Гусар. Тень орла. Мыс Трафальгар. День гнева
Шрифт:
Перед глазами Фредерика опять возник образ Клэр Циммерман, и юноша с ожесточением заморгал, чтобы прогнать непрошеное видение. К дьяволу. К дьяволу мадемуазель Циммерман, к дьяволу Страсбург, к дьяволу все. К дьяволу ротозея де Бурмона, который тупо глядит по сторонам и мокнет под дождем, а мог бы орать, какого черта мы не выступаем! К дьяволу болтуна Филиппо, который молчит как рыба и с разинутым ртом пялится на командный пункт! Неужто они все оказались трусами? На той стороне три батальона вражеской пехоты; на этой – два эскадрона гусар. Две сотни всадников против полутора тысяч пехотинцев. И что же? Нет,
Но тут Берре и Домбровский повернулись к своим солдатам, Блондуа высоко поднял орла, трубач поднес свой горн к губам, и сердце юноши на миг остановилось, чтобы тут же забиться с новой силой.
– Да здравствует Император! – закричал он вне себя от восторга, и сотни голосов подхватили ликующий клич. Фредерик сжимал в руке верный клинок, Нуаро нес его на битву, а что еще нужно гусару, кроме сабли и коня?
6. Атака
С холма поле выглядело так же, как издали, с дороги. Над ним висела густая пелена тумана; между небом и землей застыли столбы черного дыма. Приглядевшись, в тумане можно было увидеть очертания далеких гор. И лишь когда эскадрон достиг вершины, стало видно все поле в длину и ширину, приникший сбоку лес, охваченную пламенем деревню, над крышами которой рассыпались снопы искр, чтобы погаснуть прямо в воздухе или упасть на мокрую землю.
Один из батальонов Восьмого легкого стоял у самого подножия, и было совершенно ясно, что в битве ему пришлось туго. Пехотинцы только что отступили, оставляя на земле множество недвижных тел в синих мундирах. Измученные битвой солдаты перевязывали раны и чистили мушкеты. Это их Фредерик сопровождал в деревню, которую взяли в штыковой атаке и оставили после тяжелого боя. Усталые люди в почерневших от грязи и копоти мундирах равнодушно глядели по сторонам. После того как батальон отступил, центр боевых действий на этом фланге сместился вправо, где оставшиеся части полка, прижатые к израненным ядрами стенам разрушенной фермы, из последних сил сдерживали мощное наступление испанцев.
Горны обоих гусарских эскадронов в один голос сыграли построение к атаке. Ряды зеленых и коричневых мундиров были совсем близко, но туман почти не позволял их разглядеть. Увидев гусар, испанцы начали перестраиваться в каре, готовясь отразить удар кавалерии. Майор Берре, однако, тоже не терял времени даром; проследив перемещение врага и убедившись, что его эскадрон готов к атаке, он выхватил из ножен саблю и направил острие на ближайший неприятельский строй.
– Первый эскадрон Четвертого гусарского! Шагом!
Всадники, построенные в две шеренги по пятьдесят человек в каждой, начали спускаться с холма. Командир Второго эскадрона, точь-в-точь повторив движения Берре, указал своим гусарам на другое каре, подальше. Испанцы стреляли, но пули и картечь тонули в вязкой глинистой почве, не достигая цели. Фредерик возглавлял первую шеренгу, слева от него скакал Филиппо, справа де Бурмон. Над головой Берре парил орел, штаб-трубач не отставал от командира ни на шаг. Домбровский занял свое место на другом краю шеренги; в случае
– Первый эскадрон!.. Рысью!
Кони ускоряли бег, всадники припали к лошадиным гривам. Фредерик, сжимавший в правой руке саблю, а в левой поводья, то и дело оглядывался по сторонам, боясь потерять свое место в строю. Окутанное ружейным дымом каре было все ближе; сплошная масса зеленых мундиров превратилась в плотные ряды солдат, ощетинившиеся штыками.
Оставив холмы позади, эскадроны поравнялись с отступавшим батальоном пехотинцев. Солдаты замахали киверами, приветствуя гусар, и тут же ринулись в атаку, перепрыгивая через трупы своих товарищей.
Второй эскадрон повернул в сторону, чтобы атаковать строй коричневых мундиров в четырехстах шагах от цели, которую наметил для своих людей Берре. Рядом с воем пролетели два пушечных снаряда и взорвались, никому не причинив вреда. Ружейные выстрелы грохотали не переставая, но пули никого не задевали.
Берре поднял саблю, и трубач приложил к губам горн, подчиняясь его знаку. Эскадрон проскакал еще немного и, не ломая строя, резко остановился – так, что гусарам пришлось сдерживать рвущихся вперед коней. Перед ними, в каких-нибудь двухстах шагах, за рваной пеленой дыма ждали испанские солдаты: первый ряд, припав на одно колено, второй во весь рост, мушкеты целили в неподвижный пока эскадрон.
Берре взмахнул саблей. Повторяя сотни раз отрепетированный маневр, офицеры стремительно переместились во фланги, а солдаты расчехлили свои карабины.
– Первая рота!.. Приготовиться!
И тут их настиг вражеский огонь. Фредерик едва успел наклонить голову, чтобы не попасть под россыпь пуль. Испанцы стреляли снова и снова, и вот уже несколько гусаров вылетели из седел. Две лошади одновременно рухнули, беспомощно дергая ногами.
Только Берре не стал кланяться пулям.
– Первая рота!.. Огонь!
Храпели испуганные пальбой кони, дым от мушкетов не давал разглядеть неприятеля. Раненые гусары пытались отползти в конец строя, с трудом уворачиваясь от лошадиных копыт. Кому охота быть затоптанным?
Берре вынырнул из тумана с саблей подвысь, сверкая единственным глазом.
– Офицеры, по местам!.. Первый эскадрон Четвертого гусарского!.. Шагом!
Фредерик пришпорил Нуаро, с ожесточением пытаясь просунуть ладонь в петлю на эфесе сабли; руки дрожали, но не от страха. Подпоручик тяжело дышал и, чтобы успокоиться, крепко сжимал зубы; все, что творилось вокруг, казалось ему каким-то удивительным сном.
Вступая в дымовую завесу, шеренги гусар приблизились друг к другу почти вплотную.
– Первый эскадрон!.. – Берре совсем охрип. – Рысью!
Лошадиные копыта стучали в такт, словно животные подчинялись единому внутреннему ритму. Оставив саблю болтаться на правом запястье, Фредерик той же рукой выхватил из кобуры пистолет; в левой он сжимал поводья. Пороховой дым заползал в легкие. Фредерик, не помня себя, вдыхал этот пьянящий запах, все его чувства слились в одно почти животное упорство, в яростное желание настичь врага, который с каждой секундой становился все ближе.