Хакер
Шрифт:
Когда он вернулся в комнату, дядя Паша рассматривал компакт-диски на полке. Красный шарик сам бегал по зелёному полю, показывая своё мастерство, вернее, мастерство программистов, создавших несколько демо-уровней.
— Не интересно, что ли? — удивился Лобстер, кивнув на монитор.
— Я же говорю — хрень! — скривился дядя Паша. — А это что такое? — В руках он держал коробку с болванками компакт-дисков.
— Это пустышки. Просто у меня пишущий сидюк в машине стоит. Я, вместо того чтобы бабки на дорогую «компашку» тратить, перепишу себе любой софт на классный носитель — и все дела!
— Софт? —
Лобстер рассмеялся — стопроцентный «чайник», таких он, пожалуй, ещё не встречал.
— Все программки называются софтами, а компьютеры — «железом», — пояснил он.
— И хороший у тебя компьютер? — дежурно поинтересовался сосед.
— «Пентиум», — сказал Лобстер. — Неплохой вообще-то. Скорость работы зависит от тактовой частоты.
Дядя Паша поставил коробку на полку, стал рассматривать корешки хозяйских книг.
Лобстер всё понял. Не в первый раз он сталкивался с полным равнодушием к тому, что было для него очень важным и дорогим, что захватывало его целиком. Может быть, он, конечно, фанат, одержимый? Разговаривает на непонятном людям, как говорит Никотиныч, «птичьем» языке. Но как может быть неинтересен виртуальный мир, которым ты можешь управлять по своему усмотрению, словно бог?
— Много денег надо? — спросил Лобстер.
— На пару пива, больше не давай, — сказал дядя Паша. — Я уже столько назанимал — неудобно. Ты только не думай, я с пенсии верну. Я не такой — не халявщик.
— Я и не думаю. Что, опять вчера с мужиками во дворе гуливанили?
— Есть маленько, — вздохнул дядя Паша. — У них-то ещё меньше моего пенсии. Я, считай, богач.
«Какое уж тут богатство, если каждый день бухать!» — подумал Лобстер. После того дня, как они познакомились, он больше не пил. Да и не хотелось вовсе.
— А жрать-то у тебя есть чего-нибудь? — Лобстер полез по карманам джинсов.
— Есть маленько, — повторил дядя Паша. — А это кто? — показал он пальцем на череп.
— Это — бедный Йорик, — пошутил Лобстер.
«Взяли, выкинули здорового мужика на пенсию, чтоб окончательно спился!» — подумал он. Обычно социальные вопросы его мало интересовали, и газет он не читал, и телевизор не смотрел. Но иногда вдруг пропирало, будто вдруг чувствовал себя лохматым студентом из «Народной воли»: хотелось сделать бомбу и бросить её в окно чиновничьего кабинета. Пожалуй, если б в его жизни не было компьютера, он стал бы не учёным-физиком, а бунтарём: ходил на демонстрации, митинги, брызгая слюной, выкрикивал пламенные речи на площадях в микрофон…
Денег в карманах не оказалось. Лобстер на мгновение задумался — неужели кончились? Потом вспомнил — вчера Никотиныч разменял стодолларовую купюру, чтобы купить продуктов, сдачу куда-то положил, но только Лобстер не помнил куда.
Он стал рыскать по комнате в поисках денег: пошарил на полках в шкафу, заглянул за шторы, даже приподнял мониторы, надеясь, что деньги под ними.
— Сейчас-сейчас, дядя Паша, ты посиди пока!
Сосед терпеливо ждал, поглядывая на Лобстера, крутил в руках коробки с компакт-дисками.
Лобстер обыскал всю комнату, переместился на кухню. Дядя Паша последовал за ним.
Котёнок Триллер сидел на подоконнике и сыто жмурился.
— Я тебя когда-нибудь убью, скотина! — пригрозил Лобстер. Он отправился в ванную за тряпкой.
— Смотри, прижился он у вас, — заметил дядя Паша. — А у меня носился каждую ночь, как недорезанный, спать не давал.
— Прижился! — недовольно проворчал Лобстер. Он подцепил рыбью голову на совок, выбросил в мусорное ведро, стал затирать тряпкой пол. — Кусается, царапается, орёт, по шторам скачет, одну уже порвал. У меня вон все ноги в царапинах, раздеться стыдно. С ним меня Марина Леонидовна точно выкинет!
— Не выкинет, не ссы, поговорю я с ней! — кивнул головой дядя Паша. — Так вот ж они, деньги! — он кивнул на холодильник. Действительно, на крышке холодильника лежали доллары — пятьдесят и двадцатка. Лобстер протянул дяде Паше двадцатидолларовую купюру.
— С пенсии вернёшь.
— Не, Олег, я таких бабок взять не могу! — помотал головой дядя Паша.
— Почему? — удивился Лобстер.
— Не догоняешь, что ли? На пивко я у тебя всего три десятки возьму и отдам потом легко, а если двадцать «зелёных» — это ж без малого шестьсот! Думаешь, я двумя бутылками успокоюсь, если у меня в кармане бабок полно? Русской натуры не знаешь? Мне ещё захочется. Пока всё до последнего фантика не спущу, не уймусь. Поэтому ты мне лучше рублей поищи.
— Ну, нету у меня рублей — кончились! — похлопал себя по карманам Лобстер, его начинала раздражать назойливость дяди Паши.
— Хорошо, пойдём — разменяешь и дашь мне на пивко, — невозмутимо сказал сосед.
Лобстер заглянул в холодильник, взял пакет с ананасовым соком, потряс в руке. Сока было на донышке. Кроме сока надо ещё сладенького купить, чтобы мозги лучше соображали: халвы, шоколада, конфет.
— Ладно, пойдём, — со вздохом согласился Лобстер.
Он зашёл в обменный пункт, сунул в металлический лоток двадцать долларов. Дядя Паша нетерпеливо мялся на улице за дверью. Лобстер за ним наблюдал.
Глядите-ка, в последнее время он стал прислушиваться к мнению других, поступать согласно их воле! Лаборантка, сосед. Скажи ему ещё полгода назад, что он по прихоти какого-то пьяницы пойдёт менять доллары, чтобы одолжить ему тридцать рублей, он бы рассмеялся и покрутил пальцем у виска — никогда! А теперь вот… Лобстер пересчитал деньги и вышел на улицу.
— Держи! — сунул дяде Паше в руку пятьдесят рублей.
— Спасибо, Олежек! — Сосед посмотрел на него подобострастно. — Что бы я без тебя делал?
— Кого-нибудь другого затопил, — пошутил Лобстер.
Они двинулись по тротуару вдоль бесконечного ряда припаркованных машин к ближайшему магазину.
Дядя Паша начал что-то рассказывать и вдруг с силой толкнул Лобстера, навалился на него, уложил на асфальт, под бок к припаркованной «пятёрке» красного цвета. Лобстер услышал, как сбоку тихонько тренькнуло стекло, но пока ещё не понял, что случилось.
— Блин, что за дела! — закричал Лобстер, пытаясь скинуть с себя соседа. Дядя Паша оказался тяжёлым, кроме того, от него сильно несло застарелым перегаром, вызывающим тошноту. Сосед закрыл широкой ладонью его рот, прошептал: