Гвардия советского футбола
Шрифт:
Никонов, игравший, кстати сказать, под восьмым номером, в честь своего кумира Валентина Иванова, в свою очередь заметил, что премудрость про гетры перенял от них — от профессоров — Стрельцова и Иванова.
Когда о Сереже Шустикове заходила-загуляла недобрая слава любителя «отдохнуть», я с тревогой спросил у его отца, заслуженного торпедовца Виктора Михайловича Шустикова, не пропустившего ни одной тренировки и сыгравшего за «Торпедо» больше всех — 427 матчей, о сыне. Тот неожиданно для меня ответил:
— А чего? Я сыном доволен. Голова светлая, всё видит
Виктор Шустиков был дружен со Стрельцовым. Именно он приехал встречать его, когда срок Стрельцова закончился.
Тандем Иванов — Стрельцов был лучшим у нас в футболе. Причем дело даже не в забитых ими голах — за сборную и за «Торпедо». Дело в глубине понимания игры, в интуитивном чувстве — где в тот или иной момент находится партнер.
Ни Иванов, ни Стрельцов не могли похвастаться тем, что кто-то еще понимает их лучше, чем они оба два. И уж тем более никто не мог заменить кого-то из них.
Хотя рядом с ними играли выдающиеся мастера. И в «Торпедо», и в сборной.
Константин Иванович Бесков, который, кажется, и поставил их вместе в 1956 году, вспоминал:
«На установке, которую я проводил перед матчем с динамовцами, в центр нашего нападения был назначен Иван Моргунов. Перед ним была поставлена задача: перемещаться и уводить за собой центрального защитника динамовцев Константина Крижевского, который, как я мог предположить, станет опекать Моргунова персонально и вплотную. Значит, уводить в сторону, передвигаясь параллельно линии штрафной площади, в непосредственной близости с ней. А в освобождающуюся таким образом зону центрального защитника динамовцев в нужный момент должны были врываться либо Иванов (если Моргунов уводит Крижевского влево), либо Стрельцов (если Крижевский выманен направо). Наш замысел удался: Крижевский неотступно преследовал Моргунова даже без мяча, тандем Иванов-Стрельцов выполнил свою задачу „засады“, и торпедовцы выиграли.
Следующая встреча — с ЦДСА. Там в центре обороны играл Анатолий Башашкин, который, как правило, сочетал персональную опеку с игрой в зону. Вряд ли, думал я, Башашкин оставит свою зону без присмотра ради „держания“ Моргунова, тут нужен более опасный форвард. Поставлю-ка я в центр атаки Эдика Стрельцова. От него Башашкин далеко отрываться не станет, значит, будет уходить со своего центрального поста, а туда сможет „наведаться“ Валентин Иванов.
Так мы и сделали. Башашкин действительно не отходил от Стрельцова, который исправно заманивал его то в одну, то в другую сторону от центра обороны ЦДСА. И на освободившееся пространство сразу же вырвался Иванов. У него было минимум два стопроцентных момента, Валентину не повезло, а то бы счет был 2:0…»
Так, с легкой руки Бескова, получился неповторимый тандем Иванов — Стрельцов. Или Стрельцов-Иванов. Они и забивали вместе, и гуляли вместе.
Знаменитая история о том, как они опоздали на поезд, в котором уезжала сборная, как догоняли его на автомашине и как, догнав, каялись и обещали искупить делом — и искупили, забили, кажется, на двоих три мяча,
И всё же в жизни большими друзьями они не стали. Но относились друг к другу тепло, по-товарищески. Известно, что голос Стрельцова был отмечен тогда, когда решалось — передавать ли команду молодому тренеру Валентину Козьмичу Иванову или искать поопытнее. Стрельцов поддержал Иванова, чья долгая тренерская судьба знала немало счастья.
Валентин Козьмич сотни, наверное, раз вспоминал Эдуарда Стрельцова. Устно и письменно. На собраниях и на турнирах, на открытии памятника и на кладбище, среди друзей и среди журналистов, дома и на работе, по телевизору и в кино.
Это нелегкая доля. Иванов справлялся с ней очень достойно. Но — так мне казалось почему-то — главного о Стрельцове он так и не сказал. Или не обобщил в какую-то большую и важную главу — воспоминание. И, рассказывая о нем, Иванов всегда собирался с духом, — это чувствовалось — внимательно относился к каждому своему слову и даже жесту.
Смерть Стрельцова он переживал тяжело. Я помню его лицо на похоронах. Измученное и скорбное.
Однажды я брал у него интервью, и по делу мы поговорили быстро, а у него была пауза, и он никуда не спешил.
Я спросил, не подумывает ли он о новой книге. Заметил, что теперь можно сказать куда больше, чем позволялось ранее. Иванов усмехнулся:
— Да кто ее теперь издавать будет? И продавать тоже? Теперь же всюду предоплата, а? Да и нужна ли она кому?
Я думаю, что любая искренняя книга мемуаров очень нужна. Про футбол таких книг почти нет.
Как-то спросил Игоря Чугайнова, тоже тренировавшегося у Стрельцова:
— Что же вы такие закрытые люди — футболисты? Про это — нельзя, и про то — нежелательно! Крепостные прямо…
— А ты как думал? — хохотнул он в ответ. — Мы и есть крепостные. Футбол-то игра — командная, может, слышал? Все одной ниточкой связаны…
Стрельцов заканчивал выступление в 1970 году. В том же году заканчивал выступать Лев Иванович Яшин. Стрельцов играл на месяц дольше Яшина. Правда, у него не было никакого прощального матча.
26 сентября в «Лужниках» «Торпедо» проиграло минчанам 0:1, и последний матч Стрельцова смотрело всего-то восемь тысяч зрителей…
На похоронах Льва Ивановича кто-то обратил внимание на то, как плохо выглядит стоящий у могилы Эдуард Стрельцов.
Да и он сам, видимо, чувствовал… И ушел совсем скоро, следом за Яшиным, как выходил вслед за ним на зеленый ковер стадиона в матчах за сборную.
Они ушли в вечность.
Для меня они были и остались очень большими. Очень большими, потому что я видел их — маленьким.
Когда говорят, что вот жаль, что Стрельцов совсем не известен на Западе, я не понимаю…
Вот и Пушкин там тоже не очень известен. Меньше, чем Достоевский.
Зона Стрельцова — Россия, здесь его знал каждый, и любили его, как своего, русского, мастерового, не очень счастливого.
А кто в России был особенно счастлив?
В прошлом футболист разных команд, поигравший и в первой, и в высшей футбольной лиге Александр Ткаченко нашел литературную стезю. Или она нашла его.