Гуд бай, Арктика!..
Шрифт:
Лед в Арктике — это их всё.
И вдруг, считай, за последние десять лет, арктическая вселенная неузнаваемо преобразилась. Началось великое таяние льдов. Арктические берега покрыты свежими ледниковыми шрамами, на каждом шагу мы обнаруживали туманные русла недавно отступивших глетчеров. Кингсбей теперь не замерзает зимой, как раньше. Та же история в Гренландии, на Аляске, в Канаде, на севере России. Впервые за 125 тысяч лет Арктика растаяла до такой степени, что в июле можно доплыть до Северного полюса на обычном корабле! Жители вместо саней пользуются лодками. А зверье, прямо на глазах лишаясь гостеприимных и обжитых льдин, бродит сиротливо по береговым скалам и камням.
Бет провожала в плавание своего Кочевника, желая ему продержаться как можно дольше, набраться силы за долгую зиму, нарастить ледяные бока, и весной, и летом продолжать путь, огибая архипелаги, заплывая в проливы, посещая далекие неведомые воды, встретиться с белой чайкой, приютить медведя или тюленя. Будь здоров, лед, странствуй по Арктике, не тай, держись, дружище! So long, до встречи на этой Земле! — как говорят мореманы.
Художественный перформанс Бет подвиг на артистические высказывания весь наш легко воспламеняющийся экипаж. Народ заметался вокруг лениво лежавших на песке льдин, выбирая себе подходящую, каждому хотелось сотворить что-то важное, весомое, нетленное. В средней полосе распространено похожее занятие — когда самодеятельные скульпторы бродят по лесу, высматривают коряги, а потом ваяют одержимо гнома или грибок из корешка или скрученного ствола березы.
Боб Дэвис, вооруженный пилой и топориком, набросился на огромную стамуху, распугав куличков-песочников, «калидрис маритима» — Андрей величал их по-латыни. Осколки льда летели во все стороны, и через полчаса из-под руки известного канадского архитектора возникло на редкость простоватое кресло, которое за минимализм вполне можно причислить к разряду стульев.
— «Экологическое сидение для жителя Арктики»! — прокомментировал свое творение Боб. — Никакого вреда окружающей среде. Когда житель севера отдохнет и отправится дальше, кресло займет тюлень или глупыш!
Рут Литтл колдовала в сторонке над глыбой в форме громадного яйца. Она высекала лик человеческий, а будь у нее побольше времени — сотворила бы ледяного Голема, и дунула в лицо его дыхание жизни, и стал бы он душою живою, и появился бы у нас еще один участник экспедиции.
Неугомонный артивист Кевин акварельными красками рисовал на льдине людей с оленьими головами и человекоптиц, фотографируя каждую фазу их движения. Он начал снимать анимационный фильм, и теперь все вокруг служило ему декорациями: огромные камни, заснеженные ледники, гладь моря и небесный свод.
Поэт Ник Дрейк не стал запариваться с идеями, он просто разделся по пояс и попросил запечатлеть себя рядом с айсбергом. Так они и стояли — Ник и «айс», голые, розовые и беззащитные, только у Ника на голове была шапка, а у айсберга — ничего.
Многие стамухи, обточенные солеными водами Полярного моря, выглядели готовым творением какого-то гениального сюрреалиста. Айрис Хослер, художница из Канады, выбрала ледяную скульптуру — сплошь в излучинах, промоинах и изломах, улеглась, как тюлень, на его вершину и поползла сквозь прозрачные тоннели, подныривая под хрустальные арки, просачиваясь в отполированные волнами полости.
Все мореплавание Айрис не расставалась с блокнотами, в карманах ее большой непромокаемой куртки хранились кисточки, фломастеры и карандаши. В отличие от Лени, который меланхолично обозревал окрестности через видоискатель «Кэнона», пока еще мысленно прилаживая к пейзажу свой недостроенный светящийся месяц, а рисовал карикатуры в теплом кубрике после сытного обеда, Айрис ныряла в норы айсбергов или вскарабкивалась на крутые скалы, чтобы достать огрызок карандаша и свой сто двадцать… мы уже сбились со счету какой альбомчик, и, невзирая на свист ветра, падающий снег или холодный туман, замерзшими пальцами зарисовать потеки ледниковой грязи, пятна растаявшего льда, следы песца или причудливые эрозии почвы, затянутые осенним ледком.
К тому же она переносила на бумагу рельеф окружающей ее реальности. Используя технику фроттажа, прикладывала страницы альбома к поверхности льда, земли, просоленной древесине умерших деревьев и методично протирала мягким грифелем образующийся рельеф. На бумаге возникали странные картины, напоминающие древние карты или медицинские рентгенограммы.
Айрис глубоко интересовал внутренний порядок вещей, их структура, ей хотелось запечатлеть не гору, а скрытый смысл горы, внутреннюю суть камня — а не камень в пространстве.
Перемещаясь в текучем и плотном веществе льда, она, как птица, погружалась в голубую сферу, и этот балет на льду длился до тех пор, пока ее единственная ушанка не упала в воду и не поплыла по волнам.
Тем временем Бет Капуста, писатель и путешественник, подарившая имя льдине, положив угольки своей души на ее голубую спину, задумчиво шагала по кромке моря. А мы ее ждали с Леней и Баклэндом, сидя в «зодиаке», всматриваясь вдаль, где медленно исчезал породнившийся с нами Кочевник, наш ледяной брат, спутник бездонных дорог, которого отныне звали NOMAD.
Когда же все вернулись на корабль, Дебора Уорнер со словами «Бедный Йорик!» внесла в кают-компанию огромный кусок льда, удивительно похожий на череп.
С тех самых пор «Йорик» важно дрейфовал по Ледовитому океану прямо у нас на шхуне, мирно покоился на корме, на носу или с грохотом в шторм перекатывался с борта на борт, весьма приумножая исконное своеобразие «Ноордерлихта». Он плыл с нами всю дорогу, не позволяя забыть о том, что жизнь преходяща и невечна, поскольку даже Земля, гора Меру и океаны погибают в конце каждого космического периода — махакальпы, сгорая в огне семи солнц.
Глава 18
Кит ID 1008
Господи, разве просила я о том, чтобы своими глазами увидеть в Гренландском море живого кита? Разве посмела бы потревожить Тебя просьбой о таком великом Чуде? Столько чудес Ты явил в моей жизни, что еще и моление о ките было б верхом неблагодарности и нахальства.
Я только хотела чуть-чуть раздвинуть горизонт, проветриться, встряхнуться, возвыситься над обыденным. Я попросила хотя бы о тени любви, о белизне и прозрачности и беспричинной радости.