Хагалаз. Восхождение
Шрифт:
— Разве люди ему поклоняются?
— Нет, даже имя предпочитают не называть, но дань платят постоянно.
— И идут сюда охотнее, чем в храм, разве не парадокс? Геул олицетворяет жизнь, мир, солнце, а люди требуют плоти и крови себе подобных, это почти предательство.
Глава 5 Известие
Наоми выглянула из окна спальни и уставилась на широкую мрачную площадь. Начинался дождь. Столица заранее оплакивала тех, кому ещё только предстояло умереть. Серое марево сгустилось над городом и угрожающе дышало в лица его жителям.
Девушка положила руку на свой слегка округлившийся
В дверь постучали.
— Ваше Величество?
— Иду.
Наоми задёрнула занавеску, укутала плечи в белоснежную накидку и направилась к двери. Сегодня был день приёмов и, пусть прежде она не стремилась участвовать в этой обязательной процедуре, сейчас девушка чувствовала, что должна быть рядом с мужем везде и всегда. Величественно подняв подборок, она прошествовала в тронный зал, где уже в ожидании восседал Лонгрен, а в числе ближнего окружения короля бесцеремонно стояла Мисора. Наоми сделала над собой усилие, чтобы не смотреть в её сторону. Присутствие наложницы оскорбляло даже сильнее прежнего. Почему она находится здесь? Пусть будет подстилкой Лонгрена, но стоять в ряду его приближённых людей! Ярость душила королеву. Ещё сильнее её угнетало то, что Мисора держалась спокойно и слишком вольно в присутствии правителей. Позволяла себе дерзкие улыбочки, иной раз неаккуратные слова или жесты. Недостаточно низко опускала голову в приветствии, хотя Наоми хотелось, чтобы она падала перед ней ниц. Но как настроить против этой женщины короля? Ведь даже к Наоми он никогда не выказывал такого расположения, к жене, носящей под сердцем его сына!
— Ваше Величество… — Наоми кивнула и слегка присела в знак приветствия. Лонгрен скупо ответил ей, и она опустилась рядом, расправив складки платья. Отсутствие грубости — уже милость. Девушка украдкой взглянула на стоящую неподалёку женщину. На Мисоре было тёмно-синее платье, подчёркивающее её статный торс и контрастирующее с цветом кожи. Волосы аккуратно собрали в высокую причёску, и лишь две маленькие прядки свободно падали по обе стороны лица. Она была красива. Даже после родов, пленения, работы служанкой Мисора походила на юную особу знатного происхождения. Наоми поймала себя на мысли, что завидует, ведь её собственная внешность была гораздо тускней, да и нрава она была спокойного, совсем не то, что нужно Лонгрену.
В центр залы вышел главный советник и поклоном поприветствовал правителей. Человек преклонного возраста, чья тяга к роскошным цветастым нарядам не раз вызывала негодование в высших кругах, не нравился Наоми главным образом из-за того, что по натуре был лицемером, а на душе имел увесистый грех в виде государственной измены. Второй человек государства при трёх королях. Наоми ужасал этот факт. Как-то раз она заикнулась об этом мужу, говоря:
— Он предал Иландара, почём знать, что не предаст и вас?
Но Лонгрен в его отношении был категоричен:
— Иландар хотел упразднить совет, выгнать всех, кто когда-то служил его отцу, вёл себя, как взбалмошный глупец, а я понимаю, как важна поддержка влиятельных людей. Только благодаря им я и взошёл на трон.
Наоми оставалось смириться. Холгер Логенрос, а так его звали, объявил о прибытии гонца с восточного округа. Король велел ему войти, и вскоре перед собравшимися возник раскрасневшийся то ли от волнения, то ли от бега юноша в чёрных одеждах. Он опустился на одно колено, склонив голову перед королём и выждал, пока Лонгрен разрешит ему подняться.
— Говори…
— Ваше Величество, я прибыл по приказу главнокомандующего Йота — Родриго Мирана с дурной вестью. Маги-изгнанники, объединившиеся под знаком Иннун, напали на Ютру, вырезали город и обосновали там лагерь. Согласно сведениям нашей разведки, они отсекли жителям головы и насадили на пики вокруг городской стены. Ранее похожие бесчинства были замечены на юге. Несколько отрядов из Лакуды подверглись нападениям и были убиты вместе с командиром. Мы подозреваем, что это негласное объявление войны.
Наоми вздрогнула от этих слов и почувствовала, как её затошнило. В последние дни девушка и так чувствовала себя неважно, а упоминание об убийстве напомнило ей собственную жестокость, страшный ритуал, о котором так хотелось забыть. Лонгрен нахмурился.
— Иннун? Вы уверены?
— Да, Ваше Величество, на местах, где были зверски убиты люди, они оставляют кровавую метку хаоса. Нет сомнений, что это изгнанники.
Наоми заметила, как лица присутствующих побелели. Даже Мисора, которую никогда не волновали сторонние проблемы, напряглась и как будто сжалась. Мужчины переглянулись, и верховный главнокомандующий что-то шепнул на ухо главе рыцарского ордена. Лонгрен долго не мог найти ответа.
— Вам известно их число?
— По нашим предположениям, около сорока.
— Тысяч?
— Нет, Ваше Величество. Сорока человек.
На лице короля отобразилось негодование.
— Это что, дурная шутка? Почему вы не перебили их? Неужели сорок отщепенцев для вас большая проблема?
— Прошу прощения, Ваше Величество, — вмешался Холгер, — но Иннун, должно быть, представляют из себя преступную организацию смешавшихся кланов. Маги и без того опасны, если их не держать в узде, а маги, отвергнутые своими же и того хуже. Боюсь, это объединение является опасной угрозой, и к вопросу о его ликвидации стоит подойти со всей серьёзностью.
— Почему им вообще позволили объединиться? Куда смотрели пограничники, рыцари? Вам дали слишком много свободы, и вы забыли про долг!
Гонец содрогнулся и Наоми показалось, что Лонгрен не отпустит его живым, но король внезапно смягчился, будто сообразил, что обсуждать такой вопрос в присутствии посторонних неправильно.
— Срочно созвать совет. Если есть ещё информация, которую мы должны знать, говори!
— Н-нам больше ничего не известно, Ваше Величество, — юноша на всякий случай склонил голову. Лонгрен махнул рукой, велев ему удалиться и тот, раскланявшись напоследок, поспешил покинуть тронный зал. Король тут же встал и стремительно спустился, давая остальным понять, что совет не терпит отлагательства. Наоми поднялась следом, и дурнота усилилась, подступив к самому горлу. «Быстрей в покои», — подумала она и порадовалась, что в её присутствии на совете никто не нуждается.