Гувернантка из другого мира, или Фея с поличным
Шрифт:
Холмы по сторонам от бухты, к которой мы принялись спускаться, утопали в зелени и розовых кустах. Цветы, похожие на лотосы и магнолии одновременно источали нежный, чуть дурманящий аромат.
Воды озера устремились мне навстречу, и были они голубыми и такими чистыми, что с каждым шагом почему-то всё сильнее хотелось плакать. Нежное голубое зеркало манило и звало, заставляя сердце биться всё чаще и чаще. Ровная поверхность едва заметно колыхалась, словно сонно вздыхала и потягивалась, как после долгого сна. И эти томные вздохи завораживали, притягивали взгляд, словно магнитом. Казалось,
На секунду показалось, что над центром озера что-то мерцает, клубится дымкой. Я даже как будто разглядела смутные очертания, проступающие в воздухе и в тот же миг из груди вырвался всхлип, смешанный со стоном облегчения.
Это именно то, что нужно! Прямо сейчас!
Крылья за спиной затрепетали, зажужжали нервно, и я уже оторвалась от земли, как меня окликнула одна из нэй.
Осознание, что нельзя, не сейчас, не время было равносильно ушату ледяной воды, вылитой на голову. А понимание, что меня даже не магия контракта сдерживает, а чувство ответственности за детей, вмиг утяжелило крылья, заставило болезненно заныть лопатки.
Навалившийся локомотивом мир тут же подёрнулся туманом, стал неповоротливым каким-то... Глухим.
...Вода в озере, как и положено весне, была ледяной. Но, к моему удивлению, против купания маленьких дарков не возражала даже Сапота. Детям, как выяснилось, «полезно закаляться». Я так поняла, что иммунитет дарков куда сильнее человеческого.
К вящей радости «зверят» Фрозик к ним вернулся и кружил рядом сумасшедшей торпедой. Время от времени саламандрик изображал кита, пуская в довольные мордашки фонтанчики.
К вящей радости нэй - всех троих, даже мистрис Сапоты, чьё круглое красное лицо озарила глупейшая улыбка, - составить детям компанию во время купания решил ледейшество.
Конечно, нэи усиленно делали вид, что глаз не сводят с плещущихся и визжащих наследников, но, подозреваю, мускулистые плечи ледяного лорда и его же рельефный торс привлекали нэй не менее, а даже более. Сам же ледейшество фыркал довольным моржом, подкидывая «зверят» высоко над водой, не забывая принимать самые выгодные позы, которые посрамили бы мировой чемпионат бодибилдеров со всеми участниками, не забывая бросать в нашу с нэями сторону белоснежно-ослепительные улыбки. Мистрис Сапота краснела ещё больше и хмурилась, нэи ахали, хихикали и толкались локтями.
Я же, вспоминая наш утренний разговор на манеже, судорожно пыталась сообразить, с какой стати ледейшеству запугивать меня. Потому что, если не запугивание, то что это было вообще? Или лорд Малколм Нэвесх и правда забыл ту злосчастную газету? Ох, хотелось бы, конечно, верить...
Но что-то внутри подсказывало, что история, в которую я вляпалась по уши, точнее, меня вляпали по уши, намного сложнее и опаснее чем может показаться на первый взгляд. А потому верить я никому не могу. От слова совсем. И если до сегодняшнего утра я ещё раздумывала о том, чтобы выложить всё, как есть, лорду Эскуро... в конце концов, я оказалась втянутой в грязную игру против него! То сейчас что-то настойчиво скандировало изнутри: молчи!
Зонтик, чью рукоятку я судорожно сжала пальцами, отозвался слабой пульсацией, словно верный пёс лизнул ладонь.
И я поняла, что несмотря на то, что дела мои плохи, и, возможно даже, очень плохи, я справлюсь! Разберусь со всем, что здесь происходит, распутаю клубок до последней ниточки, но добьюсь правды!
Хотя бы для того, чтобы понять, как я, Машенька Барашкина, оказалась в этом мире, ещё и феей. Как это связано с Маори. Почему Сердце Матери сейчас у дарков, у правящего дома точнее, в то время как в летописях сказано, что Маори хранится в Колыбели Фей? Темнейшество зря связал леди Фрейю Миноре магией контракта. Меня обратно не то, что Маори, самым сладким калачом не заманишь. Знаю-знаю, по закону жанра попаданке полагается изо всех сил рваться сердцем домой, в рутинные серые будни. Но давайте сперва эти попаданки вырастут в нашем гадюшнике с неубедительным названием «приют», а затем поживут в общежитии на одну стипендию...
Единственное, что напрягает - мысли о настоящей фай Миноре. Куда-то ведь она пропала? Очень надеюсь, не на место Барашкиной. Но о морально-этической составляющей своего попадания подумаю после. Когда ни мне, ни наследникам, ни Маори не будет угрожать опасность!
И ещё перед темнейшеством, как ни странно, вину чувствую.
Понятно ведь, что бывшая хозяйка тела участвовала в интригах против нового правителя. И вот вроде как, причём тут я, а всё равно неудобно. Вдобавок, хочется за «зверят» его отблагодарить.
Полагая, что наказывает меня, тёмный лорд решил мои вопросы с кровом и работой в новом мире.
И я буду не я, если не помогу ему в ответ. Может, тогда это презрительное недоверие в ледяных глазах сменится. чем-то другим.
Вот только пока не выясню, как здесь относятся к попаданцам, лучше молчать о том, что я не та, за кого меня здесь принимают.
.Перекатывающиеся под гладкой, в капельках воды, кожей мускулы ледейшества, то есть необходимость вытереть и переодеть «зверят» таки сорвала всех трёх нэй с места и увлекла к самому берегу. Там же уже был готов небольшой лагерь и даже стол был накрыт.
Я осталась одна. Аппетита не было совершенно.
Заметив, что ледейшество с влажными, заброшенными за плечи волосами, закатывает рукава расстёгнутой на груди рубашки и заинтересованно поглядывает в мою сторону, быстро отвернулась. Я уже собиралась подняться, потому что говорить с ледяным дарком снова не было ни малейшего желания, как вдруг в моё плечо ткнулся влажный нос Акишико. Я вздрогнула и на автомате почесала ларсена за ухом. Ларсен музыкально уркнул.
И тут до меня дошло, что Акишико с нами не было!
– Что, хитрюга, соскучился по «зверятам»?
– спросила я, тормоша зверя.
Шерсть у него была густющая и очень мягкая, а музыкальное урканье действовало успокаивающе.
– Кхм, можно и так сказать, - раздалось задумчивое сверху.
Вздрогнув, я узрела над собой темнейшество. С таким лицом, как будто он меня разоблачил и вывел на чистую воду.
– Испугались, леди Стрекоза?
Глава 29 О фантазиях и суровой действительности