Гуманистическая психотерапия: Рационально-эмоциональный подход

Эллис Альберт

«Систематически в период лечения его внимание удерживают на нем самом, и он изучает себя и свои обстоятельства всегда с учетом себя. В большинстве случаев ему советуют заниматься самоанализом вдали от места лечения, чтобы сделать его привычкой обыденной жизни. То, что эта процедура усиливает патологические особенности, уже установлено. Также, кажется, она развивает свойство самоанализа в людях, которые раньше этим не страдали».

Конечно, Данлэп здесь преувеличивает, так как спокойный и безоценочный самоанализ может быть одним из бесспорных помощников для людей с нарушениями. Но эта точка зрения лишь иногда воспринимается правильно, так как клиент-невротик (и особенно психотик) часто чрезмерно осознает свои мысли и чувства, когда начинает лечиться. Проводить сессии, заставляя его еще больше погружаться в себя, без параллельного снятия само-осуждающих тенденций — безответственно. Более того, возможно, такие сессии вызывают у многих пациентов усугубление чувства тревоги и депрессии и даже доводят некоторых до более тяжелых стадий помешательства.

К тому же терапевт, который заставляет себя осознавать

и тщательно обдумывать все свои реакции во время терапевтической сессии, рискует загнать себя в обцессивно-компульсивный невроз или какое-то другое острое невротическое состояние и, тем самым, подвигнуть своего клиента поступить также. Чем больше он размышляет о том, что он сам думает и чувствует, и чем больше обсуждает своих внутренних демонов с клиентом, тем вероятнее, что для последнего это будет дополнительным стимулом, чтобы постоянно размышлять о своей собственной умственной деятельности и оставаться таким же больным. Этот метод самоанализа становится наиболее завораживающим, несмотря на его пагубность, как для терапевта, так и для его пациента. Главной целью почти каждого клиента в действительности является не усердная работа над изменением философских допущений, которые делают его больным, а умение жить относительно комфортно, сохраняя эти невыгодные убеждения. Имеются в виду допущения о том, что он все должен выполнять в совершенстве и что каждый значимый человек в его жизни должен любить его, чтобы он мог считать себя достойным человеком. Главная цель терапевта, если он хочет добиться реального результата, — выбить эти идеи из головы клиента и убедить его создать более правдоподобные, ориентированные на реальность системы посылок и ценностей, на основе которых он будет строить свою жизнь. Однако, когда терапевт постоянно занимается созерцанием своих собственных размышлений, у него почти не остается ни времени, ни сил, чтобы убеждать клиента отказаться от своих заблуждений; и оба запросто будут играть в игры друг с другом и «наслаждаться» egoisme a deux ⁴ или даже folie a deux ⁵ — отношениями, которые поддерживают ужасный статус-кво и никому не помогают. Основная проблема клиента обычно заключается в том, что он реагирует на нежелательную ситуацию слишком большим количеством негативных эмоций и, кроме того, продолжает то фокусироваться, то отвлекаться от своего чувства. Единственное, на чем он практически никогда не концентрируется, так это на причине этого чувства, то есть на иррациональных, разрушительных воображаемых посылках своих суждений. Лучше пусть терапевт будет и дальше показывать клиенту, что спутанные эмоции (чувство вины, тревога, депрессия и враждебность), которые он переживает, являются только симптоматической необходимостью. То, что стоящие за этими эмоциями значимые интериоризированные предложения клиенту необходимо ясно разглядеть и активно оспорить прежде, чем он сможет изменить их и почувствовать себя лучше, является когнитивной, бессмыслицей. Но если сверхсамоосознающий терапевт упивается во время терапевтической сессии своими собственными чувствами, вызванными переносом и контрпереносом, то у него появляется чувство снисхождения к себе, которое вряд ли поможет в работе со слишком снисходительными к себе и неустойчивыми к фрустрации клиентами.

Более того, человеческие чувства — плохие критерии для оценки правды и реальности. Если я остро чувствую, что за мной наблюдает добрый Бог, или что я действительно царица Савская и все против меня, то это еще не означает, что мои ощущения соответствуют действительности. Пока я обоснованно не проверю эти посылки и убеждения, стоящие за этими чувствами, я не смогу доказать что-либо, опираясь только на эти чувства (исключая состояния умопомрачения). Если я приду с этими ощущениями к терапевту, а он будет большую часть сессий рассказывать о своих чувствах ко мне и сопоставлять их с моими чувствами к нему, эмоции, которые мы таким образом изольем друг другу, могут точно так же укорениться в реальности, как мои первоначальные чувства превосходства или самоуничижения. Даже если наши чувства являются истинным отражением внешнего мира, — например, он говорит, что ненавидит меня из-за того, что я, по его мнению, веду себя совершенно несносно, а я говорю, что чувствую отвращение к нему, так как он мне не помогает, — то нет причин верить тому, что наше взаимное выражение этих чувств будет очень полезно. Настоящей терапевтической задачей является выявление наших базовых систем ценностей, которые вызывают негативные чувства, и изменение этих ценностей. Трудно представить себе лучший способ уйти от этой задачи, чем упоение взаимной ненавистью на терапевтических сессиях с клиентом.

Следующий пагубный аспект самоосознания — это предрасположенность к потворствованию своим желаниям. Если терапевт сильно занят переживанием, выражением и анализированием своих чувств во время терапевтической сессии, то он может легко отвлечься от проблем клиента и от фундаментального вопроса о причинах возникающих нарушений и способах их искоренения. Работа, направленная на выявление истинных причин нарушений, часто рассматривается как чрезмерно обременительная, и особенно теми людьми, которых мы называем психически больными. Именно эти люди склонны к созданию всякого рода бесполезных фобий, припадков, навязчивых идей и других психических нарушений, но они редко стремятся разрушить результаты своих негативных усилий и совсем не склонны к работе над изменением своих установок. Хотя человеку достаточно легко и приятно выражать свои эмоции и даже раздумывать об этом, хотя его может удовлетворить открытие интересных (а часто и слишком неправдоподобных) психодинамических объяснений этих чувств, ему гораздо сложнее проследить

конкретные, простые, восклицательные предложения, которые он говорит себе, чтобы вызвать чувства. И еще труднее постоянно задавать себе вопросы и оспаривать эти предложения до тех пор, пока он не сможет обходиться без них или не преобразует их в более разумную философию действий.

В любом случае, чересчур увлекаясь самоанализом во время терапевтических сессий, терапевт рискует забыть о своей главной задаче — помощи клиент)'. В результате его поведение и методы работы могут существенно измениться, причем не в лучшую сторону.

1. Терапевт забывает, что его главной работой является все-таки помощь клиенту, а не самому себе.

2. Терапевт начинает игнорировать тот факт, что терапия — это работа, как его самого, так и клиента, а не удовольствие.

3. Терапевт начинает стремиться к немедленному удовлетворению, а не к постепенному длительному улучшению, то есть терапевт помогает пациенту почувствовать себя лучше, а не вы здороветь.

4. Терапевт перестает быть для клиента примером самодисциплинированной, хорошо упорядоченной жизни.

5. Терапевт может слишком быстро отказаться от трудной и длительной работы, которая обычно необходима, чтобы побудить большинство клиентов (особенно пограничных и настоящих психотиков) изменить свое мышление и незрелое поведение.

Тогда терапевт, который слишком беспокоится о своем само-осознании, может уклониться от ряда своих терапевтических обязанностей. Более того, при этом типе избегания, он обычно дает саботирующую парадигму для подражания.

Еще одна вредная сторона слишком сильного акцентирования внимания терапевта на самоосознании — это оценочный аспект. Главная причина того, что размышление о себе губительно, заключается не в том, что оно вредоносно per se⁶ , как считал Данлэп, а в том, что все занимающиеся этим люди делают это самоуничижительным способом. Человек, который постоянно думает о своих неудачах, не просто рассматривает и пересматривает события, окружавшие эти неудачи, а постоянно оценивает себя с точки зрения этих событий. Другими словами, неразумно связывает свое Я в целом со своими конкретными действиями. Так как действия были неудачными, то он делает вывод о собственной бесполезности в целом. И именно его отрицательная оценка себя делает размышления о своих ошибках такими мучительными.

Вот что, вероятнее всего, делает терапевт, одержимо заставляющий себя осознавать свои терапевтические ошибки. Вместо того, чтобы просто видеть, что он, скажем, завидует своему клиенту, так как тот зарабатывает больше, и из-за этого советует ему рано уйти на пенсию и посвятить себя некоммерческой деятельности, он может еще и яростно разносить себя за то, что он предвзят. Поступая так, он может перенести свою собственную вину (или некоторые следствия) на своего клиента и, фактически, способствовать тому, что последним тоже будет управлять чувство вины. Или терапевту может быть так стыдно, что клиент обнаружит его предубеждение, что он будет общаться с клиентом чрезмерно опекающим образом, и тем самым причинит ему столько же вреда, сколько и пользы. Или он может настолько увлечься самобичеванием, что не будет использовать наиболее эффективный метод: прямые контратаки на самообвинительные идеи клиента.

Слишком сильное акцентирование внимания терапевта на самоосознании может легко привести к такому уровню эгоцентричности, который превышает допустимые пределы. Конечно, умеренный эгоизм часто оказывается полезным, и к нему следует стремиться как терапевту, так и клиенту. Однако эгоцентричность гораздо шире, чем эгоизм, так как эгоцентричный человек не только считает, что у него есть право быть таким же счастливым, как и остальные, но и уверен, что мир должен крутиться вокруг него и обеспечивать его особым счастьем, какая бы судьба ни постигла других. Он полагает, что мир должен предоставлять ему средства для жизни, и при этом он не должен прикладывать к этому больших усилий. Стало быть, он делает мало и, не задумываясь, ищет для себя удовольствий, но издает леденящий душу вопль, когда чего-то лишен, и полностью игнорирует чувства окружающих. Итак, эгоцентризм основан не на здоровой, а на чрезмерной сосредоточенности на себе и своих проблемах. В таком случае у человека часто возникает стремление подчинить себе других и получить их одобрение только потому, что он ощущает, что их любовь ему абсолютно необходима. Как утверждает Девид Рисман (David Riesman). эгоцентризм неотъемлемо связан с направленностью на других, а не с направленностью на себя. Он явно имеет неправильное название, поскольку эго (Я), на котором эгоцентричный человек сосредотачивается, не обязательно является истинным, но совершенно зависит от помощи и одобрения других.

Эгоцентризм терапевта, спровоцированный самоосознанием, часто может приводить к весьма неприятным последствиям в процессе работы с клиентами. Терапевт, который продолжает спрашивать себя, что он (а не его клиент) делает неправильно, легко может стать черствым и, в сущности, незаинтересованным в клиенте. Под видом изменения себя, чтобы помочь другому, он может забыть свою главную миссию и посвятить себя почти исключительно собственным проблемам. Даже если он до некоторой степени преуспеет в этом и станет счастливее, благодаря работе над собой во время терапевтических сеансов, то он все равно пользуется беспомощностью клиента и требует особого вознаграждения за то, что он, по общему мнению, великолепный терапевт. Он требует, чтобы Вселенная служила ему, а не чтобы он мог очень многое свершать, чтобы быть полезным самому себе в этом мире. Будучи по-детски напыщенным, терапевт перестает развиваться и быть положительным примером для своего клиента, у которого и так есть серьезные проблемы, связанные с отказом принимать реальность и требованием, чтобы мир был исключительно доброжелателен к нему.