Гвоздь в башке
Шрифт:
– Вы идете не в ту сторону, – сказал он вкрадчиво. – Особа, с которой вы условились о встрече, живет не здесь. Вы просто ошиблись поворотом. Однако я бы не советовал вам рисковать. Вас ввели в заблуждение. Это вовсе не спальный район, как вы полагаете, а трущобы, где приличный человек может легко угодить в неприятную историю.
Толстяк остановился, словно налетев на невидимое препятствие. Физиономия его побагровела.
– Выследили все же… – пробурчал он, буравя Настромо ненавидящим взглядом. – Засекли… Ну ничего… Скажи той суке, которая тебя послала, что она
Высказавшись подобным образом, толстяк лихо развернулся на месте и засеменил в противоположную сторону. Прежде чем скрыться с глаз Настромо, он приостановился и погрозил ему кулаком.
Вот и верь потом в быкочеловечью благодарность.
Некоторое время набережная была пуста, но затем ее заполнила публика, высыпавшая из туннеля подземки. Добыча, кажется, сама шла в руки Настромо.
– Эй, – крикнул он какому-то типу в широкополой шляпе. – Задержитесь на минутку. Предсказываю будущее, снимаю порчу, корректирую судьбы, диагностирую любые болезни. Вот у вас, например, артрит правого коленного сустава, гипертония, аденома простаты и недолеченный сифилис.
– А у тебя шизофрения! – быстро удаляясь, огрызнулся прохожий.
– Куда же вы! – взмолился Настромо. – Хотя бы на пачку сигарет дали. Разве я что плохое сказал? По нынешним временам вы почти здоровый.
Однако сифилитика-гипертоника уже и след простыл. Следующей была женщина средних лет, только что побывавшая в ближайшем супермаркете, о чем свидетельствовали пестрые целлофановые пакеты, торчавшие из ее сумки.
– Зря вы оставили суп на плите, – сказал Настромо как бы между прочим. – И суп выкипел, и кастрюля прогорела. Хорошо хоть, что пожар не случился.
К сожалению, его слова не произвели на домохозяйку должного впечатления.
– Чтоб у тебя мозги выкипели, засранец! – ответила она, ускоряя шаг. – Развелось тут всяких нищебродов…
Нет, так дело не пойдет, – сказал Настромо самому себе. – Уж если предсказывать, так только что-нибудь отрадное для души. На плохих вестях не заработаешь.
Спустя некоторое время его внимание привлекла юная особа, облокотившаяся на парапет набережной. Сейчас она была занята самым естественным в этой позе делом – плевками на точность, благо привлекательных мишеней в мутной воде канала имелось предостаточно.
– Поздравляю со скорым прибавлением в семействе, – сказал Настромо девушке. – Вы беременны на третьем месяце и, скорее всего, мальчиком.
– Знаю, – с пикантной хрипотцой в голосе ответила девушка. – Вот потому и пришла сюда. Хочу утопиться.
– Дело, конечно, хозяйское… Только я на вашем месте не спешил бы. С утра бывает одно настроение, к вечеру другое. Если вы ссудите мне определенную сумму, кстати, весьма незначительную, все ваши печали можно развеять в мгновение ока.
– Иди умойся, – сказала девушка, доплюнув наконец до проплывающей мимо дохлой крысы. – Если бы у меня эта определенная сумма имелась, я бы давно аборт сделала… Ладно, вижу, что здесь мне утопиться
– Удачи вам, – Настромо решил быть вежливым до конца. За час с лишним ему удалось разжиться лишь сигаретой с анашой (угадал, сколько патронов осталось в пистолете возвращающегося с дела бандита), да бутылкой какого-то подозрительного пойла, пахнущего скорее скипидаром, чем спиртом (предсказал бездомному бродяге, что следующую ночь тот проведет под крышей и на койке, хотя умолчал, что это будет крыша морга, а под койкой подразумевается стол прозектора).
…Камелия проснулась намного раньше, чем он надеялся, и сразу заканючила:
– Ну достань где-нибудь еще одну дозу… Ну пожалуйста… Я вся просто на огне горю.
Как ни странно, но их выручили ненавистные всем филины, мотопатруль которых в кои-то веки завернул на набережную. Видя в поведении дамы-инвалида признаки тяжелейшей ломки, один из сержантов одарил ее целой горстью шприц-тюбиков с морфином.
Правда, свой поступок он мотивировал довольно оригинальным образом:
– На, курва, колись хоть до усрачки. Авось загнешься от передозировки.
Так бы оно, наверное, и случилось, но Настромо припрятал шприцы, израсходовав только парочку – один на себя, другой на Камелию.
После этого он впал в состояние блаженства и, естественно, вспомнил обо мне.
– Ну как ты себя там чувствуешь? – сказано это, сами понимаете, было не вслух, но сформулировано достаточно ясно.
Я таиться не собирался и честно признался:
– Плохо. А сейчас, боюсь, будет еще хуже. Я ведь наркотики не употребляю.
– Привыкай… А кто ты такой, собственно говоря?
– Человек, – ответил я безо всякой гордыни.
– Я тоже человек. И она, – Настромо перевел взгляд на вновь задремавшую Камелию.
– Нет, не путай, – возразил я. – Вы не люди. Вы совсем другие существа, хотя и имеете с нами много общего. Люди помельче будут, и череп у них совсем другой, без этих ваших излишеств.
– Подожди, дай вспомнить… Сначала на земле жили эти… как их… неандертальцы. Потом кроманьонцы. А уж после них – мы, кефалогереты.
– Верно. Вот я и есть тот самый кроманьонец. Ты случайно не в курсе – они где-нибудь еще сохранились?
– Точно не скажу. Скорее всего вымерли. По крайней мере, мой дед их уже не застал.
– Вымерли они, как же! – горечь обуяла меня. – Извели их всех твои предки.
– Ну прости, если так… А сам ты откуда взялся?
– Долго рассказывать.
– Представляю… Тут бумажник потеряешь, и то разговоров на неделю. А ты как-никак без тела остался. Где оно, кстати?
– В другой реальности, скажем так, – я слегка замялся. – Мне туда сейчас не добраться.
– А что ты делаешь в этой реальности?
– Честно сказать?
– Как хочешь…
– Собираюсь изничтожить все ваше подлое племя под корень. Начиная с самого первого кефалогерета, который и есть истинная причина нынешнего беспредела. Попутно хочу возродить род человеческий, невинно пострадавший от твоих праотцов-живодеров. Устраивает тебя такая программа?