Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
— А коли нас постигнет неудача, и урожая не будет?
— Предвижу и такое. Станем тогда отыскивать такое зерно, что заморозков меньше боится.
Хабаров распорядился расчистить от кустарника и камыша будущую пашню.
Выбрали место для поселения. Для себя и своих близких Ерофей Павлович задумал срубить из лиственницы внушительную избу на подклети с гульбищем.
В избе непременно должна быть просторная комната для приёма гостей, горница для хозяина и две-три спальни для членов семьи.
С братом Ерофей поделился своими мыслями:
— Вот обстроимся, обживёмся, получим первый урожай... Привезу тогда семью из Соли Вычегодской. Небось истосковалась бедная Василисушка. Или тебе, брат, поручу съездить за моими чадами.
— Я бы со всей охотой, — отозвался Никифор.
— И пусть Василиса ещё мне деток нарожает. Возраст наш ещё позволяет. И тебе, братец, не грех бы о семье подумать. Пригляделся бы к какой пригожей якуточке по примеру других.
— Стоит ли при нашей бродячей жизни...
— Это уж тебе решать.
Для ватажников Хабаров предполагал возвести избы поскромнее. А на задворках, поближе к реке, непременно, как он думал, возникнут бани, а каждое жильё обрастёт хозяйственными постройками: хлевами, конюшнями, хлебными амбарами.
— Где возьмём скот? — послышался чей-то голос.
— Коров, лошадей купим у саха, — ответил Ерофей Павлович.
К концу осени Никифор Хабаров и Артемий Петриловский во главе охотничьих ватаг отправились на промысел пушного зверя. Ерофей Павлович остался с плотниками, приступившими к возведению построек.
Сам Хабаров выезжал в приленские якутские поселения и приобретал там коров и лошадей для будущего хозяйства. К весне было завершено строительство изб, амбаров. Не оказалось под руками ни стекла, ни слюды, и Ерофей Павлович воспользовался опытом предков, который был в ходу и у саха: небольшие оконные проёмы затягивались бычьим пузырём. На пригорке появилась ветряная мельница, размахивавшая широкими лопастями крыльев.
Однажды в разгар зимы поселение начинающих хлеборобов посетил подьячий из Илимска.
— Бог в помощь, — приветствовал он Ерофея Павловича и его спутников.
— Спасибо на добром слове! — отозвался Хабаров. — С чем пришёл, государев человек?
— Да вот наши дела какие... Не нуждаешься ли в подмоге?
Хабаров не сразу сообразил, о чём спрашивает подьячий. Потом уразумел, что речь шла о денежной ссуде, которой государство обеспечивало новопоселенцев. Подьячий пояснил, что всякий новопоселенец вправе рассчитывать на помощь, или «подмогу», которая состоит из денег, семенного хлеба и сельскохозяйственного инвентаря. Кроме того, поселенец освобождался на несколько лет от податей в пользу казны и мог рассчитывать на беспроцентную ссуду, которую надлежало возвратить в казну по истечении определённого срока.
— Премного благодарен, что вспомнили о наших нуждах, — сдержанно произнёс Хабаров. — А воеводе своему скажи — воспользоваться своим правом на получение казённой ссуды не намерен.
— Пошто так?
— Деньжонок сумел накопить прежде, чем решил обзавестись своим хозяйством. Человек я с достатком. В казённой ссуде не нуждаюсь, хотя и низко кланяюсь тебе и твоему воеводе за готовность помочь нам, грешным.
В челобитной, адресованной на имя царя, Ерофей Павлович подчёркивал, что устроил пашню «своими пожитками, а не твоею, государь, казною». Это означало, что, став человеком состоятельным, Хабаров рассчитывал обойтись своими собственными средствами и не видел необходимости воспользоваться какой-либо государственной помощью.
К весне 1641 года, Ерофей Павлович засеял с помощью наёмных рабочих около тридцати десятин. Для первого сева он выбрал рожь, овёс, ячмень и горох. Вскоре он имел возможность убедиться, что особенно хорошо принялась и обещала дать приличный урожай рожь. Когда его товарищи возвратились с пушного промысла с добычей, Хабаров мог похвастать:
— Прижилась, рожь-матушка. Ожидаем хороший урожай. Узрите, други мои.
Приходили торговые и промышленные люди из Усть-Кута и Илимска и дивились на колосистое поле. Говорили добрые слова Хабарову.
— Следуйте по моему пути, люди, — отвечал им Ерофей Павлович; — Принимайтесь за пахоту, выращивайте хлеб. Общими силами мы избавим Ленский край от дорогого хлеба, что везут сюда из обжитых сибирских земель.
Осенью пашня Хабарова дала свой первый урожай. В одном из исследований мы находим любопытное свидетельство: урожай только одной ржи составил не менее 1300 пудов. Для малоплодородной почвы и сурового климата это были совсем неплохие показатели.
Построенная Хабаровым мельница молола зерно. К нему на мельницу заглядывали торговые люди, промысловики, чтобы разжиться хлебом. Работала и его соляная варница. Вываренная соль, как и ржаная мука, также пользовалась спросом и охотно раскупалась. Нераспроданные запасы хлеба и соли копились в амбарах.
У Хабарова складывалось многоотраслевое и прибыльное хозяйство. Торговля хлебом и солью обещала стать доходным делом, хотя Ерофей Павлович не намеревался бросать охоту на пушного зверя. Пушным промыслом продолжала заниматься ватага во главе с братом Никифором и племянником Артемием.
Но радужные надежды Ерофея Павловича обернулись горьким разочарованием. Причиной этого разочарования оказалось прибытие на Лену нового воеводы Головина. С первых его дней на Ленской земле у Хабарова с воеводой сложились напряжённые отношения.
8. Начало Якутского воеводства и злоключения Ерофея Хабарова
Первыми якутскими воеводами были назначены стольники Пётр Петрович Головин и Матвей Богданович Глебов. Московские власти назначали двух воевод в надежде на то, что станут присматриваться друг к другу, выявлять взаимные недостатки и поправлять друг друга. В случае же проявления одним из воевод несправедливости и беззакония его напарник мог направить жалобу в Москву. На практике этого не получалось. Слишком разными людьми оказались воеводы и по характеру, и по взглядам на свою службу. Головин — человек крутой, деспотичный и заносчивый — с первых шагов на Якутской земле стремился верховодить, отодвинуть на второй план своего напарника и взять на себя роль главного воеводы. А Матвей Глебов, наоборот, оказался человеком выдержанным, рассудительным. К тому же он считался с традициями местного населения. Глебов явно неодобрительно относился к Головину, присваивавшему себе роль главного администратора и политика, что на практике превращалось в безрассудный деспотизм.