Гвоздь в башке
Шрифт:
– Не скажи. Острая форма – это одно, а хроническая – совсем другое. Я когда острой страдала, через зонд мочилась.
– Зонд не проблема. Санитары их даром раздают.
– Тогда собирайся в больничку, – оживилась дама. – Заодно и подкумарим.
– Как же, подкумаришь… От таких, как ты, там отбоя нет.
– У тебя имеются другие предложения?
– Не знаю, – минотавр опять обхватил руками свою забубённую головушку. – На биржу надо идти. Дело какое-нибудь искать. Авось и сшибем бабок.
– Кто тебя такого
– Прямо на улице?
– Где же еще! А впрочем, позвони своему продюсеру. Не исключено, что он снял для тебя шикарный концертный зал.
– Издеваешься… Можно, конечно, и опытами заняться. Только не в себе я что-то… Чую всеми фибрами, что в меня вселилась некая мыслящая субстанция.
– Надеюсь, не заразная? – язвительно ухмыльнулась дама, сама насквозь пропитанная заразой.
– Она же нематериальная… Соткана из структур, более чистых, чем свет, и более легких, чем пустота.
– А если это опять какой-нибудь инопланетянин? – дама явно намекала на некий пикантный случай. – Мало тебе было одного раза? Всем миром еле откачали…
– Лучше не вспоминай. Передозировка подвела. А тут совсем иной случай. Одна бесприютная душа нашла другую.
– И что тебе от этого?
– Мне – ничего. Но этой странствующей душе нужна моральная опора. Сейчас ей очень плохо. Она страдает. Она не видит смысла в дальнейшем существовании.
– Неужели кому-то бывает еще хуже, чем нам! – искренне удивилась дама.
– Представь себе, бывает. Мир переполнен горем.
– Ну почему в тебя не вселится что-нибудь энергичное, жизнерадостное, деятельное! – взмолилась дама.
– А зачем?
– А затем, что тогда бы ты не валялся здесь бревном, а прошвырнулся по окрестностям и сбил бы немного дури. Иначе нам до следующего дня не дожить.
– Доживем как-нибудь, – минотавра стало понемногу клонить в сон. – Не впервой… Но идти в больничку ты меня сегодня не заставишь…
– Недоносок! Мразь! – Дама неловко соскользнула с постели и, как была голышом, так и поползла к инвалидной коляске, застрявшей в протараненных дверях ванной комнаты. – Одна поеду! Голая! Пусть надо мной вся сволочь смеется! Пусть меня голодные псы загрызут!
Достала! Ну, достала! – Минотавр с превеликим трудом принял сидячее положение и стал одеваться, долго и с отвращением разглядывая каждый предмет своего туалета.
– Как там твоя квартирантка? – После того, как они оказались под открытым небом, дама сразу повеселела. – В смысле бесприютной души…
– Затаилась, – буркнул минотавр, толкая перед собой коляску. – Присматривается. Тут ей все внове.
Столь быстрое разоблачение отнюдь не встревожило меня. Во-первых, мне и в самом деле было глубоко на все начхать,
Не хочу сказать, чтобы меня очень уж интересовала окружающая обстановка, но взглянуть на быкочеловеческое будущее все же стоило. Интересно, куда завел минотавров путь, указанный Астерием Непобедимым – в райские кущи или в адские бездны?
Увы, меня ждало разочарование. Мало того, что мой минотавр был полуслеп (какой скорбный контраст с орлиной зоркостью предков!), так он еще старался не фиксировать свой взгляд на чем-либо конкретном, как бы отстраняясь от внешнего мира.
Это был типичный интроверт – личность, обращенная внутрь себя самой.
Действуя в своей привычной манере, он даже не заметил бездыханное быкочеловечье тело, лежавшее поперек пешеходной дорожки, но дама-инвалидка не преминула высказаться по этому поводу:
– Совсем обнаглели филины. Уже и дохляков не подбирают.
– Ты языком-то зря не болтай, – упрекнул ее минотавр. – Еще восьми часов нет. Труповозки позже выезжают.
– Откуда мне время знать! – окрысилась дама. – Сам же ведь мои часы загнал.
– А кто аккумуляторы от коляски на дозу «торчка» сменял? – парировал минотавр. – Ехала бы сейчас, как цаца, и меня не заставляла корячиться.
Ладно, не петушись, – дама устроилась в коляске поудобнее и постаралась придать своему потасканному личику благостное выражение. – А то на нас санитары в окна косятся…
Медицинское заведение, в которое они прибыли, пахло вовсе не больницей, а овощебазой – то есть вечной сыростью и залежалой гнилью. Пологий пандус, ведущий к входным дверям, был сплошь забит инвалидными колясками. Одни были еще в заводской смазке, другие успели заржаветь, но похоже, что ими никто никогда не пользовался.
Потянулись гулкие пустые коридоры. Минотавр двигался, не поднимая глаз, и единственное, что я мог видеть, кроме его брюк и ботинок, были серо-голубые квадраты керамической плитки, клочья окровавленной ваты, засохшие плевки и опорожненные одноразовые шприцы, которые дама-инвалидка почему-то называла «дурмашинами».
Судя по всему, дорога сюда была для этой парочки столь же привычна, как маршрут «спальня – туалет». Последовательно преодолев несколько стеклянных дверей, украшенных загадочными пиктограммами, они оказались в просторном помещении, где имелось и гинекологическое кресло, и целая батарея капельниц, и много другого оборудования, явно имевшего отношение к медицине.
За столом, столешница которого представляла собой толстую полупрозрачную плиту, восседал минотавр, облаченный в зеленый прорезиненный комбинезон и защитную маску. На рукаве имелась эмблема, изображавшая двух свившихся вместе змей.