Гувернантка для капризного принца
Шрифт:
Но теперь тебе надо просто заткнуться. Смотри и учись, деревенщина, как нужно манипулировать людьми! Впрочем, зачем тебе, ты ж все равно скоро покинешь этот мир, да и все миры вообще.
Эвита лишь щелкнула пальцами, Маша почувствовала себя связанной. Нет, даже не связанной — спелёнатой, как мумия, с накрепко завязанным ртом.
Даже если б она захотела закричать во все горло, предупреждая принца, у нее ничего бы не вышло. Она не выдала бы Эвиту даже слабым стоном. Даже нечаянным
Что уж говорить про движения. Маша почувствовала себя куклой, которую крутят как хотят, двигают ее руками и ногами, и воспротивиться чужой воле не было никакой возможности.
«Вот это попала! — в панике думала маша. — И Эвиту эту никак не остановить».
А Эвита действительно не на шутку решила соблазнить лиданийца.
Она надела роскошное платье из глубокого царственного фиолетового бархата, украшенное белым жемчугом и золотым шитьем. На плечах ее лежал широкий кружевной воротник, оттеняющий нежную розовую кожу.
Зеленые глаза девушки смотрели чуть испуганно и так трогательно-доверчиво, что если б
Маша не знала коварных планов Эвиты, то она 6 непременно поверила в то, что девушке страшно.
«Какова артистка!», — сердито думала Маша, глядя, как коварная Эвита наскоро пишет любовное письмецо красивым округлым почерком.
Притом письмо это было таким же слезливым и трогательно-невинным, как ее лживый взгляд.
И помощи она просила очень хитро.
Нет она не писала прямо «иди и прикончи этого засранца».
Но Эвита так трогательно, так напугано описывала свои муки, что у любого мужчины закипело бы в груди желание мстить.
Мучить такого ангела!
— Придется еще немного потерпеть, деревенщина, — гадко хихикнула Эвита. — Когда я доведу лиданийца до безумия, он покарабкается под юбку... под твою юбку, ха-ха! Я, так и быть, отвернусь, не буду смотреть. Придется потерпеть, придется потерпеть его липкие поцелуи! Он будет ползать по тебе, как блоха. А-ха-ха!
Маша даже передернуло от отвращения.
Лиданиец был не красавцем. А что может быть отвратительнее, чем жалкий мужчина в постели?
— Не поверит лиданиец в эту чушь, которую ты ему написала, — подумала Маша сердито, и Эвита ее услышала, хотя Маше казалось, что и мысли ее беззвучны.
— Это почему еще? — холодно поинтересовалась Эвита.
— Строишь из себя невинную овечку, а ему обещаешь слишком много, — сварливо ответила Маша. — Ночь страсти от невинной девушки! У него ничего нигде не слипнется?
Да и подозрительно это. Он может подумать, что подобный образ рассчитываться у тебя в ход у. Мало ли, кому ты на сдачу отсосешь. думаешь, это понравится лиданийцу?
— Хм, хм.
— И не надо так много лести, — продолжала Маша. — Какой «мужественный»?
Какой «силач»? Это ж полудохлая мышь Лиданиец может, дохляк, но не дурак же.
Думаешь не поймет что ты его бессовестно обманываешь?
— Хм, хм. А ты молодец, деревенщина! Много лести и в самом деле может его навести на недобрые мысли.
Эвита скомкала письмо и принялась за другое.
Но дело у нее не спорилось.
Она привыкла играть грубо, жестоко, быстро и решительно. В этом был весь ее характер.
Стремительный бросок — и вот уже жертва бьется в агонии.
Тонкие хитрые ходы Эвита совершать не умела. Быть невинной, испуганной и сломленной жертвой она точно не могла.
— А что бы пообещала ты, деревенщина? — вкрадчиво поинтересовалась Эвита.
— Говори. Только без глупостей! Одна попытка спеть колыбельную песенку, и я просто вышвырну тебя прочь. Девок на свете много: привлеку другую, более покладистую.
Потрачу, конечно, немного времени, и с планами своими придется подождать, но в целом... Может. так и сделать? А то с тобой возни много.
— я бы пообещала ему танец, — ответила Маша. — Танец только с ним. За руку позволишь подержать. Посмотришь на него влюбленными глазами. В конце концов, кто тут благородная дева, а кто деревенщина?!
— Ты права, ты права, — пробормотала Эвита, щуря глазки. — чуть было не прокололась на такой малости... кстати, почему ты помогаешь мне?
— Жить хочу, — мрачно ответила Маша.
— А выслуживаешься! Понимаю, понимаю. А ты не так уж глупа, деревенщина. Что ж поработай, раз жизнь тебе дорога. Напиши сама!
Маша вовсе не хотела помогать Эвите. И за жизнь свою она боялась не так, чтобы в один миг решиться прислуживать этой жестокой проходимке.
Но мысли об Альберте не давали ей покоя.
Маша понимала, что она — его единственный шанс на освобождение. И Альберт поверил ей! В его глазах было счастье оттого, что он нашел человеческую душу, которой можно довериться и разделить с ней тяжесть ноши!
Разве можно эти ожидания обмануть?
Разве можно оставить его одного сражаться с целым миром?
А эта Эвита. разумеется, она не соберется помочь принцу. Даже если забеременеет от него магическим ребенком, эта змея, не моргнув и глазом, вытравит плод.
Значит нужно не допустить, чтоб Эвита избавилась от Маши прежде, чем та поможет принцу!
Значит, надо терпеть. Сжать зубы и терпеть, притворяясь покорной и нужной Эвите.
«Или попробовать все же колыбельную?».
Эта мысль промелькнула в разуме Маши яркой болезненной вспышкой. Такой короткой, что Эвита не поняла, о чем это сожаление, о чем эта боль.