Хагалаз. Восхождение

Диас Отто

— Нет, не всё, но мои предки стремились к понятию благородного долга.

— Твои предки стремились вырезать свой же род и отлично с этим справлялись. Неужели ты пытаешься привязать себя к их морали? Только вдумайся, Хаара… ты последняя из Дефоу, вольна поступать так, как тебе заблагорассудится, не оглядываясь ни на кого.

— Да, ты прав. Именно так я и поступаю.

— Ты поступаешь, как велит тебе местный закон.

— Затеял спор, чтобы отговорить меня? — Девушка пристально посмотрела на мага. Его губы тронула лёгкая усмешка. — Осторожно, Леоссар, а то подумаю, что я тебе не безразлична.

— Ты мне должна.

— Правда? И это всё, что тебя беспокоит?

— Я

ведь рассуждаю с позиции эгоиста. Разумеется, это всё, что меня беспокоит.

Прозвучавшие слова заставили Хаару внутренне сжаться. Она приложила усилие, чтобы не выдать обиды, и вымученно улыбнулась, уставившись в костёр. Должница. Она для него просто должница.

— Чего затихла, принцесса? — спросил Леос, заметив её смятение. Девушка не взглянула в его сторону, боясь, что маг распознает её слабость.

— Да так… задумалась.

— О чём?

— О долге. Что ты попросишь, если я останусь жива?

Леоссар изобразил задумчивость. Ранее Хаара не задавала подобного вопроса, и ему казалось, что девушка согласна на всё.

— Если — это условность. Глупо загадывать наперёд.

— А ты загадай. Ведь наверняка ты думал об этом.

Леос думал, однако ничего толкового на ум не шло. Страшно было даже предположить, как развернутся события, если девушка проиграет или победит. В конце концов, ничего нельзя было предугадать заранее. Проще всего было свести тему на нет.

— Будет день, будет хлеб, принцесса. Сначала выживи, и потом мы поговорим. — Маг подкинул в костёр хвороста, а Хаара, подтянув колени к груди, меланхолично уставилась на крохотные языки пламени. 

Глава 2 Покровитель

— Они сказали, что я помеха для влиятельного человека, и должен прекратить сражаться, иначе убьют.

— Так и сказали? — с толикой сомнения уточнил Арравел.

— По моему лицу не видно?

Лорд нахмурился и откупорил бутылку с ромом. Нос Блэйра и вправду стал походить на сине-багровую сливу. В том, что на него напали, сомневаться не приходилось. Мужчина, однако, не выглядел испуганным. Для него, убийцы, сражения, травмы и близость смерти стали чем-то естественным с тех пор, как он здесь очутился. Арена меняла людей. Не постепенно, аккуратно, продуманно, нет. Она переворачивала в человеке всё и сразу: его цели, принципы, восприятие; заставляла иначе взглянуть на жизнь и пробудить в себе силы, каких до этого не требовалось. Блэйр, которому не дано было элементарное право выбора: биться или гнить за решёткой, не мог от такой жизни отказаться. Единственное, на что оставалось уповать, это победы в нечастых схватках, которые дают возможность пожить ещё немного. Однако что-то пошло не так, и случившийся инцидент дал мужчине понять, что он обрёл себе нежелательных врагов, попал не в то поле зрения, где-то ошибся. Блэйр смотрел на своего покровителя с вопросом, а увидев в его руках алкоголь, осуждающе хмыкнул.

— Выпьешь? — из вежливости поинтересовался Арравел.

— Нет.

Мужчина сделал глоток и откинулся на спинку кресла.

— Имени не назвали?

— Я бы его сказал.

— Было бы неплохо узнать, кто за этим стоит. Подкуп стражи дело обычное, им наплевать, кого бить, если заплатят, и наплевать, кого сдать, если денег предложат больше. Думаю, дело в ставках. Видимо, кто-то на твоих победах разоряется, но вариантов слишком много, это как тыкать пальцем в небо. Придётся последовать примеру врага. — Арравел отхлебнул рома. — Знаешь, почему на войне правители брезгуют услугами наёмников? Потому что шанс, что те перебегут на сторону врага, если там запахнет золотом, слишком велик. А теперь представь, что целый отряд находится в стратегически важной точке. И им даже не нужно придумывать тактику, чтобы разорить лагерь или сжечь город изнутри. Не практично. То же самое и здесь.

— Что мне делать?

Арравел призадумался.

— К твоей камере будет приставлен человек. Он проследит за порядком, пока я выясню, у кого столь быстро закончилось терпение, и решу эту проблему. Ты ведь не можешь уйти с арены, вот-вот начнётся турнир. И я хочу, чтобы ты выиграл его, понимаешь?

Блэйр мысленно выругался. Этого момента он боялся больше всего потому, что шансы на выживание резко сокращались. Турнир. В битве сойдутся не дилетанты, а люди, пережившие уже десятки сражений. Что он противопоставит этим убийцам, питающимся чужими душами и кровью? Отчаянье, с которым велары идут в последний бой сопоставимо лишь с чувством осуждённого на казнь, ведь каждый из них понимает — дороги назад уже нет. Свобода — это хорошо. Но стоит ли ставить на кон жизнь?

— Я уже выдвинул твою кандидатуру, — вдруг заявил Арравел, и Блэйр вскинул брови. Что этот лорд о себе возомнил? Да, быть веларом — страшная участь, он обязан биться на арене, но участие в турнире — его выбор и решение. Блэйр должен был сам изъявить желание. — Пока молчи об этом. Лишние слухи могут сыграть плохую шутку.

— Я не дурак, чтоб о таком трепаться.

— Знаю, но предостеречь обязан. — Арравел добродушно улыбнулся. — Я ведь тебе не враг, напротив, единственный друг в этих скользких стенах беззакония.

— Я вам выгоден.

— Да, выгоден, но дело не только в личном интересе… я питаю к тебе симпатию, как к человеку. Познакомься мы в иных условиях, могли бы стать товарищами, вместе ездить на охоту, посещать знатных особ. Как ты относишься к женщинам? Я вот к ним очень благосклонен, особенно к тем, что питают любовь к прекрасному. Знал я одну девицу, она очень искусно рисовала…

У Блэйра так ломило тело, что появившиеся некстати розовые мечты лорда вызывали тошноту. Хотелось вернуться в камеру, лечь, забыться, а не выслушивать бредовые истории жизни. Мужчина тяжко вздохнул. Его пристальный недовольный взгляд поумерил пыл Арравела, жаждущего поведать велару о прелести жизни богатых.

— Слушай, я выпишу тебе лекаря. Согласен? Что-то вид у тебя совсем неважный. Не так должен выглядеть будущий победитель.

Против этого предложения Блэйр не возражал. Он и сам бы давно подлечился, но тюремные условия не располагали. Добродушием лорда было грех не воспользоваться. Допив ром, Арравел, наконец, позволил Блэйру удалиться, и тот мысленно поблагодарил Геул за эту милость. Шествуя по коридору в сопровождении стражей, мужчина внутренне опасался, что его снова пихнут в тёмный угол, изобьют или вовсе удавят, однако в этот раз жизнь оказалась доброжелательной, и Блэйр добрался до места заточения в том же виде, в каком его покинул.

Вернувшись в камеру, мужчина немедленно опустился на койку и представил, как сейчас окунётся в сон, однако прозвучавший рядом голос Канутуса разрушил его мечты. Новый сосед, получавший в отличие от Блэйра истинное удовольствие от сражений, прильнул к решётке и тихо спросил:

— Давно стало любопытно, куда тебя так часто водят? Уж не на арену точно…

Мужчина ответил не сразу. Да и что он должен был сказать? Рассказывать про Арравела и Джаваху было запрещено, ведь это несколько возносило его над другими веларами. А придумать правдоподобную ложь быстро не удавалось. Блэйр настороженно уставился в грязную стену, шмыгнул разбитым носом и тут же об этом пожалел.