H2o
Шрифт:
…Конечно же, они следили за мной всегда, усмехнулся Олег, спускаясь по шаткой лестнице. Видимо, у них слишком раздутый штат и слишком мало настоящего дела. Следили всю мою жизнь, не обращая внимания на то, что я самонадеянно назначил ее другой и новой. Мое новое имя, новая профессия, новый дом (где, кстати, не так давно мерцал чужой свет в окне) и прочие правильно подобранные элементы, которыми я так гордился — все это аккуратно заносилось в досье. До поры до времени.
Спрыгнул на каменный пол и глянул вверх: псевдовитраж горел на просвет все теми же огненными апокалиптическими красками. Главное — видимость. Все хорошо, потому что ничего не изменилось. Они здесь так живут. Впрочем, так живут везде и все.
Но, черт возьми, куда они подевались?
Вышел на порог, зажмурившись от ножевого солнечного удара. Площадь была по-прежнему пустынна, земля на солнце еще больше просохла, лужи съежились в берегах. Дробно звенела капель, журчали уже локализованные в канавах ручьи, орали на сотни голосов неизвестно откуда поналетевшие птицы. Интересно, как там у Таньки мои птенцы. Был настолько ошеломлен, когда наконец дозвонился и услышал ее голос, что забыл спросить. Да и она сама сбила с толку, развела какую-то дурацкую конспирацию, наверное, прячет меня от мужа. Смешная. Надо будет потом перезвонить.
А может, и не нужно. У нее ведь тоже новая жизнь, в другой стране и под другим именем.
…Когда, выйдя из кафе, он перешел дорогу и стремительно поднялся — не думать, забыть, к черту, к черту! — без остановки миновав охранника, в офис «Нашей свободы», было уже поздно. Шефа нет и сегодня не будет, сообщила секретарша в приемной, сияя от редкой возможности отстрелить наповал стихийного посетителя и при этом даже не врать. Задавать вопрос о Женьке было бессмысленно, однако Олег его все-таки задал и повторял, пока не получил ответа — того самого, очевидного заранее. Целый день. Черт, черт. Никогда нельзя быть уверенным, что больше нечего терять.
Тяжелая барсетка оттягивала руку, и хотелось ее где-нибудь ненавязчиво сбросить, эту лишнюю мертвую тяжесть. Мой бывший ноутбук, который они поимели, выпотрошили, просканировали вдоль и поперек, наверняка запустив какой-нибудь невылавливаемый «троян» на будущее. Ничего, переживу, это просто железо; я, слава богу, еще могу позволить себе купить новый. И билет на самолет, кстати, тоже. На тот рейс, который выберу сам.
Тут он, конечно, заблуждался и проиграл, как и во всем остальном. Запущенный «Термоядером» вирус нестабильности, крена, паники уже начал разрушительный процесс, и элитарная, доступная далеко не каждому, а потому не всем и заметная сфера авиаперевозок пошатнулась первой. В аэропорту бурлил нервозный хаос: самолеты судорожно взлетали во всех направлениях, сжигая локальные запасы авиатоплива, цены на билеты подскочили втрое, а спрос на них раз в десять. Состоятельные люди столицы — не такие уж и немногочисленные, с удивлением заметил Олег, — стремились вылететь куда-нибудь именно сегодня, никому, похоже, и в голову не приходило попросту переждать пресловутую «Вспышку звезды». Впрочем, он и сам подозревал с самого начала, что дело не ограничится суточной «вспышкой».
— Это будет последний рейс, Олег Валентинович, — предупреждал службист, вручая узкий конверт. — Позже вы уже не улетите ни за какие деньги. У вас достаточно времени, чтобы завершить ваши дела.
И ведь они действительно дали достаточно времени! Был бы это билет на тот же день — я плюнул бы, порвал в мелкие клочья, и если не на глазах у службиста, то лишь из брезгливости к театральным жестам. Но у меня оставалось почти двое суток. Что казалось по-своему честным: если я не сумею встретиться с Женькой за такой срок, останется молча признать свое поражение.
И были бесконечные звонки на номер, по которому в тот единственный раз Женькин голос звонко отрапортовал: «Вы дозвонились Виктору Винниченко!» — а теперь снова и снова пищали короткие гудки, потому что никому я так и не дозвонился. Были бесплодные поиски в сети с глючных машин в интернет-кафе: да, противно, но не настолько, как дотронуться до клавиатуры своего изнасилованного ноутбука. Были нелепые — казаки-разбойники — засады то напротив все тех же дверей офиса, то в заплеванной подворотне дома бывшей жены, то при въезде на территорию депутатского поселка, окруженного изящной дизайнерской стеной трехметровой высоты… Должен же он был хоть где-нибудь появиться, мой Женька, мой сын, — и наверняка появлялся, стоило мне лишь отвернуться, уйти, сменить наблюдательную точку. Мы по-прежнему находились в противофазе, и с этим ничего нельзя было поделать.
…Кое-что я все-таки мог, в который раз напомнил себе Олег, спускаясь по улице наперегонки с пересыхающими глинистыми ручьями. Мог остаться, наплевав на «Вспышку звезды» и на билет в узком конверте, мог продолжать поиски до упора — либо до бесконечности. Но город постепенно сходил с ума, раскалялся, словно спираль примитивного электроприбора, над которой воздух начинает плыть и колебаться, искажая очертания предметов. Все куда-то бежали и ехали на чем могли, с тревожным гудением толпились на площадях перед гигантскими телемониторами, откуда приветливо скалились то блондинки-ведущие, то термоядерные смайлики. В темнеющем небе по-прежнему летали воздушные шары, гроздьями и по одному, под ноги то и дело попадались обрывки желтой резины.
В конце концов, не было никакой гарантии, что он действительно будет, предсказанный службистом «крайний» рейс, и Олег отправился в аэропорт скорее из любви к эксперименту, из банального любопытства. Убедиться, действительно ли они владеют ситуацией, проверить, насколько они всесильны. А потом… Задним числом трудно отличить паническую слабость от осознанного выбора. Жертву от предательства, мудрость от трусости, бегство от возвращения.
Самое отвратительное, что им оно было зачем-то нужно — мой ночной перелет через десятки тысяч километров накануне мирового кризиса — и я так и не понял, для чего именно. Еще и позвонили в тот самый момент, когда я сходил с трапа в глубокой ночи: контрольный выстрел, ни слова, только прерывистое дыхание в трубку. По крайней мере, у меня были все основания думать именно так. Однако и тут я в который раз ошибся; и слава богу.
Так или иначе, теперь я здесь. В спокойном и тихом поселке, пустом, словно выброшенная на берег раковина. Мир сорвался с многолетней привязи, и если жители повсюду покидают родные места, логично, что кто-нибудь должен, наоборот, туда приходить. Пускай это буду я. Я вернулся и все-таки застал тут весну. Теперь предстоит в одиночку разобраться и с ней, и со многим другим.
Олег спускался по улице, скользя на языках глины и стараясь ступать на просохшие островки брусчатки. Впереди сверкал на солнце граненый купол, поднимаясь, как шляпка гриба, над крышей моего собственного — бывшего? — дома. Площадка перед крыльцом с одноэтажной стороны тонула в тени, и женщина оставалась невидимкой до того самого момента, когда поднялась навстречу со ступенек.
Он не удивился. Ее появление здесь — в отличие от всеобщего бегства, поддельного витража и весны — было естественным, уместным и правильным.
Они одновременно сказали:
— Привет.
И рассмеялись, переглянувшись.
(за скобками)
Первым делом они подняли проходной барьер до шести процентов. Даже не до пяти! — потому что настолько боятся. Боятся нас.
Во-вторых, во всех без исключения вузах поставили на понедельник государственные модули, за месяц с лишним до сессии, снег на голову для любого нормального студента. В-третьих, на все воскресенье пустили по первому сплошняком трансляцию отборочных матчей премьер-лиги, которые раньше могли посмотреть только счастливчики с кабелем или спутниковой тарелкой. В-четвертых, отменили голосование по временной прописке в общежитии, о чем сообщил один «Парламентский вестник» мелким шрифтом на последней странице. В-пятых…
Короче, было о чем писать. Никакой риторики — только факты.
В аську стукнули, и Женька кликнул на нее, не сворачивая окно с воззванием. Открытых окон было столько, что квадратики на нижней панели теснились, как патроны в пулеметной ленте. И что бы он делал сейчас без компа?
«Видал? 6,2!!!»
Кликнул на циковское окно и ответил:
«Ни фига, 5,9».
«Не там смотришь, они тормозят. У Гии глянь!»
Отыскал нужный квадратик, развернул:
«Ага, вижу. Уже 92,5. Но не напивайтесь пока, ОК?»
«Бугага!!!»
Кто-то из близнецов — Женька так и не опознал, какой именно, у них и ники были почти одинаковые, с разницей в какую-то букву. Впрочем, неважно. Интересно, как это Гия ухитряется выкладывать текущие результаты раньше, чем они появляются на сайте ЦИК? Ладно, это неважно тоже: каждый делает свой кусок работы, и каждому в моменте есть чем заняться. Кроме него самого.
Когда в пятницу вечером резко скакнула температура, Женька, взбалтывая шипучий, как средневековый яд, и такой же убойный раствор аспирина, пытался убедить себя, что это нервы, стресс, недосып; ага, в восемнадцать лет. В субботу с утра все стало ясно. Косясь на пузыристые прыщи на его щеках и лбу, пятикурсники свалили с вещами к соседкам — идиоты, ветрянкой можно спокойно заразиться и в инкубационный период. Пошатываясь и распугивая общажных девчонок, Женька спустился на проходную и позвонил Виктору. Полевой командир, блин. Еще до начала боя расстрелянный мелкой дробью по всей физиономии.
Виктор появился к обеду, с буханкой хлеба, колбасой и пакетом яблок. «Суббота, — пояснил он, — день тишины, можно слегка отдышаться. Ты это напрасно, выздоравливай, старик. Ребята, заноси!»
Двое пацанов, которых Женька даже не знал по именам, только в лицо, и не без оснований считал Викторовой охраной, затащили в комнату здоровенную коробку. Это был комп. С монитором, модемом и свернутым в спящую змею кабелем для подключения к сети.
«Ты полевой командир, — напомнил Виктор. — Будешь отслеживать ситуацию, а дальше — как договорились. Или надеялся съехать втихую из-за своей ветрянки?»
Их двойной неистовый хохот слышала, наверное, баба Поля на проходной. А девчонки в соседнем блоке уж точно впечатлились все до единой.
…Снова перечитал воззвание. Хорошее, правильное, действенное. Ни убавить, ни прибавить; а жаль, пальцы так и зудели сделать хоть что-нибудь. Развернул почту, вычистил спам, ответил на несколько не слишком важных писем из регионов. В который раз проверил рассылку: все ли адреса на месте, ничего ли не глюкнуло при copy-past? — и чуть было не нажал forward all. Стоп, рановато.
Шесть и два. Вот они проявились и на циковском сайте: крайний, ярко-салатовый столбик диаграммы чуть-чуть приподнялся над волосяной красной линией. Неужели и вправду проходим? Осталось еще семь с половиной неучтенных процентов, и последними всегда считают Дмитровскую и Полевую области, самые густонаселенные, промышленные и гнилые. Но мы же ездили туда, выступали, общались с нормальными ребятами, которые и там тоже выбирают свободу! Правда, беспрерывный футбол целый день… плюс завтрашний, то есть уже сегодняшний госмодуль… И это еще самые невинные из направленных против нас технологий.
Технологии — и свободные люди?!
Снова стук в аську:
«Женька, привет. Как ты?»
Олег. Насколько Женьке было известно, он остался руководить в штабе, пока Виктор и Краснова мотались по прессухам и телеканалам. Интересно, как там сейчас. Уж точно веселее, чем ему здесь, в общаге с ветрянкой.
«Нормально. Что у вас слышно?»
«Ничего пока. Я».
Странноватый какой-то, оборванный мессидж. На Олега похоже. Пока он собирается с мыслями, можно еще раз глянуть к Гии: ага, уже посчитали 93,9 процентов. «Наша свобода» — 6,24! Ну?!!
«Я хотел тебя предупредить. Звонил Розовский: будет 5,8. Это точно».
Окошко аськи наползало на окно с результатами, отсекая верхушку салатового столбика, и две цифры расположились точно одна над другой. Ну нет, он что-то путает. Женька попытался прикинуть: осталось каких-то несчастных шесть процентов, сколько это будет в пересчете на количество голосов? Где-то здесь был открыт калькулятор; поскользил мышкой по нижней панели, и тут аська снова хохотнула:
«Только, пожалуйста, спокойно. Без лишних движений. Хорошо, Женька?»
Калькулятор никак не попадался под руку. Зато картинка на сайте Гии мигнула и обновилась: обработано 94,2 %. И уже 6,25 под ярко-салатовым столбиком! Женька усмехнулся; нет, ну надо же быть таким неисправимым, дремучим пораженцем. Вздохнул и отстучал в ответ:
«Ерунда. Розовский — продажная сволочь. Следи за результатами и сам увидишь. Прорвемся!»
«Не знаю. Может быть. Но ты не дергайся, если что».
…Да ладно, никто и не думал дергаться. За стенкой всплеснула новая волна веселого гвалта: там смотрели про телику ночь выборов и, похоже, не собирались ложиться. К вечеру в общагу повозвращались многие из тех, кто разъезжался на выходные по домам — голосовать за «Нашу свободу». И если что… Хорошо, хорошо, никаких резких движений. Пока. А там — посмотрим.
Время тянулось. Замедлялось, почти останавливалось; потом судорожно дергалось новой порцией результатов, с каждым разом все более мизерной. И замирало снова. Женька сидел, вперившись в монитор. Кожа зудела, кажется, опять поднималась температура, а может быть, он просто вымотался и хотел спать. Наверное, там, в штабе или, скажем, в ЦИК, короче, в гуще событий — да что там, хотя бы с ребятами за стенкой перед телевизором! — было бы по-другому. Без этого мутного, угнетающего бессилия, одиночества перед магией равнодушных чисел.
95 — 6,2.
95,6–6,21.
96,2–6,14.
97 — 5,96.
97,8–6,05.
98,1–6,01.
Проходим, молча твердил Женька, массируя веки и опять широко раскрывая глаза. Все равно проходим. Было полпятого утра, в соседней комнате давно выключили телик, общага дрыхла могучим сном. На информационных порталах перестали появляться новости и комментарии, текущие результаты не обновлялись уже минут сорок ни на циковском сайте, ни даже у Гии. Никто не слал емейлов, не стучался в аську. Шесть ноль один, не так уж плохо. И каких-то недоделанных два процента.
Только не спать. Если заснуть — какой он, к черту, полевой командир.
Если закрыть глаза, то потом, когда их откроешь, все будет уже позади. Свершившийся факт, против которого глупо и смешно потрясать кулаками. Пять и восемь, сказал Олег, и скорее всего, так оно и будет. Он, Женька, должен поймать момент, дать команду раньше, чем эту издевательскую цифру увидят все, примут ее, смирятся с ней. Перечел воззвание: да. Именно так — правильными, единственными словами. И вся цепочка дальнейших действий продумана так же безукоризненно, четко, без права на сбой или ошибку. Мы прорвемся. Мы все равно выбираем свободу.
Диаграмма на мониторе слегка плыла перед глазами. А может, все и фигня. Наберем эти несчастные шесть процентов, и начнется обычная тягомотина с переговорами и коалициями: золотая акция, блин. Виктор будет регулярно светиться по телику, и Танька Краснова тоже, обхохочешься. Вот непонятно только, при чем тут свобода. Черт, до чего же чешется все… Где там у нас рассылка? Она точно уйдет?.. а если комп заглючит?!
Forward all. Не промахнуться бы мышкой.
Не спать.