ГУЛАГ (Главное управление лагерей), 1917-1960
Шрифт:
Что же, однако, получается из этого на деле?
Я не имею данных об изменении в возрастном составе лиц, подвергнутых заключению в ИТЛ за последние годы, но, кажется мне, я не очень ошибусь, если скажу, что в послевоенные годы все более повышается процент молодежи среди заключенных, начиная с 26–27 года рождения.
Причин этого явления много и в настоящем письме я не ставлю своей задачей анализировать их. Я лишь констатирую этот печальный факт: все больше преступниками становятся люди, рожденные после революции, воспитанные в годы Советской власти, в нашей школе, в социалистическом обществе и, следовательно, казалось бы, наиболее свободные от «родимых пятен» прошлого.
Конечно, в очень большой степени сказывается детская безнадзорность в годы войны и ее тяжелое влияние на неокрепшую еще психику молодых людей, попавших в ее
Наверное, я не ошибусь и в том, что процент рецидивистов, вновь попадающих в заключение, после отбытия срока наказания также повышается, что доказывает очень некачественную исправительную работу мест заключения. Не исправляются, не «перековываются» в них люди, не воспитываются честными и полноценными гражданами социалистического общества, а, наоборот, часто выходят законченными негодяями и потенциальными рецидивистами.
Более того, нам, людям, долго работающим с контингентом заключенных, особенно заметны значительные изменения в их моральном облике, происшедшие за последнее время и создающиеся, в основном, условиями работы и воспитания в лагерях. Эти изменения отнюдь не являются положительными: сильно снизилась трудовая дисциплина среди заключенных, появилась величайшая распущенность, нахальство и ничем не обоснованная требовательность или, вернее сказать, вымогательство в отношении процентов выработки для зачетов и по многим другим поводам.
Кроме того, среди заключенных, в коллективах заключенных с каждым годом все более кристаллизуется своеобразная, очень вредная, не предусмотренная никакими лагерными положениями, но часто руководством лагерей поощряемая, самодеятельная групповщина, раздирающая не только коллективы заключенных, но и освобождающихся из заключения на враждебные друг другу группировки, ведущие между собою буквально смертельную войну. В особенности это стало заметным в лагерях Дальстроя после амнистии, когда сразу освободилось большое количество заключенных, и в таких местах, как Чукотка, откуда освобожденные не могли сразу выехать к месту жительства. То, что здесь происходит после амнистии, никогда ранее не наблюдалось.
В основном дело сводится к тому, что в ИТЛ за последние годы чрезвычайно усилились и организовались группы воров-рецидивистов, имеющих свой неписанный, но очень строгий устав, крепкую спайку и дисциплину, поддерживающих связь между своими «членами», не только находящимися в разных лагерях такой, например, огромной организации, как Дальстрой, но и с уже освобожденными, проживающими в разных местах Советского Союза. Они имеют свои явки, своих больших и маленьких вожаков-организаторов и «хранителей» заповедей устава. Называют себя члены этой воровской организации на своем блатном жаргоне «честнягами», в том смысле, что они честно соблюдают свой воровской устав, поддерживают свою дисциплину, не предают своих «товарищей», в чем они поклялись и «нож целовали». Изменившие воровскому уставу именуются «суками» — «ссучившимися» клятвопреступниками, которых, с точки зрения «честняг» и согласно их уставу, надо беспощадно уничтожать, где бы они ни находились — в заключении или на воле.
Раньше в лагерях на должностях разных лагерных работников из числа заключенных — старосты лагеря, завхозы, каптеры, нарядчики, бригадиры производственных бригад и пр. — были преимущественно не воры, или эти самые, особенно ненавистные «ссучившиеся» воры. Задача усилившихся за последнее время «честняг» — «захватить власть» в лагерях в свои руки и не допускать на эти посты «сук». Есть еще одна категория заключенных — это не воры и не «суки» — это нейтральные и никогда к воровской организации не примыкавшие. Блатной мир именует их «работягами», или «мужиками». В настоящее время «честняги» делают все, чтобы привлечь «мужиков» на свою сторону, и это им удается. Достигается это тем, что, во-первых, «честняги» берут «работяг» под свою защиту и не дают их обижать «сукам»; во-вторых, тем, что во многих ИТЛ, где «честняги» берут верх и в буквальном смысле слова изгоняют «сук» так, что администрации лагеря приходится вывозить их в другие лагподразделения во избежание неизбежной резни, исчезают лагерные кражи заключенных друг у друга; в-третьих, тем, что во всяком случае на первых порах «честняги»
Так и идет эта «междуусобная война» не только в лагерях, но и в особенности после освобождения из лагерей членов этих «корпораций».
Приведу несколько примеров, показывающих степень организованности освобожденного ворья и до каких пределов доходит эта «война» в Чаун-Чукотском горнопромышленном управлении и лагерях Дальстроя.
Когда после амнистии началось массовое освобождение из лагерей, были приняты все меры к привлечению освобожденных к честному труду: с ними заключались договоры на год, на 2 и на 3, давались значительные денежные пособия, предоставлялись все льготы, предусмотренные для договорников Дальстроя, давались ссуды для индивидуального строительства, предлагалось за счет Дальстроя выписывать семью, но из этого почти ничего не вышло. Среди освобожденных началась резня. Не проходило почти ни одного дня без убийства, а то и нескольких.
Наступающей стороной являлись воры «честняги», «суки» вынуждены были сначала перейти к активной обороне, но вскоре капитулировали. Во всех кузницах ковались ножи и пики — основное оружие враждующих сторон. Ни о какой работе большинства бывших заключенных не могло быть и речи в условиях разгоревшейся поножовщины организованных банд. Люди, заключившие договора или даже работавшие по вольному найму, задолго до амнистии вынуждены были массами подавать заявления об уходе с работы, бежать с производства и спасать свою шкуру в зонах бывших лагерей, где они жили уже в качестве вольных, но под охраной, иные приходили ночевать в милицию. Доходило дело и до организованных налетов банд. Так, в конце августа человек 200 воров, вооруженных ножами и пиками, к определенному часу съехались из разных мест, отстоящих километров до 80, на автомашинах, управляемых такими же ворами, в центральный поселок Певек для полного физического уничтожения проживающих здесь «сук». Во многих местах, в том числе и в I отделе УИТЛа, они выключили электроосвещение, сделали несколько засад. Потребовалось вмешательство всех вооруженных сил поселка с автоматами, чтобы не допустить намеченной «Варфоломеевской ночи» и разогнать приехавших бандитов.
Недавно происходили торжественные похороны одного из главарей «честняг», зарезанного «суками». Похороны превратились в мощную, по нашим местам, демонстрацию дисциплины и единства. Таких организованных и многолюдных похорон никогда не бывало в Певеке, даже когда хоронили самых почетных граждан. На кладбище приехало на грузовых автомашинах, угнанных с разных предприятий, больше ста человек воров. Для зарезанного быт изготовлен хороший гроб, памятник и ограда. Была произнесена довольно грамотно и образно построенная речь и заканчивалась она так: «а этим б….м сукам, прости, дорогой, что выругался я над прахом твоим, клянемся — мы отомстим!» И все, бывшие здесь, подхватили этот клич: «клянемся!!» После этого каждый из присутствовавших попрощался с покойником, поцеловав его труп, бросили по горсти земли в могилу, поставили памятник, ограду и разъехались. Для увековечивания этих похорон был приглашен фотограф. Его фотографию я и прилагаю.
Убивали и охрану. Недавно освобожденными из лагерей был убит лейтенант конвойных войск током высокого напряжения, скрытно подведенным к ручке двери, которую он должен быт открыть.
Резня продолжалась и на пароходах при отправке амнистированных с Чукотки, несмотря на присутствие охраны, и на месте прибытия пароходов, куда организаторами воровских банд давались соответствующие шифрованные телеграммы.
Описанные события происходили и происходят не только на Чукотке, но и по всему Дальстрою, да, вероятно, и по другим лагерям, хотя, может быть, и в меньшей мере, потому что там у освобождаемых было больше возможностей немедленно уехать к месту жительства.