Гусси. Защитница с огненной скрипкой

Каджолеас Джимми

– Твидовый костюм? – Глаза у миссис Беннингсли полезли на лоб.

– Да, мадам. Вчера он приехал к вам в такой большой чёрной карете, как раз перед началом бури. И я видела, как он вошёл к вам в дом.

– В мой дом? – Лукреция засмеялась. – Право слово, никого похожего я не видела! Я ведь наверняка бы заметила, если бы кто-то пришёл к нам в гости, ты не думаешь?

– Может, вам лучше спросить у мужа, – сказала я, – поскольку это мой долг Защитницы – знать, кто приезжает и уезжает из посёлка.

– Непременно его спрошу, – заверила Лукреция.

И она посмотрела на меня с сомнением. – Такая большая ответственность может оказаться непосильным грузом для девочки твоих лет, особенно без поддержки родителей. Если ты почувствуешь, что не справляешься, ты свистни, тебя не заставлю я ждать!

Если что и бесит меня больше всего, так это жалость. Запишите это себе где-нибудь на всякий случай. Если бы моими родными оказались Беннингсли, я бы предпочла остаться сиротой. И путь Лукреция подавится свой жалостью.

Но, как повторял дедушка Вдова:

– Не стоит тратить время на ненависть. А заодно и на обиду, и на зависть.

Так что я просто помолилась за Лукрецию Беннингсли и попросила Того, Кто Слушает, озаботить её настоящим поводом для жалости, чтобы она оставила меня в покое.

Закончив с Дневными восхвалениями, я вернулась перекусить и застала на полу Приюта Коннора Карниволли: он уговаривал жабу запрыгнуть к себе на руку. Коннор давно пытался освоить этот трюк, но жабу это нисколько не волновало. Зато сегодня Ангелина следила за ним с таким восторгом, какого ещё никогда не вызывал у своих соседей этот маг-недоучка.

– Я разрешила ему войти, – сказала она. – Это ведь можно?

– Ты зря не сказала, что у нас новые люди, – заявил Коннор. – Я бы раньше пришёл.

Почему-то меня это взбесило.

– Только жабьих потрохов тут не хватало! – буркнула я.

– Даю гарантию, что жабьих потрохов здесь не будет! – рассмеялся Коннор.

Я терпеливо смотрела, как Коннор извлекает монетку из своего уха, колечко из носа и розу из рукава. И на этот раз ему удалось отгадать мою карту.

– Приходится много практиковаться, – сказал он. – Но у меня получается всё лучше и лучше.

– Но волшебством тут и не пахнет, – возразила я.

– В этом, – невозмутимо ответил Коннор, – и состоит вся прелесть. Ты сама знаешь, что способно сделать с человеком настоящее волшебство, если он не побережётся. В конце концов, даже Копчёная Люсинда начинала с того, что была обычной целительницей-ворожеей, пока не сунула нос куда не следует и не вызвала на свою голову Демона о Семи Вилах. По крайней мере, так я слышал. А моё волшебство – не больше, чем шутка, иллюзия. Оно не задевает струны судьбы, не изменяет путь луны в небесах, ничего такого. Оно просто годится для того, чтобы радовать людей.

– Но это же глупо! – не выдержала я. – Заниматься такой ерундой, когда можно прибегнуть к реальной силе, которую даёт волшебство, чтобы изменить мир!

– А что, если моё волшебство тоже обладает своей, особенной силой? – возразил он. – Мне нравится поднимать людям настроение,

приносить в их жизнь хоть немного радости. И я глубоко уверен, что это вполне достойное занятие.

– А мне нравится, – заявила Ангелина, и я лишь закатила глаза.

И только тут я обратила внимание на необычный, возбуждающий запах, наполнивший тесный Приют.

– Погодите, – сказала я, – чем это пахнет?

– Коннор принёс нам немного похлёбки, – сказала Ангелина.

– Неужели? – удивилась я.

– Ага, – кивнула Коннор. – Она очень вкусная. Попробуй сама, Гусси.

– Она с кроликом, но мне всё равно понравилась, – выдала Ангелина, отчего Коннор чуть не лопнул от гордости. Похоже, эти двое отлично спелись, пока меня не было. Глупо было ревновать, но я ничего не могла с собой поделать. Почему всё так несправедливо? Будь ты хоть семи пядей во лбу, – когда дело доходит до простых житейских вопросов, мы становимся такими же недотёпами, как все люди.

– Ладно, хорошо, – сказала я. – У меня тоже всё в порядке, спасибо, что спросили. Даже успела поболтать с Лукрецией Беннингсли и получила массу удовольствия, можете мне поверить.

– Беннингсли, – повторила Ангелина. – Это они живут в том большом доме?

– Да, они, – кивнула я. – А ты откуда знаешь?

– Я немного прогулялась и осмотрелась с утра. – Она небрежно повела плечиком. – Похоже, эти Беннингсли богатые?

– Богаче не бывает. – Коннор снова расплылся в своей беззубой улыбке. – Говорят, у них есть такой здоровенный самоцвет, который стоит кучу денег. Они раскопали его в Заповедной шахте давным-давно, ещё до того, как моя семья здесь поселилась. У него даже имя есть – Сердце Долины, и он наверняка волшебный.

– Никакой он не волшебный, – возразила я. – Просто Сердце Долины настолько большой и красивый кристалл, что Беннингсли вообразили себя лучше всех. От такого богатства у кого хочешь мозги свихнутся.

– Сердце Долины! – мечтательно протянула Ангелина. – Какое красивое имя! В нём обязательно должно быть волшебство, хотя бы чуточку. Иначе его бы так не называли.

– Вот и я о том же, – подхватил Коннор. – Говорят, он такой ярко-алый, как настоящее сердце, но это никакой не рубин. Таких камней, как этот, больше нигде нет, ни в нашей округе, ни в мире. Это редчайший камень на земле.

– Хватит вам нести чушь. – Но я только сделала вид, что рассердилась. В глубине души мне нравилось слушать истории Коннора Карниволли, способного сочинить настоящую сказку о чём-то таком незатейливом и скучном, как погоня дворняги за стервятником, так набившим пузо, что не хватило сил взлететь. Он мог накручивать виток за витком своей истории без конца и разукрасить её так, что это явно не могло быть правдой, – но зато как приятно было его слушать! Я уж не говорю о тех случаях, когда ты сам оказывался частью его истории. Так было однажды, когда мы с Коннором пробрались в зал к старой Эсмерельде, и я смогла играть на скрипке, и собрала целую пригоршню мелочи.