Хабаров. Амурский землепроходец
Шрифт:
Заботился Хабаров и об обеспечении людей орудиями охоты и рыбной ловли, поэтому участники экспедиции снабжались сетями, ловушками. Брали с собой и необходимое количество топоров и другого плотничьего инструмента, котлы для варки пищи и кухонную утварь. Отряд вооружался пищалями с запасом пороха и снарядов, нужными на тот случай, если произойдёт встреча с немирными туземцами и дело дойдёт до вооружённого столкновения.
Если отряд не дробился на мелкие группы охотников и располагался общим лагерем, то питались все вместе у костра. Когда же покрученики уходили в тайгу в одиночку или мелкими группами промышлять соболя или другого пушного зверя, каждый получал индивидуальный запас продуктов, своего рода сухой паек. Он включал муку, крупу, сухари и соль.
Покрученики обычно были людьми предприимчивыми, напрактиковавшимися готовить пищу из сухого пайка в любых условиях. Если удавалось подстрелить зверя или птицу, поймать рыбу, то добыча поступала в общий котёл отряда.
На снаряжение одного покрученика Хабаров тратил от двадцати до сорока рублей, сюда не входили траты на средства транспорта и оружие. Средства на эти цели выделялись из казны. Это была немалая долговая сумма, которую Хабаров обязывался возместить воеводе.
По мере формирования отряда к Хабарову присоединялись и некоторые промышленники, снаряжавшиеся за свой счёт. Таких людей называли своеуженниками. Некоторые из них в свою очередь привлекали своих покручеников. Хабаров, заинтересованный в увеличении численности отряда, охотно принимал их в отряд.
Своеуженники, как и сам Хабаров, обращались за кредитом к воеводе Францбекову. Таким образом, не один только Хабаров оказался в долговой кабале. Однако наиболее тяжкие, обременительные долговые обязательства пали на голову Ерофея Павловича.
В Московском государстве существовали суровые законы, запрещающие сибирским воеводам личное участие в промыслах, торговле, ростовщичестве. Воевода мало считался с этими запретами, хотя и старался не выставлять напоказ свои обширные нарушения закона, но тем не менее продолжал вкладывать деньги в предприятие Хабарова, представляя и ему, и другим лицам кабальные займы.
В Сибири сложилась практика, что промышленники часто действовали совместно со служилыми людьми, казачеством. А бывало и так, что казачий отряд ещё не появлялся в той или иной отдалённой земле, а промышленники уже обосновались там и начинали свои деловые сношения с местными жителями. Порой государевы люди, казаки и промышленники действовали совместно, возводили крепость-острог и приступали к освоению земли. Тогда трудно было отделить казака от промышленника, государева служаку от частного предпринимателя. В экспедиции Хабарова эти два начала сливались воедино. Ерофей Павлович, с одной стороны, оставался частным предпринимателем, с другой — стремился выглядеть как официальное лицо, связанное с воеводской администрацией. Экспедиция получила официальный характер правительственного отряда, контролируемого воеводой. Хабарову была вручена наказная память, какие обычно вручались руководителям правительственных отрядов. Руководитель такого отряда рассматривался как представитель власти, приказной человек, хотя никакой государственной казны или чинов Ерофей Хабаров не имел.
Наказная память излагала задачи экспедиции. По существу, это была инструкция, как осуществить «проведывание новых землиц неясачных людей и приведение их под высокую государеву руку». Сначала Ерофею Павловичу для этой цели предписывалось использовать мирные методы, говорить с приамурскими народами «ласково и смирно, чтобы они были под государевой высокой рукою в вечном ясачном холопстве, навеки неотступны и ясак бы они... с себя давали». И только в том случае, если мирные отношения с местными народами не сложатся, те окажутся платить ясак и поведут себя враждебно, Хабаров получал предписание силой нажать на них и прибегнуть к военным мерам.
Перед выступлением отряда на Амур Францбеков напутствовал Хабарова:
— Скажи тамошним народам, пусть живут в прежних своих кочевьях без боязни. Коли у них есть враги — скажи им, чтоб полагались на нашу защиту. Защитим, не дадим в обиду. А за это порешим с каждого племени, каждого селения брать ясак в пользу белого царя, покровителя и защитника. Навеки им быть под государевой высокой рукой. Уразумел, Хабаров, каков ясак ты должен собирать с амурских народов?
— Уразумел.
— Тогда повтори.
— Меха соболиные, лисицы чёрные, чернобурые, красные, меха горностаевые, бобра, выдры, серебро, золото, драгоценные камни... Из пушного зверя главное — соболь.
— Хорошо усвоил. А ежели возникнет необходимость принять меры, способствующие беспрепятственному поступлению ясака, что станешь делать?
— Возьму в аманаты нескольких знатных мужиков, чтоб под таких исправно приносили ясак.
— Вот так и действуй.
Ещё Францбеков наказывал Ерофею Павловичу создавать на Амуре надёжные опорные пункты, крепосцы или острожки, окружённые стенами, откуда могли отправляться на промысел сборщики ясака. Острожки надо было надёжно укрепить, снабдить их стены бойницами, чтобы в случае крайней нужды вести огненный бой по нападавшим.
— И ещё, Ерофей, присмотрись — что за край тянется вдоль Амура-реки, — продолжал наставлять воевода. — Присмотрись также, что за народ там живёт, какому богу молится, возделывает ли землю, выращивает ли хлеб. Много ли всех людишек обитает по Амуру и на впадающих в него реках. Един ли это народ или разные, говорящие на разных языках. Попытайся составить чертёж реки Амур.
Хабаров выслушал напутствия Францбекова и задумался. Горькие мысли внушал Дмитрий Андреевич. И противоречивые. Ведь неглупый человек этот воевода и напутствия давал толковые, но, кажется, вызваны они не заботами о будущем крае, о людях, о местном населении. Печётся он об исполнителе его воеводской воли, Ерофее Павловиче Хабарове, который, по сути, лишь его постоянное орудие, средство обогащения. А может быть, опустился воевода Францбеков до уровня обыкновенного жулика и казнокрада, и тогда все его дельные напутствия не имеют никакой цены.
10. Поход на Амур
Стояла весна 1648 года с ночными заморозками и следами снежного покрова на тенистых склонах сопок. Караван из двух речных дощаников, вёзших около шестидесяти человек и груз, выходил с Лены в Олёкму. Гребцы сразу почувствовали, как нелегко идти вверх по извилистой реке с быстрым течением. Пришлось увеличить количество гребцов.
Невдалеке от впадения Олёкмы в Лену дощаникам Хабарова повстречалась лодка с промышленными людьми. Хабаров подал сигнал, чтобы лодка с Юрьевым и Оленем и несколькими покручениками остановилась, и пригласил Юрьева, державшегося за старшего, на свой дощаник.
— Откуда путь держите? — спросил Хабаров после того, как они познакомились.
— Зело тяжкий путь проделали, — ответил тот. — Недобрая река Олёкма, быстрая, порожистая. Берега безлюдны. Только редко-редко встретишь тунгусское стойбище или нашего промысловика.
— Далеко ли сплавали?
— До самого Амура-реки добрались. Поднялись вверх по Олёкме, потом по её притоку Тунгиру. Миновали много порогов. А за Тунгирем перешагнули через горный перевал. За перевалом оказались в речушке — не могу сказать, как она зовётся. Плыли по ней недолго и оказались в Амур-реке. Да пришлось скоро поворачивать назад.