Хафиз и пленница султана
Шрифт:
Судя по положению светила, было около девяти часов. Али заглянул в лицо спящей девушке, оно было так прекрасно, что у него защемило сердце. Он наклонился над ней, едва удерживаясь, чтобы не поцеловать.
– Только попробуй, – произнесла девушка, не открывая глаз.
Али отпрянул.
– И прекрати пялиться на меня, – добавила Йасмин.
Али отвернулся и стал обозревать окрестности.
– Что у нас на завтрак? – спросила Йасмин.
– То же, что и вчера.
– Нет уж, хлеб с сыром я больше есть не буду.
Йасмин села, отбросила одеяло и сладко потянулась. – О-ох, никогда я так хорошо не спала. Вот уж не думала, что на крыше так хорошо спится.
– Я думаю, что дело не в крыше, а в свежем воздухе. Я дома всегда в саду спал летом.
– Да, теперь я понимаю, почему тебя отец на работу взял.
– Почему? – удивился Али. – Потому что я в саду спал?
– Нет, потому что ты умный, хотя последнее твое замечание заставило меня в этом усомниться, – съязвила девушка. – Так что насчет завтрака?
Произнесенная тирада привела Али в некоторое замешательство. Он взглянул на Йасмин, думая, на какое из ее замечаний отреагировать.
– Ну, давай уже говори что-нибудь, – нетерпеливо сказала девушка.
– Как-то я с утра плохо соображаю.
– И давно это у тебя.
– После ночи, проведенной с тобой. Раньше я такого за собой не замечал.
– Ты хочешь сказать, что мужчины теряют разум рядом со мной?
– За других не скажу, но я, так, точно. Так что ты там говорила?
– Я говорила про завтрак, что я не буду есть черствый хлеб с сыром и запивать сырой водой.
– Ну, есть еще винный уксус.
– Уксус пей сам, тебе это на пользу пойдет, ухмыляться перестанешь.
– Чего же предпочитает принцесса на завтрак?
– Зря смеешься, ко мне сватался один принц из Сирии, но отец не отдал меня.
– Почему?
– Скучать, сказал, буду, далеко больно.
– А ты пошла бы?
– Пошла бы, в наше время принцы на дороге не валяются.
Али хмыкнул, поднялся и пошел к лестнице.
– Эй, ты куда?
– Пойду готовить завтрак вашему высочеству.
– Раздобудь молока и свежего хлеба. Я тоже сейчас спущусь.
Али спустился в сад, умылся у колодца. С крыши он видел, как во дворе одного из ближайших домов дымился тандир. Выйдя из дома, он направился туда. Хлеб выпекала женщина. Остановившись у ограды, Али вежливо поздоровался.
– Мир тебе, добрая женщина.
Обернувшись, хозяйка приложила ладонь ко лбу козырьком и, разглядев Али, закрыла нижнюю часть лица краем платка и слегка поклонилась, отвечая на приветствие.
– Можно ли купить у тебя хлеба и молока?
Женщина, обернувшись к дому, окликнула кого-то, прибежал малец, лет десяти. Она что-то сказала ему, он вернулся в дом и появился, держа обеими руками небольшой глиняный кувшинчик.
– Я в том доме остановился, – показал Али. – Я работаю у Шамса. Кувшин верну. Сколько с меня?
– Мы хлебом не торгуем, для себя печем, возьмите так, денег не нужно. Тем более человеку Шамса. Мы ему многим обязаны. Только передайте ему, что староста нас мучает, так и скажите.
– Передам, обязательно, а за еду большое спасибо.
Али взял хлеб, молоко и вернулся в дом.
Табриз.
– Опять ты, – сказал сахиб ал-хасс.
– Я, – подтвердил Али.
– Что тебе на этот раз нужно?
– Ничего особенного, навестить Туграи.
– Исключено, – заявил начальник.
– Да?
– Да.
– На каком основании? – Поинтересовался Али.
– На основании запрета, наложенного вазиром Шараф ал-Мулком.
– Может, ты меня все-таки пустишь к нему ради нашей дружбы?
Выдержав изумленный взгляд начальника, Али напомнил:
– Мы же вместе учились, ты что, забыл?
Али поступил в медресе в тот год, когда Рамиз, так кажется, звали начальника, заканчивал его. Но Рамиз, учившийся на богословском отделении, (туда легче было поступить), не пошел работать по специальности.
– Может быть, мы и учились вместе, но вот дружбы я что-то не припомню, – заявил Рамиз.
Али не стал настаивать, заметив лишь, что грешно отвергать руку, предлагающую дружбу, затем спросил:
– Скоро его выпустят?
– Послабления режима содержания не ожидается. – Сверля посетителя взглядом, – ответил начальник.
Поняв, что в этот раз он ничего не добьется, Али направился к дверям. Но Рамиз сам окликнул его и поманил. Али подошел к нему и наклонился.
– У меня были неприятности из-за твоего прошлого визита. – Понизив голос, сказал сахиб ал-хасс.
– А кто стукнул?
– Изз ад-Дин Казвини.
– А, вот оно, что, как я сам не догадался. Ты помнишь, он читал нам курс «Основы фикха». А когда Шамс приезжал в медресе, он только что перед ним спину не выгибал.
– Я получил приказ отправить его в Марагу, – продолжал начальник, – Но следом мне доставили другой приказ – казнить его.
Побледнев, Али посмотрел на Рамиза. Тот развел руками – не знаю, что делать.
– Я могу сказать, что с тобой будет, – заговорил Али, – если ты пустишь к нему палача. Хорезмийцы рано или поздно уйдут. Тогда тебе придется уйти вместе с ними, табризцы тебе этого не простят. Шамс для них – отец родной.
– Я не такой дурак, как ты думаешь? Я отправлю его под конвоем в Марагу. Но там его должны казнить, вместе с ними поедет курьер, который везет приказ о казни. Шараф ал-Мулк не хочет этого делать в Табризе, зная его авторитет в городе, опасается народных волнений. Султан усмиряет грузин, в городе всего лишь один гарнизон шихны.