Хадамаха, Брат Медведя
Шрифт:
– Так ведь это же… Содани! – изумленно взирая в запрокинутое заострившееся лицо, охнул старый игрок… и вдруг повел вокруг недобрым взглядом: – Это кто ж такое сделал с ним, а?
Под этим взглядом Хадамаха невольно отступил назад, поближе к стоящим плечом к плечу Донгару и Аякчан. Медленно, но как-то неумолимо вокруг них начинала собираться толпа – и взгляды у всех были такие же вопросительно-недобрые, как у Кремень-старика.
– Меня тоже это весьма интересует, – отчеканил холодный голос, и толпа раздалась перед высоким воином.
– Господин Советник… – пробормотал Хадамаха, хватая едва
– Это все он! Авахи, злой авахи! – раздался дикий вопль, и из толпы выскочил маленький щуплый человечек с копьем наперевес. И ринулся прямо к Хадамахе.
Мальчишка увидел раззявленный в крике рот и перекошенное ненавистью лицо Пыу – и сверкающий стальной наконечник. Хадамаха даже отскочить бы успел, но… на руке у него висел обессиленный Хакмар, ноги у самого подгибались от слабости, изодранная когтями Амбы грудь невыносимо болела… Мальчишка замешкался всего на мгновение. На один короткий удар сердца.
Второй раз сердце уже не ударило. Оно испуганно замерло, и что-то сперва холодное, как лед, а потом пылающее, как Огненный шар, вошло в него… Средний мир с грохотом перевернулся, и Хадамаха полетел наземь. Перед ним распахнулось огромное темное небо с сочувственно подмигивающими звездами, а потом все заслонила необыкновенно серьезная и напряженная физиономия Донгара.
– Не бойся, ты не умрешь! – сказал черный шаман, и голос его звучал в ушах у Хадамахи грохотом тысячи бубнов. – Я тебя вытащу.
И все заволокла тьма. Хадамаха чувствовал, что летит, и только из невозможного далека еще слышал испуганно-яростные крики:
– Он камлает! Камлает в Ночи! Это черный шаман, люди! Он во всем виноват! Бейте его! Бейте!
Свиток 25,
где Хадамаха возвращается с того света, но снова оказывается на краю гибели
Хадамаха недоуменно огляделся. Он никак не мог понять где он, а главное – что с ним. Он привык и к вытянутому человеческому телу, и к приземистому медвежьему, но сейчас чувствовал себя совсем маленьким и легким. И глядел на мир не снизу вверх, как медведь, и не прямо, как человек, а сверху, с большой высоты.
– Суок! Суок! – резким криком вырвалось из его тоненького хрупкого горлышка, он почувствовал, как возле плеч что-то шевелится, завертел головой и понял, что это крылья. Он летел! Он был птицей!
С высоты он увидел Великую реку, неспешно катящую воды среди серо-туманных берегов, кувыркнулся, опускаясь пониже, и полетел над черной непрозрачной гладью. Воздух над Великой рекой был тихим и неподвижным, словно спящим. Без всякого страха Хадамаха понял, что летит вниз по течению и впереди, приближаясь с каждым взмахом крыльев, разгорается уже знакомое алое свечение. А прямо на воде Реки кто-то стоял. Хадамаха круто свернул.
– Суок! – птица упала на плечо девчонке с медно-золотистыми косами.
– Хадамаха, ты, что ли? – растерянно пробормотала девочка и, сняв птицу с плеча, поднесла близко-близко к лицу, к то темно-зеленым,
– Я, – чирикнул Хадамаха, наконец отрываясь от созерцания этих переменчивых глаз. – Я превратился в птицу!
– Да не превратился ты в птицу! – воскликнула Калтащ, досадливо мотнув косами. – Это суок, твоя душа-птичка вылетела из тела! Ты… Ты умираешь… – и голос ее дрогнул. – Где этот проклятый мальчишка-шаман? Что он там, в Среднем мире, себе думает?
Хадамаха затих в руках у девчонки. Известие было неприятным. А с другой стороны, не больно совсем. И тепло от рук девчонки такое нежное, ласковое – День бы так сидел, ворковал:
– Суок! Суок! Я попаду в Нижний мир? – Ну, в конце концов, все там будем, а он в прошлый раз у Огненного озера даже осмотреться успел. – А ты меня навещать станешь? – Хадамаха-птичка умильно склонил головку к плечу.
– Может, и попадешь, – беспокойно оглядываясь по сторонам, будто что-то искала, пробормотала Калтащ. Хадамаху она, кажется, не особо и слушала. – А может, на подлете попадешься авахи Олеше из другого мира и превратит он тебя в куклу наследника Тутти! А что это такое, даже я толком не знаю! Но звучит – отвратительно! Эрлик, ну где же Донгар?
– А правда… – Хадамаха переступил лапками по нежной девичьей ладошке. – Правда, что ты с Эрликом того… гуляла?
– Правда, правда… – рассеянно бросила Калтащ.
– А с Уралом?
– И с Уралом… Ну наконец-то! – вскричала она и, шлепая по воде, бросилась к зыбкому, едва заметному прямоугольнику, вдруг прорезавшемуся среди серости тумана.
Туман внутри прямоугольника расплылся, и оттуда высунулась физиономия Донгара.
– А кто тебе больше нравится – Эрлик, Урал, ну, или… – Хадамаха снова замялся, затоптался…
Девчонка аж остановилась, подозрительно глядя на птичку.
– Или – кто? – настороженным голосом спросила она.
– Ну… я… – выдавил Хадамаха и от смущения немедленно спрятал голову под крылом.
– А с чего ты взял, что ты мне вообще… – тем игривым тоном, каким говорят девчонки на медвежьем празднике, начала Калтащ.
Выглядывающий из двери в другой мир Донгар шумно откашлялся.
– Давай его сюда скорее, бабушка Калтащ, а то меня там, кажется, бьют, – с болезненной гримасой выдавил черный шаман.
Да Хадамаха и сам бы ему навернул! Что ж он лезет-то не вовремя! И какая Калтащ ему бабушка! Нашелся тоже внучек!
– Лети уж, птичка-медвежонок! – всполошившаяся девчонка мгновенно сунула Хадамаху в протянутые руки Донгара.