Х-ассенизаторы: Ответный плевок

Лютый Алексей

Впрочем, два громилы ждать себя не заставили. Едва над проплешиной зазвучала третья автоматная очередь, как оба спецназовца вынырнули из подлеска и, стреляя на ходу, зигзагами бросились вперед. Выскочивший из-за избушки большеголовый инопланетянин вскинул необычное оружие им навстречу и выстрелил. Шныгин, оказавшийся в поле действия этой хреновины, на секунду замер и почувствовал, что правая рука намеревается предательски бросить автомат. Правда, левая упорно сопротивлялась, но еще неизвестно, чем бы закончилось это противостояние, если бы Кедман точным броском не отправил попавшийся под руки булыжник на свидание с раздутой головой пришельца. Тот от такой радости рухнул как подкошенный. А Пацук, увидев, что все внимание пришельцев сосредоточено на капрале со старшиной, рванулся

вперед. Зибцих дождался, пока тот зигзагами домчится до угла дома, а затем снова дал две длинные очереди, заставив пришельцев броситься на поиски новых укрытий.

А те, поняв, что окружены несметной армией, просто сошли с ума. Истошно вереща на каком-то птичьем языке, пришельцы бросились к “тарелке”, и тот из них, что прятался в капусте, помчался прямо на Пацука. Зибцих хотел предупредить украинца, но не успел – есаул и инопланетянин столкнулись лицом к лицу. Впрочем, последний был явно не из спецназа! Пришелец застыл, оторопело открыв рот, а вот Пацук медлить не стал. Заорав во все горло украинский хит всех времен и государственных статусов – “Ты ж мэне пидманула…” – есаул с разворота влепил ботинком в живот врага. Тот как мячик отскочил на пару метров назад, запрыгал по грядке, круша дедушкин урожай, и затих, обнявшись с пугалом. Микола хмыкнул и, больше не обращая на пришельца внимания, помчался туда, где, привязанный к козлам, верещал замученный в фашистской неволе Ильич, бросив по дороге учебную мину к входному люку “тарелки” пришельцев.

Остальные спецназовцы тоже времени даром не теряли. Кедман со Шныгиным, ведя ураганный огонь холостыми патронами по врагу, залегли и, не переставая стрелять, начали забрасывать “тарелку” подворачивающимся под руки хламом. Начиная от камней и веток, кончая коровьими лепешками. Последняя, правда, полетела в пришельцев в единственном экземпляре, да и то только потому, что капрал не видел, что именно взял в руки. А когда сообразил, за что схватился, едва не плюнул на бушующее вокруг сражение и не помчался к ручью руки мыть. Хорошо, что второй пришелец, вооруженный странной штуковиной, выстрелом попал всего лишь в ноги американца, чем заставил его отплясывать посреди двора форменного гопака, при этом настреливая себе нужный ритм из автомата.

Шныгину тоже не удалось уйти из-под вражеского огня. Его собственная правая рука вновь вступила в конфликт с разумом и, объявив суверенитет, принялась вытворять черт-те что. За нос, например, старшину уцепила. Впрочем, с этим бунтом Сергей довольно быстро справился, но неизвестно, чем бы закончился бой, явно грозивший стать неравным из-за огромного превосходства противника в вооружении и технике, если бы брошенная Пацуком мина в этот момент не взорвалась.

Тут и выяснилось, что не так страшен пришелец, как доктор Гобе. Низкорослые инопланетяне истошно завопили и закрутились на месте, явно оглушенные взрывом. Единственный вооруженный боец иной цивилизации бросил оружие и, шатаясь, побрел в свой крестообразный корабль. Да и остальные, натыкаясь на углы, поспешили укрыться внутри. А когда люк уже начал закрываться, покалеченный есаулом пришелец вскочил с капустной грядки и огромными прыжками помчался туда же.

Поскольку Кедман до сих пор плясать не перестал – понравилось, что ли? – единственной боевой единицей, способной остановить беглеца, оказался Шныгин. И Сергей попытался не дать врагу уйти, запустив в него обломком кирпича. К сожалению, старшина снайпером не был и по бегущей мишени не попал. Зибцих попытался исправить его промах, но единственными подходящими предметами для броска у него были только пустые сосновые шишки. Попасть-то в инопланетянина ефрейтор смог, но шишка – не кирпич. Если ею кого-то и можно с ног сшибить, то только престарелого эпилептического таракана. Пришельцу же удар шишкой по спине был как слону дробина. Он его даже не заметил и влетел внутрь корабля за секунду до того, как люк окончательно захлопнулся. Ну а потом уже ни ловить, ни сшибать спецназовцам было некого. Шныгин, конечно, кирпичом в “тарелку” попал, но никакого эффекта, кроме приглушенного грохота, добиться не смог. И, помахав землянам на прощание опорными телескопическими стойками, корабль пришельцев скрылся в поднебесной вышине.

– Ушли, гады, – горестно вздохнул старшина, проводив “тарелку” тоскливым взглядом. – Ну и ладно. Хорошо, хоть старика спасли. Свисток, блин, хватит ногами дергать. Комон, еври бади, посмотрим, что там с дедом эти фашисты сделали.

Кедман враз перестал изображать из себя хохла и свалился в пыль так, словно у него вырубились батарейки. Сергей помог американцу встать, и тот шмыгнул носом, не сводя с сослуживца виноватого взгляда. Старшина хлопнул его по спине, дескать, со всеми бывает, и пошел за угол дома, где теперь уже не визжал, а жутко матерился старик. Кедман поплелся следом, да и Зибцих, стремительно сбежав с горки, присоединился к ним.

Когда троица добралась до задворков, Пацук деда от козлов уже отвязал и умело растирал старику затекшие конечности. Ну а дед Ильич, сидя на чурбаке, во весь голос излагал свои мысли относительно родителей инопланетян, их сексуальной ориентации и способов самоудовлетворения. Кедман с Зибцихом внимательно прослушали урок разговорного русского языка, великого и богатого, как всем известно. При этом Тетя Маша даже пометки какие-то в блокноте сделал. А Шныгин заботливо заглянул в лицо старику.

– Ильич, откуда эти гады взялись? – во весь голос, чтобы дедушка мог услышать, проорал старшина. Пацук поморщился, так как основная волна звука досталась его барабанным перепонкам, но ругаться со старшиной пока не стал.

– А етить их заразу, капустную тлю, бабушка знает! – провопил в ответ старик. – Я нынче такой первачок ядреный выгнал, хоть святых из колхоза выноси. Дай, думаю, двери в избе открою, а то от одного егойного духа пьяней стельки сапожницкой стал, а тут и оне нагрянули. Сели, гады-супостаты, прямо посреди двора, Гришку, петуха мово, до инфаркта довели и давай в избу ломиться, первач мой своими грязными лапами хватать. Да еще без спросу. Ну, я одному по рогам клюкой и зарядил. Да так, что он башкой все четыре ступеньки на крыльце пересчитал. Сверху донизу. Потом обратно. Клюка-то ему за шею как-то так странно зацепилась, а я-то, дурень, не посмотрел да решил ею еще одного по морде приложить. Вот первого назад и дернул. Он четыре раза хрюкнул что-то по-своему. В счете упражнялся, поди. А остальные тут на меня и накинулись. Потащили, гады-супостаты, в огород да давай к козлам привязывать, будто я им лесина какая. Я уж подумал, что точно на чурбаки меня распилят, да тут, слава те, господи, – старик истово перекрестился, – вы подоспели. Спасли, можно сказать.

Дед тут же бросился лобызать своих спасителей. Причем если Шныгин с Пацуком вытерпели лобзания с должной стойкостью спецназовцев, привыкших выносить и тяготы и лишения, а Зибцих не поморщился и не сбежал только благодаря арийской выдержке, то Кедман от такой благодарности поспешил спрятаться за спину старшины. А впрочем, долго спасаться ему не пришлось. Старичок-лесовичок, удивленно посмотрев на физиономию негра, коротко присвистнул и сказал, что парня отмыть хорошенько надо, укорив при этом Шныгина за то, что тот за сослуживцами плохо следит.

– Ты мне уши-то не три. Негр! – фыркнул Ильич. – Эдак кажный тракторист неделю не помоется и негром может называться. А негров энтих в России нет! Они все в Африках да Америках живут. Ну, еще люди говорят, в Париже тоже немножко водятся. А у нас их отродясь не было и теперь быть не может. А у ентого, посмотри, и нос что ни на есть рязанский. А ты говоришь, негра. Тьфу на тебя, болтун!..

Поспорить с дедом, конечно, спецназовцы могли бы, но не стали. Во-первых, желания не было. А во-вторых, переубедить старика им вряд ли бы удалось. Даже если бы Кедмана догола раздели. Дедок тут же, на радостях от счастливого своего спасения, предложил бойцам того самого первача попробовать, который “гады-супостаты” незаконно конфисковать пытались. Отказываться от такого предложения, тем более когда душа просит, было бы грехом великим, но “икс-ассенизаторы” все равно отказались. Зибцих с Кедманом оттого, что не осмелились даже подойти к дверям избы, из которых все еще на весь двор запахом этого первача наволакивало, а Пацук со старшиной по более прагматичным причинам.