ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917-1960
Шрифт:
Я привел только весьма немногочисленные факты из жизни контингента исправительно-трудовых лагерей и только те из них, которые характеризуют новые явления, имевшие ранее место только в зародыше, а ныне распустившиеся махровым и очень ядовитым «цветком».
О чем свидетельствуют эти факты?
Совершенно очевидно, что свидетельствуют они прежде всего о том, что наши «исправительно-трудовые лагери» ни в какой мере не справились и не справляются с исправительной частью своей работы, дают совсем негодную «продукцию» и ни в какой мере не оправдывают своего названия — исправительные. Наоборот, в лагерях, особенно за последнее время, из ранее разрозненных преступных элементов создаются, объединяются и организуются воровские банды, связанные крепкой дисциплиной, взаимной поддержкой и чуть ли не общесоюзной связью с преступным миром, находящимся как в лагерях, так и на свободе. Именно эти банды, сильные своей сплоченностью, все больше начинают проводить и насаждать в лагерях среди всего контингента заключенных свою «нравственность» и свои нормы морального поведения. Они-то, по сути дела, и осуществляют «воспитательную» работу в лагерях,
Надо себе представить как просто, быстро и вместе с тем надежно втягиваются «новички» в эти воровские «корпорации». Молодой человек или девушка — а таких, как указывалось выше, попадает в лагерь, пожалуй, очень много — в настоящее время люди с не очень-то устойчивой психикой и нравственностью совершают в силу каких-либо причин, корни которых вскрываются до конца лишь очень небольшим количеством народных судов, мелкую кражу. Человека осуждают на 10 лет заключения и прежде всего отправляют в тюрьмы. Здесь он встречается со своими новыми, но уже многоопытными и бывшими «товарищами», с которыми он проделывает более или менее длительный путь этапом к месту постоянного заключения. Первый же вопрос к новичку будет: «за что судился, сколько дали, бывал ли в лагерях раньше». Если новичок повинен в краже, тут же принимается живейшее участие в его устройстве «в своей компании», его берут под свою опеку, знакомят с условиями жизни и быта в новых, незнакомых ему ранее, условиях, конечно, в своей блатной интерпретации, потом делаются наколки и постепенно производится надежная вербовка в мир «честняг».
В самом деле, никто ведь и нигде с таким новичком, попавшим в заключение впервые и отправляемым из зала заседания суда в тюрьму, серьезно не поговорит о том, в какую компанию он попадет, как ему держать себя в новом коллективе, чего опасаться, какой линии придерживаться, чтобы поскорее освободиться и поскорее вернуться в свою семью. И, конечно, осужденный сразу же попадает в сети опытных и бывалых рецидивистов, со всеми выпекающими отсюда дальнейшими последствиями. Если же новичок быстро разберется в обстановке и не станет «честнягой», то ему угрожает превращение в «суку» — изменника воровской корпорации, т. е. волей-неволей, а придется ему присоединяться к другой корпорации, не овеянной, правда, специфической блатной «романтикой», но зато поддерживаемой чаще лагерным начальством. Однако и эта организация столь же далека от возможности исправления нравственности этого новичка и превращения его в честного и полноценного гражданина социалистического общества. В очень редких случаях, при создавшихся в лагерях условиях, такому новичку, причастному к покушению на собственность, удается удержаться в рядах нейтральных «работяг», но и в этом случае ему придется поддерживать или воров, или «сук», в зависимости от того, чья организация в лагере, куда он попадет, сильнее.
В настоящее время в большинстве лагерей администрация совершенно бессильна проводить какую-либо свою, авторитетную для подавляющего большинства заключенных, линию воспитания и организации коллектива заключенных. Раньше администрация лагерей с помощью «сук», которые, кстати сказать, и не именовались еще так (этот «термин» сравнительно новый), и поддерживающих их «работяг» пытались привести к повиновению рецидивистов-«честняги», что до поры до времени частично удавалось. Делалось это, по крайней мере, в Чаун-Чукотских лагерях весьма примитивно и, примерно, так: прибывал новый этап заключенных, обычно очень значительный — 1,5–2 тыс. человек. Для его приема и «обработки» мобилизовались все вооруженные силы охраны, администрация и хозобслуга лагерей из вольнонаемных и заключенных, самоохрана и нередко «добровольцы» из бывших лагерников «ссученных воров», опасающихся, что в лагерях возьмут верх прибывшие с новым этапом «честняги», после чего им не сдобровать. С ведома руководства лагерями все эти люди начинали сортировку этапа, обыски и расправы с рецидивистами, проявляющими особую строптивость. До последних лет рецидивистам и бандитам, бывшим в меньшинстве, приходилось подчиниться силе, в результате чего иные изменяли своему «уставу» и корпорации и переходили в ряды «сук», т. е. подчинялись безоговорочно всем лагерным требованиям и порядку, другие — наиболее закоренелые — уставу своему старались не изменять, но и активно не выступали. Однако ненависть и злоба не исчезали и накапливались, а в настоящее время, когда рецидивистов-«честняг» стало больше и они почувствовали свою силу, началась открытая борьба; во многих лагерях «честняги» взяли верх, и лагерному руководству ничего не оставалось делать, кроме признания этого «лагерного переворота» за совершившийся факт и путем размещения заключенных в разных лагподразделениях предотвратить внутрилагерную резню.
Среди воров-рецидивистов имеется много хороших работников и прекрасных организаторов, людей прямо-таки талантливых, из которых при иных условиях воспитания могли бы выйти настойчивые, напористые и энергичные люди. В борьбе с «суками» за влияние и власть над коллективом заключенных им удалось добиться многого, чего никогда не удавалось руководству лагерей, например, как уже говорилось выше, почти ликвидировать внутрилагерные кражи, хотя за пределами лагеря, несмотря на усиление охраны, кражи и всяческие дебоши усилились в несколько раз.
Ясно совершенно, что ни «честняги», ни «суки», порожденные существующей системой размещения и воспитания заключенных в лагерях, не могут быть в ИТЛ тем ядром, на которое может опираться администрация лагерей в своей работе по перевоспитании и перековке преступников.
При существующем в лагерях положении, при полном отсутствии отвечающей современным условиям и требованиям воспитательной, агитационной и организационной работы
2. Основным средством перековки преступников в исправительно-трудовых лагерях, как о том свидетельствует вторая часть их названия, является труд, работа заключенных на благо социалистической Родины, привитие у них навыков к труду, предоставление возможности даже получения разнообразных рабочих квалификаций.
Многие важнейшие строительства и отрасли промышленности пользуются трудом заключенных.
Во многих лагерях введена система зачетов, снижающая заключенным сроки наказания за ударную работу, за выполнение и перевыполнение производственной нормы. Эта мера является основным стимулом к высокопроизводительной работе заключенных, и в принципе это мероприятие очень полезное и хорошее. На практике же эта система, благодаря, во-первых, очень высоким и в основном бригадным или звеньевым процентам за перевыполнение нормы, дающим право на получение наивысших зачетов, и, во-вторых, потому, что зачеты даются без всякого иного учета личных качеств и достоинств заключенного (лишь бы не было с его стороны нарушений лагерной дисциплины) и без всякого общественного обсуждения среди заключенных достоин ли каждый член производственной бригады получения зачетов полностью, — эта система приносит, с точки зрения чисто воспитательной, колоссальнейший вред. На почве получения максимальных зачетов среди заключенных развиваются рвачество, обман, очковтирательство и прочие, весьма вредные качества, отнюдь не воспитывающие их в духе честного и добросовестного отношения к труду, не прививающие заботливость о выполнении предприятием государственного плана и экономических показателей, руководителей же производства, как вольнонаемных, так и заключенных ставит в необычайно трудные условия и ведет к припискам в нарядах, к переплатам, а следовательно, и к удорожанию работ, производимых заключенными. Эта система уже давно породила новые словечки и поговорки, начинающие, к сожалению, завоевывать «право гражданства» в нашем русском языке: «раскинуть чернуху», «без туфты и аммонала не построить нам канала» и т. п.
Обычно за незаконные приписки объемов работ и связанные с этим переплаты обвиняют только производственных руководителей, непосредственно выписывающих и утверждающих наряды. С чисто формальной стороны эти обвинения справедливы и правильны, но почему же, несмотря на бесчисленные приказы в течение ряда лет о необходимости решительной борьбы с приписками в нарядах, несмотря на репрессии, вплоть до уголовной ответственности ряда производственников и хозяйственников за приписки, они все-таки не изжиты и процветают в большей или меньшей степени во всех организациях, использующих труд заключенных, получающих зачеты за перевыполнение нормы?
Это не случайно и в огромном большинстве объясняется не злой волей, не халатностью и не мягкотелостью мастеров и прочих производственников, имеющих дело с заключенными, а тем, что никто им в этом трудном деле не оказывает реальной поддержки. Один в поле не воин — в этом очень скоро убеждается каждый производственник, пытающийся бороться с приписками, незаконно повышающими процент выполнения заключенными производственных норм.
Надо побывать, как говорится, в их шкуре, чтобы понять, как им трудно и, прямо надо сказать, в существующих условиях — невозможно с успехом в одиночку бороться с этим злом приписок, обманов и надувательства государства без самого активного содействия со стороны работников и воспитателей лагерей и самих заключенных. Но этого, к сожалению, нет пока и в помине. Больше того, не так давно в системе лагерей Дальстроя существовало даже такое положение, что руководство лагерей получало премию за выполнение и перевыполнение «финансового плана» лагерей контингентом заключенных, т. е., другими словами, было лично заинтересовано в том, чтобы производственные предприятия отчисляли лагерю как можно больше средств за выполняемую заключенными работу, и поэтому, естественно, вместо того, чтобы бороться с приписками, с переплатами, с этой самой «туфтой», они осуждали ее лишь на словах, а на деле всячески поддерживали и поощряли. Нередки случаи, когда отдельные начальники лагерей вместо помощи хозяйственникам, начинавшим борьбу с приписками, осуждали их, обвиняя и плохом использовании рабочей силы, в плохой организации труда, хотя и то, и другое было нисколько не хуже, чем на других предприятиях или участках. Часто, идя на поводу у заключенных, руководство лагерей вместо объединения усилий с хозяйственниками в борьбе с приписками и за повышение хотя бы лишь интенсивности труда заключенных, всеми правдами и неправдами старались перевести относительно лучшие и дающие лагерю большой доход бригады на другие участки, где начальники «подобрее».
В результате все оставалось по-прежнему: производственные предприятия имели, как правило, перерасход по рабочей силе, а лагери — незаконные прибыли. Пока те и другие, как, например, в системе Дальстроя, находились в ведении одного Министерства внутренних дел, эти «прибыли» лагерей и убытки хозяйственных предприятий в сводных балансах главков до некоторой степени балансировались за минусом незаконных переплат, переходящих на лицевые счета заключенных и премий работникам лагерей за «перевыполнение финансового плана», но в настоящее время, когда лагери и хозяйственные организации подобных главков переходят в ведение и на баланс различных министерств, такое положение, даже с экономической точки зрения, становится совершенно недопустимым, не говоря уже о вредности и даже преступности его со всех остальных точек зрения.