Гуль. Харизма +20. Том 2
Шрифт:
— Имеет смысл, — кивнула она и добавила громче: — Елизавета, продолжишь кошмарить его в пути, пора отправляться.
Мы полетели на север.
До Щедрых Холмов добрались только к вечеру, весь день провели в небе. Были ранние сумерки, когда под днищем «Драконьей мушки» барханы сменились холмами.
Пасторальная идиллия. Изумрудно-зелёные травы, огромные цветочные луга, стада, передвигающиеся по земле как живые облака; высокие фахверковые мельницы и деревеньки, на две трети утопленные в ландшафте. Я никогда не видел ничего подобного в реальности, всё это навевало чувство уюта
В этот раз Мэдлин решила переночевать с нами, так что вопросом ночлега озаботилась сама. Она достала из инвентаря потрёпанную книжку в дешёвом переплёте и около десяти минут изучала её страницы.
— В «Большом путеводителе Лиги Праздношатающихся Созерцателей по приютным местам» указано, что близ южных границ субрегиона есть деревенька Дормстон. Можно переночевать в тамошней таверне, но рецензенты очень хвалят частный пансион на холме Штрумпова горка. В большом смиале живёт одинокий пожилой полурослик, который иногда безвозмездно принимает гостей. Все удобства, обильное питание, видеовещание, и… УЮТ. Надеюсь, я смогла передать это? УЮТ. Рецензенты делают на это особое ударение. Из негативных сторон: гостить можно не более трёх суток с перерывом не менее трёх месяцев между визитами; хозяин может отказать в гостеприимстве без явных причин; спальные места рассчитаны на малорослых индивидов. Особо уточняется крайняя нежелательность вступать с НИПом в конфликты любого рода. Что думаете?
— Давайте сунемся к этому милому старичку, и, если он нас выставит, отправимся в таверну! — предложила Лиззи.
— С чего ты взяла, что он милый? — не понял я.
— И с чего ты взяла, что он нас прогонит? — спросил Гринботтом, нюхая пальцы, которыми только что чесал в подмышке.
— Во-первых, — начала считать мумия, — все старые полурослики милые. Такие важные кудрявые толстячки, деловые, напыщенные, ворчливые, но добрые внутри. Это как бы аксиома.
— Как бы нет, — тихо не согласилась Мэдлин.
— Во-вторых, с нашими рожами в приличные места пускают через раз, а с тобой, Гнус, шансы уходят в минус. Кроме тебя, Мэдлин, ты достойна сверкать в высшем свете.
— Что периодически и делала раньше.
— Я попросил бы! — возмутился Гринботтом.
— Палец сломаю, Гнус.
— Я попросил бы! — повторил он, решив больше не тыкать в соседку. — Между прочим, я тут единственный профессор! Респектабельный учёный муж, широко известный в определённых кругах, вхожий в самые элитарные заведения и разрази меня гром, если это не так! Мэдлин, подтверди!
— Подтверждаю, — ответила ведьма, продолжая листать путеводитель. — Он действительно заслуженно получил докторскую степень, а также входил в профессорский состав одного учебного заведения, но потом его лишили регалий за растрату; также Ангус широко известен в кругах искателей сокровищ и похитителей исподнего; а в числе темниц, где его содержали за мошенничество и аморальщину, были образцово-показательные заведения.
— Понял, начинаю уворачиваться от молний, — сказал я.
Гринботтом скорчил рожу и надвинул пробковый шлем на глаза.
Указанная деревенька нашлась без проблем. Она расположилась среди и внутри пологих холмов, через которые протекала небольшая река. Сверху сразу бросалась в глаза красивая фахверковая мельница, окрашенная закатным солнцем в алый цвет. Она стояла прямо над водой возле каменного моста. Обычных построек было немного: двухэтажная таверна, какие-то сарайчики и времянки в полях; зато из земли выглядывали круглые окошки и двери. В крошечных двориках горел свет, улиц как таковых я не разглядел, но между жилищами струились широкие тропы.
Мы приземлились в стороне от Дормстона и выбрались на свежий воздух. По пути к деревне гоблин постоянно ныл о том, как устали его ноги, хотя в предыдущие дни только и делал, что летал по небу. Мы пересекли нескольких огромных фермерских и садовых хозяйств, чтобы оказаться в мире полуросликов.
Наша компания неспешно двигалась по тропам, время от времени проходя мимо невысоких оградок, за которыми возле цветущих клумб сидели пухлые человечки. Они, замолкали, отвлекаясь от вечерних трапез и ча, с удивлением и настороженностью следили за нами. Местами норки выходили к дороге из небольших холмиков и насыпей, но более высокие холмы имели извилистые серпантины и по два жилых яруса. Никак не получалось окинуть картину полноценным взглядом, росшие без порядка деревья скрывали то одну часть Дормстона, то другую, так что казалось, будто вокруг дикая местность. Однако же в тот час многие шумные компании сидели за столами прямо на крышах собственных домов, устланных живой травой, из которой торчали кирпичные дымоходы.
— Милота… — протянула Лиззи. — Даже слишком. Хочется что-нибудь сломать и намусорить везде. Интересно, в норах всё так же прянично?
— Традиционные жилища полуросликов называются смиалами. Они бывают точь-в-точь как норы, с земляными стенами и полами, если семья бедна, но могут быть и роскошны, снабжены всеми удобствами — у зажиточных кланов.
Мэдлин величественно шествовала по Дормстону, постукивая посохом, над которым парил огонёк. Она выглядела в этом пасторальном местечке как пришелица из иного мира, роскошно-мрачная в чёрной облегающей одежде, и очень высокая на своих платформах. Деревенские мамаши таращились на неё больше чем на меня, и прижимали к себе детей.
— Глупые предрассудки, — тихо проговорила ведьма.
Самый широкий из жилых холмов был увенчан старым раскидистым дубом. Ряд круглых окошек выходил на клумбы и сад, подпоясанные изгородью, мы остановились перед низенькой калиткой. За ней виднелась скамейка, а слева несколько ступенек с цветочными горшками поднимались к большой зелёной двери. Из цветных витражных окошек шёл приглушённый свет, над порогом висел застеклённый фонарь.
— Так мы постучим или так и будем стоять до утра? — проворчал гоблин, распахивая калитку ударом башмака.
Мы поднялись к двери, Гринботтом потянулся к цепочке колокольчика слева, но Мэдлин вдруг произнесла:
— Стой.
Ведьма смотрела ниже, туда, где на двери был нацарапан символ из нескольких прямых линий. Он слабо мерцал, а когда Мэдлин дотронулась пяткой посоха, из символа выплеснулся световой поток. Мы разом отступили, дав место сформировавшейся голограмме. На пороге возник высокий индивид, мужчина, красивый эльфийской, андрогинной красотой. Но без перебора. Стройный, изящный, с тонкими чертами лица и длинными белыми волосами. Он был одет в нечто среднее между парадным мундиром и фраком, белый костюм, украшенный драгоценными эполетами, аксельбантом и с заколкой на галстуке в виде четырёхлучевой звезды. На поясе у него висел восточный меч, а взгляд был ледяным.