Гусары денег не берут. Неполная дура
Шрифт:
– В конце концов, ситуация такова, что тут уж не до церемоний.
Леся даже и не подозревала, насколько близка она была к ужасной истине.
Дверь в квартиру Элеоноры Мерцаловой открыла молодая женщина. Со слов все той же вездесущей Оксаны, подруги знали, что Элеоноре примерно за тридцать, может быть, чуть больше. И потому они радостно приветствовали появившуюся на пороге женщину. Но как оказалось, возраст был далеко не единственным критерием.
– Вы ошиблись, – удивленно покачала головой открывшая подругам женщина. – Хозяйка в своей спальне.
–
Часы показывали уже одиннадцать. Время вполне подходящее для визитов. И не слишком подходящее для сна.
– Да, она вчера выпила много снотворного и просила ее не беспокоить, – сказала горничная. – Это так ужасно! Убийство всегда ужасно! А когда погибает такой прекрасный человек – вдвойне ужасно.
– Вы тоже знали покойного? – удивилась Кира.
Горничная молча кивнула и уткнулась носом в платочек. Как заметили подруги, платочек и без того был уже основательно намочен слезами. Скорбь горничной по поводу убийства психотерапевта ее хозяйки показалась девушкам несколько преувеличенной. Вряд ли она его настолько близко знала. Тогда чего ревет? Нервы не в порядке? Или правду говорят, что некоторые психические болезни заразительны? Вдруг и горничная подцепила заразу от своей хозяйки? Вот теперь и рыдает взахлеб по поводу убийства малознакомого ей человека. Истеричка!
– Ну, полно! – попыталась утешить ее Кира. – Вам-то что? Чего вы ревете?
– Такой прекрасный был человек! – рыдала горничная. – Как теперь бедная Элеонора будет одна? Погибнет! Как пить дать пропадет!
– Одна? Позвольте, а почему?..
– Так как же! – воскликнула горничная. – К тому все и идет! Даже насчет похорон распорядиться не умеет. Да и то сказать, отдадут ли нам тело?
– Почему вам?! У покойного имелась семья!
– Ага, – кивнула головой горничная. – Жена.
– Вот именно. Ей и должны отдать тело.
– А если она не может? Если она в шоке?
Подруги переглянулись. Разговор напоминал бред сумасшедшего. О чем толкует эта особа? Видели они вчера Елену Яковлевну, она не показалась им слишком уж беспомощной или беззащитной. Вон ведь, сообразила, что может взять себе часть пациентов мужа и не потерять годами наработанную практику.
– Ой, не сможет она! – продолжала рыдать горничная. – Как с вечера таблеток напилась, так еще и не вставала. А коли и встанет, какой прок? Она с этих таблеток всегда словно сама не своя. Ни одеться сама не может, ни до уборной дойти. Все за ней ходить нужно и чуть ли не кусок ко рту подносить!
– Да что вы такое про свою хозяйку говорите? Она так расстроилась из-за смерти своего доктора?
Горничная на мгновение перестала рыдать и недоуменно уставилась на подруг.
– Какого доктора?
– Доктора Пешкова!
Горничная изумилась еще больше.
– Бог с вами! – воскликнула она. – Я этого человека и не знаю вовсе! У нас другое горе. Хозяина… Мужа Элеоноры Сергеевны убили! Вот оно горе, так уж горе!
И она снова приготовилась зарыдать. Но подруги ей не дали этого сделать, опередив вопросом:
– Так о смерти психотерапевта вашей хозяйки вам ничего не известно?
–
И женщина всхлипнула.
– Да еще мамаша ее в истерике у себя дома бьется и нам телефон своими звонками обрывает. Хотя ей-то чего? Она Сергея Павловича всегда ненавидела! И жена его собственная тоже ненавидела! А теперь вон белугой воет. Ой, чует мое сердце, не к добру это!
– А что с ним случилось? С вашим хозяином? Как он погиб?
– Разное говорят, – покачала головой женщина. – Сначала позвонили, так сказали, что под машину угодил.
– А потом?
– Потом следователь звонил, сказал, что не все ясно, хочет с Элеонорой поговорить.
– А потом?
– Что потом? Я ему русским языком объяснила, не может она. В шоке. Рыдает.
И, помолчав, горничная добавила:
– А с чего ей рыдать, если сама ему только тем утром смерти пожелала?
– Прямо так и пожелала?
– Ну, да это дела семейные, – отмахнулась горничная. – Редкая жена иной раз не мечтает от мужа избавиться. Может, на душе и не то совсем, а все равно на мужика орешь. Ну, этого я следователю говорить не стала, наверное, сам знает.
– А он что вам сказал? В смысле, следователь, что он сказал?
– Он все свое твердит. Пусть завтра к одиннадцати у меня в кабинете будет.
Так как часы показывали уже изрядно после одиннадцати, то девушки смекнули: добудиться свою хозяйку горничная не сумела. И к следователю Элеонора вовремя не попадет. А если так, то он должен позвонить сам и выяснить, в чем причина задержки. Не успели подруги подумать об этом, как красивый, стилизованный под старину телефонный аппарат с бронзовыми вставками мелодично зазвонил.
Трубку сняла горничная. Но весь разговор сводился лишь к гавкающим выкрикам из трубки. И кратким ответам самой горничной: «да», «нет», «я попробую» или «хорошо». Когда трубка была водружена обратно на рычаг, горничная выглядела утомленной и еще более расстроенной.
– А я виновата? – пробормотала она, обращаясь к самой себе. – Попробовал бы сам Элеонору добудиться. Небось не стал бы так на меня орать.
– Зачем она ему так экстренно понадобилась?
– Не поняла я. Но вроде бы бумаги какие-то надо подписать. Вот он и злится. Чинуша! Тут у человека горе, а ему лишь бы бумажки были в порядке!
– Может быть, попытаемся вместе разбудить вашу хозяйку?
В ответ горничная неожиданно поморщилась.
– Да какая она мне теперь хозяйка! Деньги мне всегда Сергей Павлович платил. Он зарабатывал, он и платил. А Элеонора только пыль в глаза знакомым пускать умела. Ах, у меня личная прислуга! Ну да небось, теперь ей свои барские замашки бросить придется!
И женщина покачала головой.
– Хотя и жалко ее, конечно, – произнесла она. – В принципе, Элеонора – баба неплохая. Только ветер в голове. А этот ее доктор… Как, вы сказали, его фамилия была?