Гвоздь в башке
Шрифт:
– Незамысловато, но, в общем-то, узнаваемо. Что же, подождем до следующего раза.
И тогда я начал излагать ему мысли, занимавшие меня все эти последние двое суток:
– Профессор, давайте вспомним теорию, в равной мере удовлетворяющую и вас, и моего лечащего врача, то есть гражданина Котяру. Благодаря редчайшему стечению обстоятельств, главное из которых – засевший в моей башке гвоздь, я получил возможность вселяться в телесную оболочку предков и даже как-то влиять на их поступки. Антонида Мороз зарезала изнасиловавшего ее красноармейца только благодаря моему чуткому руководству. Я сорвал уже почти
– Почему бы и нет.
– Все события, случившиеся на земле со времен Адама и до наших дней, намертво зафиксированы в структуре мироздания, истинное устройство которого нам пока неизвестно. Текучая вода превратилась в камень. Изменить что-нибудь в прошлом нельзя. Следовательно, все, что я содеял и еще успею содеять в минувших веках, тоже является непреложным фактом истории. Еще не родившись, я подставил Эгеля под меч Сурта Острозубого и помешал Ваське Лодыреву убить императрицу. Это касается и моих грядущих путешествий в ментальное пространство. В прошлом они уже совершились. И если бы я пожелал оставить где-то метки, понятные моим современникам, то давно бы сделал это. Какой вывод напрашивается?
– Вывод такой, что нам следует немедленно приступить к поиску этих самых меток. – В сообразительности Мордасову нельзя было отказать. – Вопрос лишь в том, имеет ли ваша версия под собой хоть какую-то реальную основу. Честно сказать, я в этом сильно сомневаюсь.
– А я думал, что наука как раз и занимается проверкой самых сумасшедших версий. Или истории это не касается?
– Почему же… Если бы сейчас, к примеру, были найдены архивы Карфагена, взгляд на античную историю мог коренным образом измениться. Мы не догматики. Но свойствами пространства-времени занимаются совсем другие науки.
– Тогда вам придется поверить мне на слово. И посвятить себя поиску пресловутых памятных знаков. В конце концов, это была ваша идея. Если профессору Котяре суждено стать новым Фрейдом, то вам уготованы лавры второго Шлимана.
– Тогда какую роль вы оставляете себе? Христа или Будды?
– Принципиального значения это не имеет. Все бессмертные создания в чем-то похожи друг на друга. Но не будем отвлекаться. Ищите мою метку. Ищите во всех временах и у всех народов, поскольку неизвестно, куда в следующий раз занесут меня родственные связи. Ищите не только на оружии, но и на других подходящих для этого дела предметах. На древних монетах, на клинописных табличках, на стенах могильников и храмов, на менгирах, на гербах, на геральдических знаках, на почтовых штемпелях, в кабалистических текстах, на костях давно вымерших животных.
– Думаете, что это легко? – Увы, но интеллект Мордасова не шел ни в какое сравнение с его решительностью.
– Конечно, не легко! Но ведь сейчас не девятнадцатый век. В вашем распоряжении мировая информационная сеть. Каждый музей, каждое археологическое общество, наверное, имеют свой собственный сайт. Где-то должны храниться сведения о всех нерасшифрованных текстах и загадочных пиктограммах. Кроме того, у истории есть немало вспомогательных
– Да, – кивнул он, – нумизматика, геральдика, палеография, сфрагистика…
– А что такое сфрагистика?
– Наука, изучающая древние печати.
– Пройдитесь и по этим сайтам. Свяжитесь с зарубежными коллегами. Наверное, это будет стоить немалых денег, но ради такого случая не грех и раскошелиться. Зато в результате вы можете получить неоспоримые доказательства пребывания моей души в минувших временах.
– Попробовать-то можно, – неуверенно произнес Мордасов. – А как точно выглядит ваш знак? Нарисуйте его здесь.
Он протянул мне последний из листков, заполненный текстом лишь на одну треть.
Я тщательно вывел на бумаге – О. Н. 1977 г. – и долго всматривался в надпись, стараясь навсегда запечатлеть ее в памяти. Кто знает, в каких условиях и на каком материале мне придется изображать этот знак в следующий раз…
Мордасов ушел и как в воду канул. Потянулись унылые дни, перемежающиеся беспокойными ночами. Котяра несколько раз заглядывал ко мне. Но все как-то мимоходом. На вопросы о предполагаемых сроках следующего путешествия в ментальное пространство он отвечал уклончиво – дескать, сначала надо самым тщательным образом изучить уже имеющиеся данные, а уж потом двигать дальше. Главным его аргументом являлись банальные пословицы типа «Не спеши начинать, а спеши кончить» или «Сделаешь наспех, получится на смех».
Знал ли он о моем последнем разговоре с Мордасовым и наших совместных планах? Скорее всего знал. Недаром ведь в клинике говорили, что без ведома Котяры и клизма не опорожнится. Знал, а потому и тянул время, ожидая результата.
Уже и не помню, в какой именно день оба они заявились ко мне, но после трагического визита в Древнюю Скандинавию прошло не меньше полумесяца.
Котяра весь просто сиял и при себе имел откупоренную бутылку шампанского. Мордасов, наоборот, выглядел, как гусыня, внезапно снесшая страусиное яйцо.
Все, что еще было способно затрепетать в моем теле, затрепетало!
– Неужели получилось? – вымолвил я прежде, чем гости успели поздороваться.
– Полный порядок! – Котяра отсалютовал бутылкой, из который тут же хлынула пена. – Поздравляю!
– Значит, я вновь могу отправиться в ментальное пространство?
– Хоть завтра! Нам удалось раздобыть такой козырь, что никто из недоброжелателей даже пикнуть не посмеет. Теперь от спонсоров отбоя не будет. Денежки потекут рекой.
– Еще раз попрошу вас не торопиться! – Мордасов скривился, как от изжоги. – Все выглядит несколько иначе, чем вы себе представляете. Пока о нашей находке даже заикаться нельзя. Нездоровая сенсация неизбежно погубит начатое дело.
Котяра, похоже, придерживался другой точки зрения, но возразить не успел. А помешал ему я, почти взмолившись:
– Да хоть объясните мне, что случилось! В прошлых веках отыскалась моя метка?
– Предположительно, – буркнул Мордасов.
– Почему это предположительно! – Котяра от избытка чувств даже слегка плеснул на приятеля шампанским. – Все точно, как в палате мер и весов.
– И до каких же, интересно, времен я добрался на сей раз?
– Речь идет примерно о тринадцатом веке, – ответил Мордасов. – До нашей эры.