Гуманизм

Интересно, который час. Ну, хоть приблизительно. Если узнать, то можно выяснить какой в этом гадюшнике график кормёжки. Хотя, можно просто посчитать, сколько секунд между "трапезами". Только смысла в этом нет. Зато будет, чем заняться. Смысл, смысл… твою мать. Какой вообще во всём этом смысл? Что бы такого вспомнить? Города. Вот городов-то просто до хрена. А смысл? Вспомню я, скажем, сто городов, что дальше? Ещё сотню вспомнить? Чушь какая-то. Думай, думай, надо о чём-то думать. Чёрт. Можно сочинить роман, а потом развлекать самого себя, вспоминая, что сочинил. А неплохая мысль. Со временем накопится приличная "библиотека", будет, что "почитать". Осталось жанр выбрать. Блин, не силён я в литературе, но ничего, времени у меня

практиковаться через край. Начать что ли с детектива? Ага, про убийство. Автобиографичный детективчик такой, блин. Короткий только выйдет слишком. Этот тупой ублюдок… Он же сам меня вынудил. Никто его не трогал. Я даже поводов не давал. Нет же, мразь, привязался как банный лист. Не к кому что ль больше было докопаться? И как он, собака такая, учуял наркоту, ума не приложу. Падаль, ведь сразу под колесо полез. Ну и что мне оставалось? Прощения попросить? Сказать: "Простите, дяденька полицай, я так больше не буду"? Был бы придурок посговорчивее — остался бы жив, да еще и при деньгах. Да, невесёлый рассказ получается. Ну, ничего, ничего, мы еще подумаем, "попишем", времени много.

Гадство. Даже поспать не дадут. И кто только это говно готовит? Они его сами-то, интересно, пробовали? Вроде и не жую, а привкус мерзкий всё равно остаётся, словно клея обойного внутрь налили. Твари, не иначе как специально придумано. Но ничего, со временем наверняка привыкну. Ко всему можно привыкнуть, главное только не рехнуться. А для этого нужно, что? Правильно — думать! Вот, например, можно подумать о путях развития цивилизации. А что? Вполне приемлемая тема, обширная. Вот какие замечательные нравы были в античные времена. Сенат, демократия, поголовная справедливость. Всё для народа. Утрирую, конечно, но в целом верно, хоть и рабовладельчество. Потом — средневековье. Времена мрачные. Кровавые междоусобицы, болезни, грязь, невежество. Античность поди лучше. Как там, в средние века, преступников казнили? Во Франции, например, преступнику разбивали голову булавой, а потом палач прыгал у него на животе, пока вся кровь из тела не вытечет. Да, изобретательно. Колесование — тоже забавная штука, но эффект непродолжительный, часов на пять хватало. Вот испанцы — молодцы. Они в своё время придумали замечательный инструмент, железная двусторонняя вилка на ремешке из сыромятной кожи. Ремешок этот застёгивали на шее жертвы, таким образом, чтобы один конец вилки упирался в затылок, а другой — в позвоночник. Дальше ремешок смачивали водой и он, через некоторое время, сжимался, удушая жертву. Ну, а вместе с удушьем приходила паника. Человек начинал дёргаться, а вилочка дробила ему затылок и позвоночник. Ха, можно было ставки делать, от чего жертва экзекуции загнётся быстрее — от удушья, от перелома шейных позвонков или от травмы мозга. И Испанские сапожки были весьма занимательны, колодки на несколько размеров меньше, сдавливающие ноги в тиски. Похожи на современные туфли, ей богу. А галстук от петли пошёл, как пить дать. Вот ведь были затейники, не то, что сейчас. Просвещённые гуманисты. Да, что-то я увлёкся средневековьем, хе-хе. Что там у нас дальше было? Ренессанс. Ну, это не так интересно. Банальная рубка голов. С изобретением гильотины данный процесс был поставлен на поток, но население не роптало, даже наоборот — шоу. Помнится, я что-то слышал о том, что во Франции даже праздник какой-то по случаю этого великого изобретения учинили. Но оно и понятно — ножом гильотины по шее лучше, чем булавой по башке. Ну, а потом стало совсем скучно — виселицы, расстрелы, газовые камеры, электрические стулья, смертельные инъекции… Скучно, но очень гуманно. Да… И какая же мразь придумала ратифицировать эту чёртову конвенцию? А название-то какое — "Европейская Конвенция о защите прав человека и основных свобод". Издёвка — не иначе. Может, раньше эта бумажка что-то и значила, может и несла в себе что-то светлое, доброе, вечное, но это ведь раньше. А сейчас-то? Сейчас зачем её соблюдать? Да ещё и в урезанном виде?! Ну, возьмите вы и так, что вам от меня надо, только сразу и с концами, чтоб без этого маразма. Уроды…

Твою мать, сколько можно меня этой "едой" пичкать? Тут и черви никогда не заведутся. До чего же мерзкое ощущение в желудке. Ничего, надо привыкать. Надо…Чёрт, как нога чешется. Вроде

и не должна, а чешется, странно. Не привык ещё. Нет, нет, всё это не правильно, не хочу я к этому скотству привыкать. НЕ ХОЧУ! Мать вашу, ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА! ВЫПУСТИТЕЕЕЕЕ!

— Дети, следуйте за мной. — Начисто лишённым эмоций голосом произнесла женщина-экскурсовод и, пройдя десяток шагов, остановилась. — Сейчас вы находитесь в блоке постоянного содержания.

Люминесцентные фонари под потолком осветили начало огромного, полностью белого зала, тянущегося далеко-далеко. Противоположного конца видно не было, он скрывался в темноте. По стенам зала до самого потолка располагались квадратные керамические плиты метр в ширину и столько же в высоту. На каждой такой плите значился порядковый номер, а так же имелся пульт управления с мониторчиком и рядами сенсорных кнопок. Вдоль стены шли рельсы, на которых стояли тележки с электроподъёмниками.

— Как вы, наверное, знаете, эта ознакомительная экскурсия организована по инициативе министерства внутренних дел. — Продолжила гид. — Так как каждый из вашей группы состоит на учёте в правоохранительных органах и представляет потенциальную опасность для общества, будет не лишним для вас познакомится с обитателями нашего учреждения.

Экскурсовод подошла к плите с порядковым номером "5" и, быстро пробежавшись пальцами по клавиатуре, шагнула в сторону. Из стены ударили четыре тонкие струйки пара, и плита с тихим шипением подалась вперёд. Она выехала на два с половиной метра, и обнаружилось, что эта керамическая пластина является крышкой отсека с фибергласовой капсулой. Капсула была покрыта мелкими капельками конденсата. С дальнего её конца в стену уходило множество соединённых в пучок трубок и проводов. Гид подошла к капсуле, достала и кармана махровую тряпочку и несколькими размашистыми движениями смахнула влагу со стекла. Малолетние преступники разинули рты, замерев на месте по стойке смирно. В капсуле лежала половина человека. Из конечностей наличествовала лишь левая рука, прикреплённая ремнями к дну капсулы, на правом боку виднелось два свежих рубца, всё тело было утыкано датчиками и катетерами. Нос закрывала миниатюрная кислородная маска, рот был раскрыт, из него торчала гибкая трубка внушительного диаметра, судя по утолщённому горлу, она входила непосредственно в пищевод. Гениталий не было. Из нижней части туловища так же выходили две эластичные трубки, видимо, для отвода продуктов жизнедеятельности.

— Это заключённый номер пять. Он приговорён к пожизненному лишению свободы за убийство человека. Разумеется, органы правосудия не в состоянии вернуть к жизни гражданина, погибшего от рук этого преступника, но, благодаря недавно внедрённой программе реформирования судебно-исполнительной системы, заключённый номер пять сможет принести немало пользы обществу. Его не-жизненно-важные органы уже принесли облегчение многим добропорядочным гражданам и помогли вернуть их к полноценной жизни. Величайшие учёные нашей прекрасной Родины достигли феноменальных успехов в трансплантологии. Вот, например, на послезавтра назначена операция по пересадке глазного яблока одной почтенной женщине, и данный заключённый является отличным источником биологического материала для неё. Хочу особо отметить, что при этом жизни заключённого ничто не угрожает. Мы с вами, дети, живём в великой и просвещённой стране, где жизнь человека ценится превыше всего.

Стоящий близко к капсуле мальчик лет двенадцати смертельно побледнел и зашатался на ослабших ногах, но рядом стоящие ребята вовремя подхватили его под руки.

— Прошу вас проследовать в следующий зал. — Прервала экскурсовод воцарившуюся на несколько мгновений гробовую тишину. — Там нас ожидает знакомство с холодильными камерами для транспортировки органов.

Она снова пробежалась по клавиатуре и капсула начала медленно втягиваться внутрь.

Прибывающий в лёгком ступоре мальчуган бездумно уставился на человека под стеклом. И вдруг, утыканная трубками голова повернулась, единственный глаз раскрылся и впился взглядом в насмерть перепуганного ребёнка. Этот взгляд навсегда отпечатается у него в мозгу — молящий, шокирующий безнадёжностью взгляд биологического материала.

Крышка отсека захлопнулась.