаменами, распевающей «Интернационал», «Моссовет» упал на бугры александровской степи. Пропеллером в землю, хвостом в небо. Степана подбросило — головой в потолок, в «Инструкцию для пассажиров самолета». Снесло шасси, лопнул ланжерон. Чудо спасло их от взрыва, от огня. На мое счастье, старик отделался легкими ушибами, а то кто бы сейчас писал эту книгу?
Но Амундсен боялся одного — не успеть.
В Нью-Йорке он купил пару «Юнкерсов» — они развалились при первых пробных полетах. Норвежский полярный герой — весь в долгах, лекции и статьи не приносят доходов. Тогда возникает идея выручить средства от продажи почтовых открыток на очень тонкой бумаге, которые совершат путешествие к полюсу на борту самолета. Открытки распродали по доллару за штуку! Выручка в десять тысяч долларов улетела в качестве задатка на строительство двух «Дорнье-Валей», дело за малым — где взять еще семьдесят тысяч?
В газетах легенду Норвегии объявляют банкротом, ему светит долговая яма, кажется, великий спектакль с полюсами Земли бесславно окончен. Как вдруг в Нью-Йорке, в маленьком отеле, где Амундсен скрывался от кредиторов, раздается телефонный звонок… Сын угольного промышленника Линкольн Элсуорт готов предложить восемьдесят пять тысяч, если его тоже возьмут в полет.
В том же 1925 году, когда Степан потерпел авиакатастрофу над Александровском, Амундсен расплачивается за самолеты, разобранными и упакованными везет их на корабле сюда, в Кингсбей, собирает, в каждый «Дорнье-Валь» сажает по механику и пилоту, и со спонсором Элсуортом они вылетают в сторону полюса.