Гудериан
Шрифт:
Рвение, с которым Гудериан подошел к традиционной роли юнкера-землевладельца, весьма показательно. Он стремился найти себе какое-то занятие, помогающее освободиться от груза прежних проблем. Новые заботы давали возможность с головой уйти в семейные дела. Имея весьма скудный запас знаний, фактически без опыта, Гудериан начал заниматься разведением и откормом скота, отдаваясь этому делу с не меньшим энтузиазмом, чем военной службе. Он ставил себе цели с расчетом на перспективу и составлял планы, где все было расписано до мелочей. Письма к Гретель изобилуют административными указаниями. Становым хребтом имения в Дейпенгофе должны были стать овцы и крупный рогатый скот. Неплохое начало положил племенной бык по кличке «Панцер-гренадер», которого Гудериану подарили фермеры Шлезвиг-Гол штейна. Отставной вояка изучил основные правила содержания скота и, как всегда, был полон оптимизма. Интересный факт – среди профессиональных военных всех стран распространено убеждение, будто навыки, полученные во время службы в армии, помогают стать хорошим скотоводом. Хотя статистика банкротств свидетельствует не в их пользу, всегда находится достаточно
Гудериана никогда не оставляла надежда, что его вновь призовут командовать. В конце концов, это было последнее, что у него оставалось. В сентябре, когда закончилось оформление документов на владение имением Дейпенгоф, Гудериан позвонил Бодевину Кейтелю. Но родственник Гретель опять сказал, что шансы вернуться на действительную службу хуже, чем когда-либо. Хоть Бодевин и был братом Вильгельма Кейтеля, но теперь его влияние распространялось не столь далеко, к тому же через несколько дней его должен был сменить Шмундт. По мере того, как звезда Германии клонилась к горизонту, власть все больше переходила в руки людей, враждебных старому порядку. Наконец-то в полной мере сказались последствия революции 1919 и 1933 гг. К этому времени было хорошо известно, что малейший неверный шаг армейского офицера, который можно было истолковать как проявление оппозиции, привел бы, по меньшей мере, к немедленном увольнению. В сентябре 1942 года, после серьезной выволочки у Гитлера, подобная участь едва не постигла Йодля, доверительно пожаловавшегося Варлимонту: «…никогда не следует указывать диктатору на его ошибки, поскольку это грозит потерей его доверия…». В ноябре 1942 года Варлимонта самого отстранили от исполнения обязанностей, правда, временно. Вильгельм Кейтель вменил ему в вину заступничество за дежурного офицера, майора, осмеливавшегося возражать Гитлеру, выступив в защиту чести и достоинства Роммеля. Майор спасся чудом. «Его могли расстрелять в течение десяти минут», – пишет Варлимонт.
Начиная с этого периода любое прямое сопротивление Гитлеру со стороны офицера было чревато суровым возмездием. Здрвомыслящие, подобно Гудериану, выбирали косвенные методы оппозиции. Моменты, когда фюреру можно возразить открыто, были чрезвычайно редки, но люди хватались и за них. «Какая польза в бессмысленном самопожертвовании?» – говорили они, если, действуя скрыто, можно позднее найти возможность повлиять на дела. Совет Гретель: «Позже ты еще понадобишься отечеству, время еще не пришло», – был таким же своевременным в 1942 году, как и в 1919.
Генералов все больше пугал рост гиммлеровских СС. Части СС стали огромной личной армией. Сначала это войско состояло из дивизий, затем из корпусов и, наконец, из армий. Даже люфтваффе Геринга, чье господство в воздухе клонилось к закату по причине отставания технологии, уступало этому сопернику, престиж которого был очень высок. СС и люфтваффе, пользовавшиеся львиной долей внимания нацистских организаций, забирали себе лучшие кадры и технику. Лишь к концу 1941 года, когда катастрофы, предсказанной фон Шеллем, было уже не миновать, сухопутные силы получили в промышленности такой же статус, как и люфтваффе.
Наступления русских и англичан зимой 1941-1942 гг. в конце концов закончились неудачей, и у немцев вновь возродились надежды. Следующим летом они осуществили ряд успешных операций в России и Африке, в результате которых вышли к Волге в районе Сталинграда, на Кавказ и к Эль-Аламейну. Им осталось пройти всего лишь несколько миль до Суэцкого канала. Однако все эти успехи оказались временными. Осенью продвижение немцев повсеместно застопорилось, а зимой они стали отступать. Сначала под Эль-Аламейном англичане нанесли поражение силам «Оси», испытывавшим трудности на коммуникациях, и отбросили их назад в Тунис. Затем контрнаступление русских привело к окружению сталинградского гарнизона и вынудило немцев оставить Кавказ. Эти катастрофы вкупе с преследованиями со стороны Гитлера наподобие тех, о которых речь шла выше, и его непостоянством требовали от сотрудников генерального штаба огромного напряжения физических и моральных сил. Жизнь для Гальдера стала невыносимой, и почти все вздохнули с облегчением, когда 25 сентября его сняли и заменили очень молодым генерал-лейтенантом Куртом Цейтцлером, имевшим репутацию приверженца гитлеровских идей и обладавшим достоинством, очень ценимым фюрером – беспредельным оптимизмом. Почти сразу же он дал Гитлеру то, что все новые начальники штаба считали для себя необходимым – возведение в ранг официальных гитлеровских требований к каждому штабному офицеру:
«От каждого штабного офицера я требую следующего: он должен верить в фюрера и в его методы командования. В каждом удобном случае он должен передавать эту уверенность своим подчиненным и тем, кто его окружает». Никто не стал этого оспаривать.
Как и его предшественники, Цейтцлер очень скоро втянулся в споры с фюрером как по оперативным, так и по административным вопросам. Гитлер решил лично производить назначения на ключевые посты в сухопутных силах и напрямую подчинить себе отдел кадров, которым руководил Бодевин Кейтель.
Но хотя Бодевин больше не мог оказывать помощь Гудериану, это не нанесло последнему особого ущерба. Гудериан остался в хороших отношениях с влиятельным Шмундтом, которого считал честным и здравомыслящим офицером. Он также продолжал поддерживать полезные связи с имевшими определенный авторитет офицерами войск СС и люфтваффе. В 1942 году Зепп Дитрих, старый ландскнехт и ветеран добровольческого корпуса, лез из кожи вон, доказывая Гитлеру, что в декабре 1941 года с Гудерианом поступили несправедливо. В начале 1942 года он публично выразил чувство уважения к своему командиру. Гудериан ответил взаимностью. Для него Дитрих был воплощением людей, которых он в 1919 году считал «настоящими
Итак, у Гудериана имелись не только враги, но и друзья, хотя сомнительно, чтобы первые были такими могущественными, какими он иногда изображает их в «Воспоминаниях солдата», впрочем, не называя имен. Разумеется, среди тех, кто мешал ему, были люди, имевшие определенный авторитет. Гудериану никогда не простили, что он «наступал на мозоли» кавалерии и вел себя вызывающе по отношению к управлению боевой подготовкой, ставившему ему палки в колеса. Офицеры, чье самолюбие пострадало, радовались уходу Гудериана и вполне искренне полагали, что нашли способ вернуть себе прежнее преимущество. Теперь на вооружении появились новые виды техники – своего рода заменители танков – самоходные штурмовые орудия и низкоскоростной противотанковый снаряд, действовавший по принципу кумулятивного. Изобретение этого снаряда, уверяли Гитлера, чуть ли не вмиг сделает танки допотопным оружием. Правда, они выпустили из вида проблему поражения точечных целей снарядами с низкой скоростью – но Гитлер заразился их энтузиазмом, и это было главным.
Производство и разработка новых типов танков находилось в такой же зависимости от переменчивого настроения фюрера и его дилетантских суждений, как стратегия и тактика. Подобно большинству политиков, он не вмешивался в эти дела, пока все шло хорошо, однако с возникновением кризиса началась лихорадочная суета и поиски быстрого решения.
Вот когда сказалась непредусмотрительность. Выше уже упоминалось, что появление в июле 1941 года русских танков Т-34 практически не вызвало тревоги у военных руководителей Германии, хотя должно было. Лишь когда три месяца спустя эти машины появились в большом количестве, в ОКВ вспомнили о предупреждениях Гудериана, и в ноябре 1941 года по его настоянию предприняли усилия с целью реанимировать программу по перевооружению, до тех пор осуществлявшуюся вялыми темпами. Гудериан требовал новых, более мощных танков и самоходных установок для борьбы с танками – панцерегерс (охотников за танками), и в ответ получил удивительное письмо из ОКХ: «Я только сожалею, что подобное требование не было выдвинуто шесть лет назад. Теперь мы оказались бы в ином положении». Это, как пишет Либенштейн, Гудериан воспринял как личное оскорбление: «Ни один офицер не боролся за новые танки так, как он. Его требование 40-мм брони было отвергнуто несколько лет назад, и то же самое можно сказать о вооружении. Гудериан требовал установки 50-мм пушек еще до 1934 года».
Поражение под Москвой привело к тому, что Гитлер развил лихорадочную деятельность во всех направлениях, в том числе и в области разработки новых типов танков. Возомнив себя всемогущим, он требовал немедленного чуда – увеличить производство машин и создать танк, способный вести борьбу с Т-34. В январе 1942 года его ознакомили с проектом танка, который, как надеялись немецкие конструкторы, сможет успешно бороться даже с усовершенствованными моделями Т-34 – новый средний танк УК 3000 весом в 45 тонн и длинноствольной 75-мм пушкой L70, получивший название «Пантера». Кроме того, велись поспешные приготовления к запуску в серию тяжелого танка, созданного на основе «танка прорыва», концепцию которого Гудериан выдвинул еще до войны. Речь идет о «Тигре» весом в 65 тонн, вооруженным 88-мм пушкой L56. Однако до поступления в войска этой новой техники (несколько «тигров» были готовы к осени 1942 г.; а первые «пантеры» сошли с конвейера весной 1943 г.) должно было пройти некоторое время, и нужно было что-то предпринять, чтобы восстановить танковый паритет. Этого достигли сравнительно легко за счет усиления брони – в 1943 г. 80-мм броня на Т-III и Т-IV уже не обеспечивала надежной защиты, как и замена орудий на длинноствольные 50-мм L60 и 75-мм L46. С целью обеспечения более эффективной поддержки пехоты и укрепления противотанковой обороны увеличивался и выпуск самоходных установок – противотанковых, штурмовых и артиллерии. Машины выпускались на базе существующих шасси. Эта обширная программа, наподобие отвергнутой летом 1940 года, требовала огромных расходов, поскольку наряду с разработкой новых машин увеличивался выпуск уже существующих типов танков. В декабре 1942 года, когда танковые дивизии сражались в России на пределе своих возможностей, а союзники наращивали давление в Северной Африке в войне, которая была в основном войной танков, танк Т-III сняли с производства. Сначала Гитлер последовал совету офицеров, представлявших интересы танковых войск на высшем уровне командования, и ведущих промышленников. Согласно их концепции, основными критериями оценки конструкции танка должны быть в порядке очередности: вооружение, скорость и броня. Это ни в коей мере не противоречило убеждениям Гудериана, хотя он беспокоился о том, что многие армейские офицеры не имели ясного представления о развитии танковых сил. К несчастью для вермахта, ни эти офицеры, ни промышленники не были хозяевами в своем собственном доме. 8 февраля 1942 года в катастрофе погиб доктор Тодт, и его место министра вооружений занял любимец Гитлера – архитектор Альберт Шпеер, превосходный организатор, однако не разбиравшийся ни в танках, ни в каком-либо другом оружии. Ему приходилось всецело полагаться на мнение экспертов, а те лоббировали интересы отдельных лиц. Например, промышленники соперничали друг с другом в отстаивании собственных концепций и проектов. На полигоне на сравнительных испытаниях двух типов танков случиться могло все. Обычно пробные образцы изготавливались с применением материалов очень высокого качества, хотя конструкторы прекрасно понимали – в серийном производстве это будет невозможно. А если какой-то талантливый и честолюбивый конструктор, такой, как, скажем, доктор Порше – лучший пример в этом отношении, – не мог добиться нужного для себя решения в комитете или на испытаниях, то вполне мог напрямую обратиться к Гитлеру, на которого всякие грандиозные планы, как известно, производили чрезвычайное впечатление.