Гвенди и ее волшебное перышко
Шрифт:
Гвенди крепко ее обнимает и думает: Как будто обнимаешь ребенка.
– Спасибо, Патси. Вы ангел.
– Ни в коем случае. Я злая старуха, которая ненавидит все человечество. Но ты не такая, как все остальные, Гвенни. Ты особенная.
– В последнее время я что-то не чувствую себя особенной, но все равно спасибо.
Патси уже идет прочь, но Гвенди ее окликает:
– Вам и вправду знакомо это ощущение?
Патси оборачивается и встает подбоченясь.
– Милая Гвенни, если бы мне давали по
Гвенди смеется.
– И что это значит?
Патси пожимает плечами.
– Понятия не имею. Так любил говорить мой покойный супруг, когда хотел сказать что-то умное. Вот с тех пор и привязалось.
7
Гвенди входит в приемную перед своим кабинетом, чувствуя себя лучше, чем в последние дни. Как будто с груди сняли камень, и она снова может дышать.
Седовласая секретарша прекращает стучать по клавишам и отрывается от экрана компьютера.
– Было два телефонных звонка. Я оставила сообщения у вас на столе. И уже скоро должны принести обед. Я заказала вам сэндвич с индейкой и картофель фри.
Если Гвенди иногда представляет (разумеется, втайне; она никогда не сказала бы этого вслух) свою подругу Патси Фоллетт в образе феи Динь-Динь, миниатюрного ангела-хранителя с волшебной палочкой из своего детства, то ее секретарь Беа Уайтли – это, конечно же, тетушка Беа, любимая тетя шерифа Тейлора в легендарном телесериале «Шоу Энди Гриффита».
Внешне они совсем не похожи (начнем с того, что Беа Гвенди – афроамериканка), зато похожи во всем остальном. Прежде всего, имя. Сколько вы знаете женщин по имени Беа или хотя бы Беатрис? И вот еще неоспоримые факты: миссис Уайтли – прирожденная нянька, превосходная повариха, очень надежный и преданный друг и самая добрая и душевная из всех женщин на свете. Соединим все эти качества в одном человеке, и кого мы получим? Правильно, тетушку Беа.
– Вы спасаете мне жизнь, – говорит Гвенди. – Спасибо.
Беа берет лист бумаги с края стола.
– И я распечатала вам расписание на завтра. – Она встает и вручает листок Гвенди.
Госпожа конгрессмен хмурится, глядя на распечатку.
– Почему у меня ощущение, что сегодня последний день в школе перед рождественскими каникулами?
– Последний день в школе был явно веселее, чем тут у нас. – Беа снова садится за стол. – Как себя чувствует ваша мама?
– У нее все хорошо. После последней химиотерапии прошло уже полтора месяца. Онкомаркеры в норме.
Беа прижимает руки к груди.
– Слава Богу!
– Но папа сводит ее с ума. Знаете, что он удумал? – Не дожидаясь ответа, Гвенди продолжает: – Он хочет снять со счетов все сбережения и закопать их на заднем дворе. Потому что уверен, что банковская компьютерная система обрушится из-за Проблемы двухтысячного года. Мама ждет не дождется, когда он снова выйдет на работу.
– Тем
Гвенди качает головой.
– В субботу утром. Перед отъездом надо закончить кое-какие дела. А вы с Тимом когда улетаете?
– В понедельник летим в Колорадо, к моей сестре. Будем там до среды, а потом – к детям. Кстати о детях… можно вас попросить подписать для них пару книг? За книги я заплачу. Я не прошу их в подарок или…
Гвенди выставляет руку ладонью вперед.
– Даже не думайте, Беа. И, пожалуйста, больше не заикайтесь о деньгах. Я с удовольствием подпишу книги.
– Спасибо, миссис Питерсон. Я очень вам благодарна. – В голосе Беа звучит искренняя благодарность и столь же искреннее облегчение.
– Отдыхайте спокойно и наслаждайтесь общением с семьей.
– Вся семья в полном составе под одной крышей на целую неделю? Это будет… интересно.
– Это будет чудесно, – говорит Гвенди.
Беа закатывает глаза.
– Ну, если вы так считаете…
– Я так считаю. – Гвенди смеется, заходит к себе в кабинет и закрывает за собой дверь.
8
Она кладет папки с отчетами обратно в стопку и садится за стол. Тянется за ежедневником, но рука замирает в воздухе.
Рядом с клавиатурой лежит блестящая серебряная монета.
Протянутая рука начинает дрожать. Сердце бешено бьется в груди, и вдруг становится нечем дышать.
Гвенди знает, что это за монета, еще до того, как успевает ее рассмотреть. Моргановский серебряный доллар 1891 года выпуска. Она уже такие видела.
Знакомый голос, мужской голос, шепчет ей в ухо: «Почти пол-унции чистого серебра. Создан Джорджем Морганом, которому в ту пору было всего тридцать лет. Моделью для головы Свободы послужила Анна Уиллесс Уильямс, филадельфийская матрона. Ее портрет в профиль изображен на аверсе монеты, то есть на лицевой стороне…»
Гвенди резко оборачивается, но рядом никого нет. Она обводит взглядом кабинет и ждет, что вновь услышит голос. У нее ощущение, что она только что видела привидение – и, может быть, так и было. Все остальное вроде бы на своих местах. Гвенди легонько касается монеты кончиком пальца. Монета прохладная – и настоящая. Ей не мерещится. Это не помутнение рассудка из-за стресса.
С бешено колотящимся сердцем Гвенди медленно пододвигает монету ближе к себе, едва касаясь ее большим пальцем. Наклоняется, чтобы лучше рассмотреть. Серебряный доллар в отличной сохранности, и она оказалась права: это Моргановский доллар 1891 года выпуска. Анна Уильямс улыбается ей, глядя немигающими серебряными глазами.