Гюго
Шрифт:
— Сама справлюсь. Сыновья помогут. Мужчины всё должны уметь делать своими руками, да к тому же и деньги сэкономим, — говорила она. И они красили, белили, клеили, как заправские маляры и обойщики. А потом началась работа в цветнике. В один особенно теплый весенний день госпожа Гюго решила во что бы то ни стало привести в порядок все клумбы. Сказано — сделано. Она всегда была такая. Устала, разгорячилась, выпила холодной воды и на другой день слегла. Началось воспаление легких.
Еще совсем недавно все это было, а Виктору кажется — давным-давно. Одна такая ночь у постели больной как целая вечность.
27 июня 1821
Трудно возвращаться в опустевший дом после похорон. Каждая вещь напоминает ту, кто была душой этого дома. Шаль с пальмовыми ветвями. Томик Вольтера…
— Надо написать отцу, — говорит Абэль.
Виктор пишет, с трудом сдерживая рыданья:
«Вчера в три часа дня, после трех лет страданий, месяца болезни и восьми дней агонии она умерла. Ее похоронили сегодня в шесть часов вечера».
Совсем стемнело. Виктор бредет один по улицам, не отдавая себе отчета, где он, и неожиданно оказывается около здания Военного совета. Здесь живут Фуше. Уже поздно, но их окна почему-то освещены особенно ярко, некоторые распахнуты, и оттуда несутся звуки музыки, смех.
Он поднимается по знакомой лестнице. Проходит через пустой зал. Свечи зажжены. Навстречу идет бледный юноша с остановившимся взглядом, на шляпе черный креп. Это зеркало. Это он сам идет по пустому залу. Останавливается у стеклянной двери, глядит. Вот она, Адель. Танцует. Веселая, нарядная, с цветами в черных кудрях. Как она может веселиться, когда у него такое горе? Без сил он прислоняется к дверной раме. А потом уходит из этого дома в ночную темноту. Один.
Наутро он снова пришел к зданию Военного совета. Кажется, сами ноги несли его сюда. В саду он встретил Адель. Она бросилась навстречу и испугалась, увидев его убитое лицо.
— Что случилось?
Он сказал ей о своем горе. Адель заплакала. Она ничего не знала об этом вчера, когда танцевала с цветами в волосах.
Вскоре Фуше уехали на дачу в двадцати лье от Парижа. У Виктора не было денег на дилижанс, и он отправился туда пешком.
Весь в пыли, обожженный июльскими лучами, шагал он, обдумывая план действий. Он разыщет дом, где живут Фуше, передаст письмо ее отцу и будет просить руки Адели.
После письменных, а потом устных переговоров с Пьером Фуше согласие было получено. Правда, с оговорками. Виктор будет считаться женихом Адели, но свадьбу придется отложить на неопределенный срок. Пусть он встанет на ноги.
Положение трудное. У Виктора нет ни регулярных заработков — журнал «Литературный консерватор» прекратил свое существование, — ни чьей-либо помощи — генерал Гюго решительно отказал сыновьям в материальной поддержке.
Квартира, которую они так спешно красили и белили вместе с матерью, теперь не по средствам; Виктор и Эжен сняли мансарду на улице Дракона.
Бродить, предаваясь раздумью, — это, кажется, самое любимое занятие молодого Гюго.
Соседи, прохожие, вероятно, думают, глядя на него со стороны, — бездельник, мечтатель, слоняется без цели. Потертые рукава, стоптанные башмаки, шляпа такая старая и помятая, что девушки при встрече насмешливо
Болезнь матери приостановила начатую им работу над романом «Ган Исландец». Теперь он ее продолжит. Как лучше строить роман? Что интересует читателей? Что взять за образец? Есть чему поучиться у Вальтера Скотта: исторический колорит, драматическая интрига. Этого замечательного писателя французы называют «шотландским чародеем».
А в последнее время весь Париж прямо-таки бредит «черными романами», романами тайн и ужасов. В них призраки, замки, сундуки с трупами, необычайные приключения. Их много перевели с английского: романы Анны Радклифф, роман Мэтюрена «Мельмот-скиталец». Как набросились на эту книгу читатели! Им хочется чего-то захватывающего, напряженного, сама жизнь последних десятилетий поистине фантастична, полна контрастов, неожиданностей, крутых перемен.
И Виктор Гюго в своем романе тоже отдаст дань стремлению к необычайному. Его Ган Исландец — загадочный нелюдим. Живет в пещере. Чашей ему служит человеческий череп, он пьет из него морскую воду. Тайны, преступления, ужасы. Чудовищное и рядом прекрасное, идеальное. Конечно, любовь. Какой же без нее роман?
В целом роман должен походить на обширную драму, думает Гюго. Все лица следует обрисовывать в действии — это принцип Вальтера Скотта, и очень важный. Вместо театральных костюмов и декораций — описания. Надо основательно изучить по книгам исторические и географические детали — «исландский колорит». Роман в целом уже сложился в его голове, теперь пора обдумать эпизод за эпизодом.
Смеркается. Виктор много бродил в этот день и основательно проголодался. Он покупает крохотный хлебец и, пряча его от любопытных взглядов, несет в свою мансарду. Там его ждет ужин: остатки сыра и косточка от бараньей котлеты за шесть су.
Нужда. Каждый су на счету. Ничего, зато он никому не должен, ни перед кем не унижается, живет своим трудом и когда-нибудь создаст что-то большое, значительное. Он верит в это.
Мечтами, планами, замыслами молодой поэт делится с Аделью. Во время коротких свиданий в Люксембургском саду под надзором госпожи Фуше влюбленные не успевают наговориться, и Виктор продолжает беседы в письмах.
Он пишет Адели обо всем, что волнует его самого: о жизни, любви, поэзии.
«Одна стихотворная форма еще не составляет поэзии, — пишет он. — Поэзия заключается в идеях, а идеи исходят из души. Стихи, в которые облечена мысль, — это не более, чем красивая одежда для прекрасного тела».
Рассказывает ей Виктор и о своих огорчениях:
«Не знаю, какой злой демон толкнул меня на это поприще, где на каждом шагу наталкиваешься на скрытую вражду или на мелкое, завистливое соперничество… Я желал бы внушить тебе уважение к великой и благородной литературной профессии, но с горечью должен сознаться, что она слишком часто представляет собой поле для изучения всех человеческих низостей…»
Да, в этих вечерних письмах-исповедях прорываются порой горькие ноты. Юноше трудно. Но у него твердый характер. И он станет еще тверже. Быть стойким в невзгодах. К этому надо стремиться. Но этого мало. Истинным поэтом может стать лишь человек с высокими нравственными идеалами. Молодой Гюго твердо убежден в этом. У поэта особая ответственность перед людьми.